Андрей Дашков - Продавец иллюзий Страница 8

Раздался новый взрыв смеха. Громче всех хохотал – буквально рыдал – парень, как две капли воды похожий на юношу, убитого двадцать пять лет назад. А на спине у старика уже смерзался в сосульки холодный пот.

Отсмеявшись, Хозяин продолжал в том же благодушном тоне:

– Я ведь не случайно спрашиваю. Тут важно что: котлеты отдельно, мухи отдельно. Потребности тела не должны отвлекать от потребностей души. Только тогда ты сможешь сделать правильный выбор, то есть такой, о котором впоследствии не придется пожалеть. Правильно я говорю? – Он внезапно развернулся и нацелил указательный палец на парня. Тот подавился смехом, а старику почудилось, что палец превратился в пистолетный ствол телесного цвета. Учитывая, что его сын был застрелен из «ТТ», это производило определенное впечатление.

Насладившись эффектом, человек в черном плаще убрал свою кожаную пушку и показал другую руку. На раскрытой ладони лежал черный шарик размером с теннисный мяч. Его поверхность была слегка размытой.

«Гребаный фокусник», – подумал старик с отвращением. Его отвращение подпитывалось тем, что он попал под влияние шарлатана и непременно желал узнать, чем же все закончится, хотя даже не заплатил за представление. Или заплатил давным-давно?

Хозяин дунул на свою ладонь, и слетевший с нее шар размазался в кляксу, потом превратился в подобие плоской и непрозрачной дымовой завесы, которая постепенно растягивалась, как снятая кожа. Наконец между потолком и полом забился черный стяг, принимая отчетливые очертания человеческого силуэта. Голова, туловище, руки.

Форма тени. Похищенной тени…

Это было нечто, вырванное из пространства и, значит, из времени. В нем угадывался черный лабиринт, уводивший за пределы понимания. Старику когда-то приснилось, что он заблудился внутри собственного мозга. Вместе с ним там блуждали образы его умерших родителей и неродившихся детей. И еще сотни неузнаваемых «я», так и оставшихся неприрученными, – дикие звери в дремучем лесу непостижимой человеческой природы…

Сейчас он неотрывно, со всепоглощающим вниманием, смотрел на трепетавшее перед ним полотнище нулевой толщины, двухмерную карту его судьбы – прошлой и будущей, – которую Хозяин разглядывал, словно рентгеновский снимок. Это напоминало ожидание приговора судьи. Или врача.

– У-у-у, как все запущено, – сказал Хозяин, откровенно глумясь, но для старика все происходящее по-прежнему упорно не желало превращаться в фарс, каковым и было по сути. – Ты не хотел бы кое-что подправить? Например, здесь, здесь или здесь? – Человек в черном тыкал пальцем, пробивая в тени дыры, сквозь которые ударяли невесть откуда взявшиеся лучи солнечного света. И так хотелось подставить лицо под это сияние, ощутить уходящее тепло. Так хотелось ЗАБЫТЬ…

Старик почувствовал разочарование и решил, что ему предлагают старую дерьмовую игру, которая называется «Три желания».

– А чем плохая игра? – тотчас же отозвался Хозяин. – Только учти: я ведь не золотая рыбка и ничего тебе не должен. Наоборот, останешься должен ты.

Старик уже не обращал внимания на такую мелочь, как прочитанные мысли. Он подумал, что, может быть, это и есть самая дешевая надежда, непростительная и худшая из человеческих слабостей: верить в существование того, кто исполняет ЛЮБЫЕ желания. Или НЕ исполняет – и тогда это называется иначе: игрой в Бога. А тот, кто верит, ждет встречи, которая рано или поздно произойдет в измерении галлюцинирующего отчаяния.

Но что такое молитва, если не просьба о помощи? Ну да, вроде звонка по круглосуточному «телефону доверия»: «Алло, мне так хреново, что хреновее некуда». А тебе отвечают: «Подождите, не кончайте с собой. Мы не уверены, что ТАМ вам будет лучше». И ты бросаешь трубку, оставшись непонятым. И тебе не дождаться свидания с тем, кто находится на другом конце провода. Потому что понять тебя не может никто. И, что самое смешное, ты скорее всего этого и не хочешь! Ты боишься потерять себя, принимая гордыню за инстинкт самосохранения. Это мир, где рождаются и умирают одинокими.

– …Да, чуть не забыл. – Хозяин щелкнул пальцами. – Я пришел к выводу, что выбор лекарств развращает пациентов. Поэтому желание будет только одно. Причем последнее.

«Значит, одно, – подумал старик. – Не маловато ли, чтобы оправдать всю эту бессмысленную жизнь?»

– Давай прокатимся, – предложил Хозяин. Правда, это предложение было не из тех, которые можно отвергнуть, – старик улавливал разницу.

Они вышли. Старик вспомнил мимоходом, что хотел заправить бак, но Хозяин сделал приглашающий жест в сторону своей машины:

– Эта тачка ездит со скоростью времени.

На передней дверце был начертан девиз: «Властвовать и преследовать». Мигалка была включена, и два маяка мистических гаваней – оранжевый и голубой – поочередно выхватывали из темноты бледные лица.

Человек в черном открыл багажник, достал автомат с двумя магазинами, скрученными проволокой, и без лишних слов вручил его старику.

…Он стрелял, и они валились, как кегли. В течение нескольких секунд он опустошил оба магазина. В него стреляли тоже, но пули испарялись, не долетая до цели.

Вечеринка закончилась. Владелец дачи, гости и охранники были мертвы. Музыкантов и женщин он не трогал. Они лежали лицами вниз и боялись поднять головы. Ни одного ребенка среди убитых, к счастью, не оказалось – тут предпочитали взрослые забавы.

Он подумал: «Вот это и есть МЕРТВАЯ тишина». Дача стояла вдали от трассы на берегу сказочно красивого озера. Закат окрашивал стволы сосен в розовый цвет. Даль вырисовывалась удивительно четко. Над водной гладью стелилась сонная дымка. Запоздавшая яхта скользила к берегу, будто сложившая крылья бабочка…

Райское местечко. И, конечно, позволить себе жить здесь могли только те, кому место в аду.

Он отправил их всех домой.

Старик тоже возвращался домой. Кен Шеферд играл «Рожденного с разбитым сердцем», и тачка летела так, будто месяц назад сошла с конвейера. Старик не стал ни на йоту счастливее и по-прежнему не хотел умирать. Костлявая сука преследовала его по пятам и смрадом гнили дышала в затылок. Все, что ему теперь оставалось, это ждать, когда явится Хозяин, чтобы получить должок.

По крайней мере, старик успел отомстить за своего сына. Но даже свершившаяся месть и восторжествовавшая справедливость уже не радовали его. В конце концов, это был подарок Хозяина. Это досталось задаром. Все, что давали или дарили старику, оказывалось ложью. Правдой было лишь то, что он сам выгрыз зубами из несокрушимого надгробия, воздвигнутого над могилой своих упований.