Абрахам Мэррит - Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип] Страница 8

— С чего вы начнете, Рикори?

— Я съезжу к сестре Питерса.

— Она знает, что Питерс умер?

— Нет, — ответил он неохотно. — Она думает, что он уехал. Он часто подолгу отсутствовал и при этом не сообщал ей о себе. Обычно я держал связь с ней и сообщал ей о нем. Я не сказал ей о его смерти потому, что она очень любила его и это известие причинит ей огромное горе… А через месяц у нее будет еще ребенок.

— А знает она, что Гортензия умерла?

— Не знаю. Может быть. Хотя Мак Канн явно не знает.

— Ну, хорошо, — сказал я. — Не знаю, удастся ли вам и теперь скрыть от нее смерть Питерса. Но это ваше дело.

— Точно, — ответил он и пошел к машине.

Мы с Брэйлом едва успели вернуться в мою библиотеку, как зазвонил телефон. Брэйл ответил. Я слышал, как он выругался. Рука его, державшая трубку, задрожала. Он сказал:

— Нам нужно немедленно идти.

Он медленно положил трубку и обернулся ко мне. Лицо его было искажено.

— Сестра Уолтерс заразилась от Питерса.

Я вздрогнул. Уолтерс была прекрасной сестрой и, кроме того, весьма приятной и красивой молодой особой. Чистый галльский тип — синевато-черные волосы, голубые глаза с удивительно длинными черными ресницами, молочно-белая кожа, да, изумительно привлекательная девушка. Минуту помолчав, я сказал:

— Ну, вот, Брэйл, все ваши догадки летят к черту. И ваша теория убийств. От Дорнили к Питерсу, затем к Уолтерс. Нет сомнения, что это инфекционная болезнь.

— Разве? — сказал он угрюмо. — Я что-то не очень готов согласиться с этим. Случайно я знаю, что Уолтерс тратит большую часть своих денег на маленькую больную племянницу, которая живет вместе с ней, — девочку восьми лет. Идея Рикори об общем интересе подходит и к этому случаю.

— Тем не менее, — мрачно заявил я, — я собираюсь принять все меры против заражения.

Во время этого разговора мы оделись и сели в мою машину. Госпиталь был всего в двух кварталах, но нам не хотелось терять ни одной минуты. Я приказал перевести Уолтерс в изолятор. Осматривая ее, я обнаружил ту же пластичность тела, что у Питерса. Но, в отличие от него, ее глаза и лицо не выражали интенсивного ужаса, хотя страх в лице был. Страх и отвращение, никакой паники. Опять у меня было впечатление, что она смотрит наружу и внутрь. Когда я осматривал ее, то ясно увидел, что на несколько мгновений она узнала меня, и глаза ее приняли умоляющее выражение. Я посмотрел на Брэйла, он кивнул, он тоже заметил это.

Дюйм за дюймом я осмотрел ее тело. Оно было совершенно чисто, за исключением розовой полоски на правой подошве ноги. Внимательный осмотр привел меня к выводу, что это было какое-то поверхностное повреждение. Оно совершенно зажило, кожа была здоровой.

Во всём остальном случай был аналогичен случаю Питерса и другим. Она потеряла сознание сразу же, когда собиралась уходить домой. Мои вопросы ее подругам были прерваны восклицанием Брэйла. Я повернулся к кровати и увидел, что рука Уолтерс слегка приподнята и дрожит, как будто это действие стоило огромного напряжения воли. Палец на что-то указывал. Я посмотрел в указанном направлении.

Она указывала на розовую полоску на ноге, и на эту полоску смотрели ее глаза.

Напряжение было слишком велико, рука упала, глаза снова наполнились страхом. Но нам было ясно, что она хотела что-то сообщить нам, что-то, связанное с ее зажившим ожогом на ноге. Я стал спрашивать сестер, не рассказывала ли она им чего-нибудь о повреждении ноги. Никто ничего не слышал. Сестра Роббинс, однако, сообщила мне, что она жила вместе с Гарриет и Дианой. Я спросил, кто такая Диана, и она ответила мне, что это имя маленькой племянницы Уолтерс.

Роббинс собиралась уходить, и я попросил ее зайти ко мне сейчас же, как только она придет на работу.

Хоскинс взял кровь на анализ. Я попросил его быть очень внимательным и сообщить мне сейчас же, если он найдет светящиеся корпускулы. Бартенс — прекрасный эксперт по тропическим болезням — случайно был в госпитале, а также Сомерс — специалист по мозговым болезням, пользовавшийся моим большим доверием. Я привлек их к моим наблюдениям, ничего не рассказывая о предыдущих случаях. Пока они осматривали Уолтерс, Хоскинс вернулся и сказал, что он выделил светящийся корпускул. Я попросил обоих врачей пойти с Хоскинсом и сказать мне потом свое мнение. Они вернулись несколько озабоченные и взволнованные. Хоскинс, говорили они, показал им лейкоцит, содержащий «фосфоресцирующее ядро». Они смотрели в микроскоп, но не нашли его. Сомерс серьезно посоветовал мне проверить У глазного врача зрение Хоскинса. Бартенс сказал ехидно, что он удивился бы меньше, если бы увидел миниатюрную русалку, плавающую внутри артерии.

По этим замечаниям я еще раз понял, как умно я поступил, что молчал обо всём деле.

Ожидаемая смена выражения лица у Уолтерс не появлялась. Продолжало держаться выражение ужаса и отвращения. Бартенс и Сомерс, оба, заявили, что это выражение необычно. Оба они согласились с тем, что состояние больной вызвано каким-то повреждением мозга. Они не нашли никаких признаков инфекции, яда или наркотика. Согласившись с тем, что случай очень интересный, и попросив меня сообщить о дальнейшем течении болезни, они удалились.

В начале четвертого часа появились изменения выражения лица, но не так, как мы со страхом ожидали. На лице появилось только отвращение. Один раз мне показалось, что по лицу пробежало и моментально исчезло дьявольски-злобное выражение.

В середине четвертого часа глаза ее снова узнали нас. Сердце стало работать медленнее, но я чувствовал какую-то концентрацию нервных сил.

И затем ресницы начали подниматься и падать: медленно, как будто с огромным усилием, причем равномерно и как будто целеустремленно.

Четыре раза они поднимались и опускались, затем — пауза, затем они закрылись и снова открылись. Она повторила это дважды.

— Она пыталась что-то просигнализировать, — прошептал Брэйл, — но что?

Снова длинные ресницы опустились и поднялись четыре раза… пауза… девять раз… пауза… один раз…

— Она умирает, — шепнул Брэйл.

Я опустился со стетоскопом у ушей… медленнее билось сердце… еще медленнее… и остановилось.

— Она умерла, — сказал я и поднялся. Мы наклонились над ней, ожидая последней ужасной спазмы, или как это еще назвать. Но ее не было. На лице всё еще держалось выражение отвращения. Никакой дьявольской радости. Никаких звуков. Под моей рукой я чувствовал, как быстро затвердевает ее рука.

Неизвестная смерть погубила сестру Уолтерс — в этом не было сомнений. Но каким-то неясным, подсознательным путем я чувствовал, что она не победила ее полностью.