Челси Ярбро - Костры Тосканы Страница 8

Леонардо, этих птиц не спасешь! Их тут же поймают и вновь тебе же и продадут. Удивительно, как ты, со своим умом, не можешь постигнуть такую простую вещь. Но еще удивительнее то, что человек, изобретающий изощренные орудия военного назначения и бестрепетно полосующий мертвецов, отказывается употреблять в пищу нежнейшее птичье мясо, усматривая в том какой-то особенный грех.

Что касается твоей любви к механизмам всякого рода, то, увидев новое палаццо алхимика Ракоци (изобретателя тебе посланных красок), ты пришел бы в полный восторг. Оно выдержано в генуэзском стиле и напичкано такими устройствами, которые себе и представить нельзя! Его строители только о том и болтают, распуская невероятные слухи.

Этот Ракоци, например, соорудил в ванной комнате особую камеру, где вода может накапливаться и нагреваться, а уже потом подаваться куда угодно через подвижную трубу с краном.

Он также усовершенствовал кухню, выдумав новую печь. Она сделана из металла, по его утверждению, более пригодного для приготовления пищи. (Хотя зачем ему это? Он ведь никогда не обедает, а почему, я не могу понять.) Наши повара задрали носы и заявили, что скорее умрут, чем станут готовить на этой коробке.

Еще поговаривают, что постель у него простая и жесткая, но в остальном он купается в роскоши!

Так что вот тебе покровитель, если ты не хочешь иметь дела с Лоренцо. Ракоци очень богат и ценит прекрасное. Услышав о твоей серебряной лютне, которой придана форма головы лошади, он заявил, что хочет купить ее, не торгуясь. Можешь не сомневаться, он щедро заплатит. Слова его никогда не расходятся с делом.

Я сам видел несколько принадлежащих ему драгоценных камней. Их красота и величина поражают! На Рождество он преподнес Лоренцо умопомрачительный изумруд, не поместившийся и в серебряной чаше!

О, этот Ракоци занятен во всем. Он изучает грунты, он плавит металлы. Ты будешь доволен знакомством с ним, Леонардо, круг его интересов чрезвычайно широк.

Умоляю, подумай о возвращении! Все, что ни предлагал бы тебе горделивый Милан, есть во Флоренции, где тебя помнят и любят.

Кузина Эстасия зовет к столу, а потому прости мою торопливость. Надеюсь, при личной встрече ты сам убедишься в моей искренности и любви!

Всегда твой

ГЛАВА 3

Утренний туман еще не рассеялся, но приближение жары уже ощущалось. Лучи восходящего солнца позолотили крыши Флоренции, чьи обитатели готовились хлынуть на городские улицы, ибо празднество начиналось. Пьяцца делла Синьория пестрела знаменами всех ремесленных гильдий, славных изделиями своих мастеров и составлявших в целом главное достояние великого города.

— Ну, мой дорогой странник, — сказал Лоренцо, поворотившись в седле, — случалось ли вам видеть что-то подобное еще где-нибудь?

Ракоци рассмеялся, но его темные глаза были спокойны.

— Нет, Великолепный, такого не увидишь нигде!

Он пришпорил свою серую лошадь, и та, игриво взбрыкивая, понеслась по булыжнику мостовой. Звонкий цокот подков огласил окрестные переулки.

— Даже если он видел что-то похожее, — медленно процедил третий участник прогулки, — его воспитание не даст ему это высказать прямо. Глупо надеяться на правдивый ответ.

Некрасивое лицо Лоренцо Медичи омрачилось, однако он ничего не ответил и лишь сильнее, чем надо бы, хлестнул своего чалого жеребца. Спутник не отставал, и Лоренцо был принужден бросить ему в сердцах:

— Аньоло, ответ, несомненно, правдив. Твое соседство избавляет кого-либо от необходимости соблюдать правила хорошего тона!

Они уже нагоняли Ракоци. Аньоло расхохотался.

— Ты обижен, Лоренцо? Почему же ты не ударишь меня? Может быть, потому, что не хочешь уронить себя в глазах чужеземца? Наш Ракоци молчит о своих титулах, но бьюсь об заклад на половину золота в твоем банке, что он гораздо знатнее и тебя, и меня!

Лоренцо лишь усмехнулся.

— Мы флорентийцы, Аньоло! Ни у кого из нас нет благородных корней. Но вы, — он обернулся к Ракоци, — вы, несомненно, являетесь отпрыском древнего и знаменитого рода. Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Да Сан-Джермано!

Он покатал во рту имя своего молчаливого спутника, словно пытаясь определить его вкус.

— Где находится Сан-Джермано, Франческо, и что это место значит для вас?

Они уже пересекали понте алле Грацци, и высокий шпиль палаццо делла Синьория сделался хорошо виден.

Лоренцо дал знак всадникам придержать своих лошадей.

— Там большая толпа. Нам, пожалуй, надо бы выбрать другую дорогу.

Он помолчал и повторил свой вопрос:

— Так где же находится Сан-Джермано?

До сих пор ему удавалось уходить от ответа на расспросы подобного рода, но тянуться до бесконечности это, конечно же, не могло. Глазами Ракоци видел холмы Тосканской возвышенности, но перед его внутренним взором вставали другие края.

— Моя родина… далеко, в древних горах, где турки и христиане все еще продолжают резать друг друга. Это Валахия, Трансильвания…

Он натянул поводья и взглянул на Лоренцо.

— Быть простым гражданином Флоренции много лучше, чем принцем крови, изгнанным из своей страны.

Толпа молодежи, высыпавшаяся с виа де Бенчи, окружила всадников. «Шары! Шары!»[16] — восторженно завопили юнцы. Лоренцо кивком головы поблагодарил их, и гуляки помчались дальше.

— Изгнанным?

Ракоци промолчал.

— А мне кажется, что даже изгнанникам в счастливой Флоренции лучше живется, чем некоторым правителям мира! — произнес, ухмыляясь, Аньоло Полициано, указывая на истощенных, одетых в лохмотья детишек, выглядывающих из подворотни. — Вот изгнанникам из Флоренции и впрямь приходится нелегко. На что ты намекаешь, Лоренцо? Тебе хочется выслать меня? Так сделай же это, ибо жена твоя умерла и возразить не сможет.

Лоренцо помедлил с ответом.

— Когда у меня появляется желание швырнуть тебя в воды Арно, дражайший Аньоло, — проговорил он наконец, — я делаю так, — он прикоснулся правой рукой к длинному шраму на горле, — и вспоминаю, что, если бы в ту кровавую Пасху тебя не было рядом со мной, я умер бы, как и мой брат, а власть во Флоренции захватили бы Пацци. Поэтому можешь дразнить меня сколько угодно, мой друг, Медичи перед тобой в неоплатном долгу.

— Прелестно, прелестно! Какая чувствительность! Какая высокая философия! — восхитился Полициано. — Добавь к тому же, что без меня в твоей библиотеке воцарится полный развал, а многие редкие рукописи так и останутся гнить в Болонье! Вот главный резон, по которому ты терпишь меня!