Александр Дюма - Предводитель волков. Вампир (сборник) Страница 8

Кстати, не вы выбираете героя, это герой выбирает вас; и хорош он или плох – я увлечен именно этим героем.

Итак, я попытаюсь дать портрет Тибо-башмачника – простого человека, делающего сабо, как художник создает портрет, который принц королевской крови желает отправить своей невесте.

Тибо был человеком лет двадцати пяти – двадцати семи, высоким, хорошо сложенным, крепким, но с какой-то непонятной тоской на сердце и унынием в душе. Это уныние рождалось от капли зависти, которую он всегда испытывал – возможно, сам того не желая, безотчетно – к более удачливому, чем он, ближнему.

Его отец совершил в свое время ошибку, серьезную во все времена, но еще более непростительную в эпоху абсолютизма, когда никому не позволено было возвышаться над своим сословием, тогда как в наше время при определенных способностях можно достичь желаемого.

Отец дал ему образование, непозволительное при его общественном положении. Тибо учился в школе аббата Фортье, магистра из Виллер-Коттре; он умел читать, писать, считать; он даже немного знал латынь, чем очень гордился.

Тибо много времени проводил за чтением. Особенно он любил модные книги конца последнего столетия.

Словно неудачливый химик, он не умел отличить хорошее от плохого и в огромных количествах проглатывал преимущественно плохое, позволяя хорошему осаждаться на дне стакана.

Без сомнения, в двадцатилетнем возрасте Тибо мечтал вовсе не о том, чтобы делать сабо.

В какой-то момент он склонялся к военной службе.

Но его товарищи, состоявшие на службе короля и Франции, как начали ее солдатами, так и окончили простыми солдатами – не продвинувшись за пять или шесть лет рабского служения, не получив никакого чина, не дослужившись даже до капрала.

Потом Тибо мечтал стать моряком.

Но для простолюдинов карьера моряка была еще более недоступной, чем армейская.

Проведя пятнадцать или двадцать лет в опасности, среди бурь, в боях, он мог дослужиться всего-навсего до боцмана – только и всего!

Кроме того, Тибо мечтал вовсе не о короткой курточке и парусиновых штанах: его амбиции простирались до облачения королевского голубого цвета с красным жилетом и золотыми эполетами в форме кошачьей лапки.

Но не было случая, чтобы сын башмачника стал капитаном фрегата, и даже капитан-лейтенантом, и даже просто лейтенантом.

Таким образом, от мечты стать моряком пришлось отказаться.

Еще Тибо хотел стать нотариусом. Какое-то время он мечтал поступить рассыльным к мэтру Нике, королевскому письмоводителю, и подниматься по служебной лестнице благодаря быстроте ног и живости пера.

Но, дослужись он даже до чина старшего делопроизводителя с сотней экю в год, где ему было взять тридцать тысяч франков, необходимых для покупки скромной деревенской конторы нотариуса?

Таким образом, не было никакого проку становиться ни письмоводителем, ни офицером – сухопутным или морским.

Именно в это время отец Тибо умер. У него было так мало денег на счету, что их едва хватило на похороны.

Отца похоронили, и после похорон Тибо досталось три или четыре золотых пистоля.

Тибо прекрасно понимал свое положение и был весьма искусным башмачником. Но он не чувствовал интереса к тому, чтобы орудовать сверлом и резцом.

Кончилось тем, что, из чувства осторожности оставив на хранение другу инструменты отца, он продал мебель – от первого до последнего предмета, выручил за них сумму в пятьсот сорок ливров и решил отправиться в путешествие по Франции, которое тогда называли тур де Франс.

Три года Тибо провел в странствиях. Он ничего не заработал, но узнал то, что ранее ему было неизвестно, и развил дарования, о которых не подозревал.

Он усвоил, что надлежит строго выполнять договор о торговой сделке, заключенный с мужчиной, и что совершенно незачем быть верным клятве в любви, данной женщине.

Вот что он выиграл с точки зрения нравственности.

Что касается физической стороны, то он восхитительно танцевал джигу, так ловко орудовал палкой, что мог постоять за себя против четверых, и владел рогатиной, как лучший егерь.

Все это ничуть не уменьшило его врожденной гордости, и, видя, что он более красив, силен, ловок, чем многие дворяне, Тибо вопрошал Провидение: «Отчего я не родился дворянином, и почему такой-то дворянин не родился простолюдином?»

Но на подобные обращения Тибо Провидение не считало нужным отвечать. А поскольку Тибо, танцуя, крутя палку, действуя рогатиной, расстроил некоторым образом свое здоровье и не восстанавливал его, то в конечном итоге он решил вернуться к прежнему ремеслу, каким бы ничтожным оно ни было, говоря себе, что если оно кормило отца, то вполне может прокормить и сына.

Вот почему Тибо отправился за своими инструментами туда, где их оставил, а потом с инструментами в руках пошел к управляющему имением его сиятельства Луи-Филиппа Орлеанского за разрешением построить домик в лесу, чтобы заниматься своим делом. Управляющий охотно позволил, потому что из опыта знал, что у сеньора герцога Орлеанского очень жалостливое сердце и он жертвует обездоленным до двухсот сорока тысяч франков в год, и подумал, что коль он расстается с такой суммой, то вовсе не будет против предоставить участок шагов в тридцать-сорок человеку, желающему трудиться.

Тибо, обладая свободой в выборе места для жилья, присмотрел самое живописное местечко в окрестностях Озьер, в четверти лье от Уани и в трех четвертых лье от Виллер-Коттре.

И вот башмачник соорудил мастерскую по производству сабо: наполовину из старых досок, которые ему дал торговавший по соседству господин Паризи, наполовину из веток, которые управляющий позволил ему спилить в лесу.

Потом, когда хижина была построена (она состояла из одной достаточно теплой комнаты, где можно было работать зимой, и открытой пристройки, чтобы работать летом), он принялся за сооружение кровати.

Сначала ложем служила просто куча папоротника. Позже он изготовил с сотню пар сабо и продал их папаше Бедо, торговцу самым разным товаром из Виллер-Коттре, и из этих первых денег дал задаток за матрас, который ему позволили оплатить в течение трех месяцев.

Деревянную кровать несложно было сделать самому: Тибо не был бы мастером, изготавливающим сабо, не будь он немного столяром. Он сделал каркас кровати, сплел дно из ивовых веток, водрузил на него матрас и оказался обладателем вполне достойного спального места.

Затем, мало-помалу и одно за другим, появились постельное белье и одеяла.

Позже – переносная плитка, глиняные горшки для приготовления пищи на плитке, еще какое-то время спустя – фаянсовая посуда.

В конце года движимое имущество Тибо пополнилось красивым дубовым ларем и чудесным шкафом из ореха, который, как и каркас кровати, он смастерил сам.