Алексей Атеев - Обреченный пророк Страница 9

– Я был у него референтом, – последовал ответ. – Увы, превратности судьбы. После его смещения начали меня кидать по стране. Где только не побывал. Теперь вот здесь, – Семиоков посмотрел Кренделю прямо в глаза. – Так-то вот. Но все же какое поразительное сходство! Теперь я начинаю верить, что бывают на свете двойники.

Крендель млел от восторга – еще бы, человек, лично знакомый с опальным премьером, признал их сходство!

– А все-таки зачем вы к нам пожаловали? – осторожно начал он.

– С проверочкой, – посерьезнел Семиоков, – по письму.

– А что за письмо? – насторожился Крендель.

– Да не беспокойтесь, – снисходительно заявил Семиоков, – мелочь…

– Ну а все же?

– Да вот прислали тут в обком писульку, что у вас баня работает неудовлетворительно.

– Баня? – изумился Крендель.

– Да! – воскликнул Семиоков. – Дожил – бани посылают проверять! Но деваться некуда. Дело есть дело.

«Странно, – подумал Степан Капитонович, – никогда жалоб на баню не было…»

– Как же вы будете ее проверять? – задал он вопрос.

– Да очень просто – на месте. Сейчас туда и отправлюсь. Именно как учил нас Никита Сергеевич: не доверяй никому, сам посмотри, пощупай, попробуй на зуб.

– Ну-ну, – протянул Крендель.

– А вы со мной не пойдете? – спросил гость.

– К сожалению, не могу, – увернулся Крендель, – у меня давление. – Он вызвал шофера и вручил ему гостя, наказав отвести его в баню.

Некоторое время Крендель размышлял над словами гостя о превратностях судьбы, но мысли эти скоро были вытеснены текущими делами, и он забыл о Семиокове.

Часа через три прибежал возбужденный шофер и рассказал невероятную историю.

– Этот самый Семиоков, – говорил он, захлебываясь, – такое отколол… Пришли мы, значит, с ним в баню. Ну, сначала в кабинет директора. Тот как услышал, что проверяющий из обкома, побледнел как полотно, губы трясутся, а Семиоков ну его распекать: парная, говорит, у вас плохая, пар отсутствует. В душевых отделениях грязно…

Директор руками машет, не соглашается.

«Я сам проверю», – говорит Семиоков.

Зашли мы в мужское отделение, Семиоков преспокойно разделся и пошел мыться. Я, конечно, удивился, но мало ли, думаю, проверяющий есть проверяющий. Он преспокойно помылся, выходит и говорит: «Неплохо, мол, все поставлено. Видимо, кто-то желает вас оклеветать», – это он директору.

Тот повеселел, головой кивает. Семиоков стоит в предбаннике и рассуждает, что баня – одно из любимейших развлечений русского народа, отрада и отдохновение и поэтому всегда должна содержаться в порядке. Директор довольный стоит и ему в рот смотрит. Странно только, что Семиоков одеваться не спешит.

Так он говорил минут десять, потом неожиданно заявляет:

«В письме это еще сказано, что в женском отделении тоже не все ладно, неплохо бы проверить».

Директор заявляет, что это, мол, очередная клевета и что у женщин все в порядке, даже лучше, чем здесь.

«Вот я и проверю, проводите меня туда».

Директор глаза вытаращил и спрашивает:

«Что же, прямо так, в натуральном виде и пойдете?»

«А что, – заявляет Семиоков, – прямо так и пойду!»

«Да вы бы хоть прикрылись, ведь кипятком ошпарят».

«Это лишнее», – отвечает Семиоков.

Мы так и обалдели.

Директор переминается с ноги на ногу, не знает, что и сказать.

«Ведите меня», – приказывает проверяющий.

Директору куда деваться – шагнул он к двери, но потом повернулся к Семиокову и взмолился:

«Вы хоть прикройтесь!»

«Что же, – говорит Семиоков, – чресла, пожалуй, задрапирую», – обвязался полотенцем и пошел, директор за ним, ну и я тоже, – смущенно опустив глаза, сказал шофер.

– Народу в женском отделении было немного, – продолжал шофер. – На нас сначала не обратили внимания, но Семиоков сам привлек его.

«Здравствуйте, товарищи! – громко воскликнул он. – Рад приветствовать вас!»

Что тут началось: визг, крики, бабы голые мечутся, кто тазиком прикрывается, кто этим же тазиком ударить норовит, словом, ад. Директор со страху выскочил прочь, я за ним. Из-за двери вопли несутся, потом заорал Семиоков. Выбежал он оттуда совершенно голый и красный, как рак, – его все-таки ошпарили.

Подпрыгивает на месте, директор его за собой тащит, а сам незаметно пальцем у виска крутит, показывает мне: мол, не псих ли?

Утащили мы Семиокова в кабинет, усадили на диван, притащил я его тряпки, потом приехала машина, и увезли нашего проверяющего сами понимаете куда… Никакой это не Семиоков оказался, а сумасшедший, сбежавший из нашего Монастыря!

Выслушав подробное повествование, Крендель был несколько обескуражен. Однако не подал вида и только поинтересовался у шофера, понравились ли ему женщины в бане.

– Старухи одни, – односложно ответил тот.

– Ну что ж, и на старуху бывает проруха, – невпопад, как показалось шоферу, высказался Крендель.

Несколько описанных выше инцидентов, связанных с Монастырем, должно быть, настроили читателя на юмористический лад, однако дальнейшие события, о которых пойдет речь, никак не назовешь веселыми.

Глава 3

Урок истории в шестом классе тихореченской средней школы № 2 подходил к концу. Преподаватель – Олег Павлович Тузов – бубнил что-то о распаде рабовладельческого общества и зарождении новой социально-экономической формации – феодализма.

На дворе стоял сентябрь, окна в классе были распахнуты, в них врывались волны горячего воздуха с улицы, а вместе с ними щебет птиц, приглушенный гомон человеческих голосов. Головы детей то и дело поворачивались к окнам. Чувствовалось, что период становления феодализма занимал их не очень.

Ведя урок почти машинально, Олег Павлович между тем размышлял о своей нелегкой судьбе. Еще три месяца назад никто не величал его по имени-отчеству, называли просто Олегом или Тузом. Не было никаких уроков, классного руководства, а была студенческая скамья и радости студенческого бытия.

«Все хорошее когда-нибудь кончается», – с грустью думал Олег, глядя на лица учеников, которые, видимо, тоже не отошли от недавних каникул.

Приехав после распределения в Тихореченск, Олег сразу же решил, что очутился в страшной дыре. Правда, в самом начале город ему даже понравился. Олег, учась в университете, интересовался историей не только по долгу учебы. И теперь, попав чуть ли не в девятнадцатый век (во всяком случае, так ему казалось), ходил по улицам Тихореченска, широко раскрыв глаза. Однако так продолжалось один или два дня. За это время, обойдя весь городок, побывав в местном музее, в церкви и в единственном пивбаре, он понял, что жестоко обманулся. Истории, конечно, здесь хватает. Но и только…