Линда Лафферти - Проклятие Батори Страница 9

Дети гоняли по вымощенному булыжником двору гусей и с визгом разбегались, когда гусак с шипением набрасывался на них, норовя достать острым желтым клювом и хлопая мощными крыльями.

На огромном вертеле жарилась баранья туша, и жир с шипением и искрами капал на угли. Языки пламени лизали мясо, распространяя в воздухе густой аромат. Кузнец бил по своей наковальне, и звуки молота разносились по всему двору. Кусочки расплавленного железа взлетали, светясь желто-оранжевым цветом и оставляя отметины на потертых камнях двора.

Янош шел за стражником в конюшни. Перед сводчатым входом выстроилась ватага оборванных мальчишек. Несмотря на холод, над кучами теплого навоза жужжали жирные ленивые мухи, и в нос Яношу ударила вонь застарелой конской мочи.

– Добро пожаловать в ваши владения, конюший, – объявил начальник стражи, широко взмахнув рукой.

Янош сморщил нос и сжал челюсти так, что под кожей заиграли желваки.

– В каких условиях содержат коней Батори! – воскликнул он, гневно возвышая голос и оборачиваясь. – Кто за это отвечает?

Вперед вышел один мальчик постарше с измазанным грязью лицом.

– Я, господин. За конюшни отвечал мой дядя, пока не заболел во время мора. Он умер две недели назад. – Мальчик провел рукавом под своим сопливым носом.

Янош затрясся от негодования, кисти его рук крепко сжались в кулаки.

– Вывести лошадей. Живо!

Одну за другой лошадей Чахтицкого замка вывели во двор, вымощенный деревянными торцевыми шашками. Всего лошадей насчитывалось двадцать семь, и было очевидно, что ни за одной не велось надлежащего ухода. У некоторых виднелись нарывы на спине, в ранах гноилась вздувшаяся плоть, копыта потрескались. Некоторые хромали от волдырей на бабках, вызванных долгим стоянием на промокшей от мочи соломе. У двух гнедых кобыл гнила стрелка[10]. Когда Янош приподнял их копыта, то увидел сочащуюся плоть и ощутил запах гниения.

Последнюю лошадь три мальчика вывели вместе.

Белый жеребец вставал на дыбы, колотя по воздуху передними копытами. Его глаза выкатились, а пронзительное грозное ржание эхом отражалось от стен замка. Мальчики тянули его за веревки, стараясь прижать к земле.

Жеребец, как и остальные лошади, истощал, несмотря на еще мощные шейные мышцы.

– Несчастные лошади голодают! – воскликнул Янош. Краем глаза он заметил какое-то движение в одном из окон замка, но его внимание быстро вернулось к лошадям.

– Мы их кормим, но у них нет аппетита, – сказал старший мальчик.

Янош внимательно посмотрел ему в глаза. Они блестели от лихорадки.

– Кони воротят нос от сена и предпочитают голодать, – продолжал тот.

Янош видел бусинки пота на его лице, щеки ярко горели, глаза остекленели.

– Как тебя зовут?

– Алойз, господин.

– Алойз, ты ведь болен.

– Да, господин Янош, – ответил мальчик, переминаясь на обмотанных тряпьем ногах. – Но не прогоняйте меня, прошу вас. Мне нужно кормить семью, иначе и мы будем голодать.

Янош кивнул.

– Где сено?

Алойз кивнул на сеновал под дырявым навесом. Сено промокло, местами почернело и заплесневело, в нем блестела паутина.

– Графине еще повезло, что у нее вообще остались лошади!

К Яношу подошел начальник стражи.

– Графиня велела передать вам вот это. – Ковач протянул ему черный плетеный кожаный хлыст, он блестел на солнце. Янош наморщил лоб.

– Что это? Я не собираюсь бить этих несчастных лошадей.

Ковач оглянулся на замок.

– Берите же! – сказал он, вкладывая хлыст конюшему в руку.

Янош не взял хлыст, и тот упал в заплесневевшее сено. Новый конюший презрительно посмотрел на капитана и повернулся к жеребцу, который по-прежнему бушевал и вставал на дыбы, уже изрядно покрывшись пеной.

– Успокойся, дружище, – сказал Янош, подходя к нему.

Конь снова взметнулся на дыбы, и трое мальчиков изо всей силы ухватились за веревки.

– Поберегись, Сильваши! Этот жеребец бешеный, – крикнул Ковач.

– Тише, парень, успокойся, ну, спокойнее, спокойнее, – приговаривал Янош.

Избегая прямого взгляда, он смотрел на стремительные копыта жеребца. Потом медленно протянул руку. Конь фыркнул, но не дернулся вверх. Потом еще раз фыркнул, напрягая мышцы своей длинной шеи, выгибая ее, и повернул морду к протянутой руке Сильваши.

Янош похлопал его по шее.

Жеребец постепенно расслабил вздувшиеся мышцы и опустил голову, его ноздри раздулись, втягивая запах человека. Он снова фыркнул и топнул передней ногой, еще не вполне уверенный, что этому человеку можно доверять.

– Как долго на этом коне ездят верхом? – спросил Янош.

Мальчики переглянулись и опустили головы.

– На нем никто не ездит, господин, – сказал старший. – С ним не справиться. Из него хотели сделать скакуна для графа Надашди, но благородный господин умер, когда матка еще не ожеребилась.

Янош медленно погладил коня по шее. Жеребец приподнял голову, его кожа судорожно вздрагивала, словно стряхивая мух. Ноздри животного раздулись и покраснели, а глаза по-прежнему оставались навыкате.

Но конь все же позволил Сильваши погладить широкую грудь.

Янош повернулся к стражнику.

– Пожалуйста, скажите графине, что в хлысте нет необходимости. – Он сдвинул руку в направлении холки коня.

Опасливо поглядывая на жеребца, стражник приблизился к Яношу и шепнул ему на ухо:

– Вообще-то, хлыст не для лошадей. Он для мальчишек-конюхов.

Янош оторвал руку от лошадиной холки, и жеребец отпрянул назад, увлекая за собой мальчиков.

Посмотрев стражнику в глаза, конюший повернулся к окну, где несколько минут назад заметил какое-то движение, и, приподняв подбородок, взглянул на замок.

– Отнесите хлыст обратно графине, – твердо и спокойно проговорил Янош. – Скажите, что он мне не нужен. Ни для животных, ни для людей.

Глава 5

Карбондейл, штат Колорадо

28 ноября 2010 года

Бетси вспоминала вчерашний день.

– А вы могли бы как-то попрофессиональнее обустроить свой кабинет, – снова сказала Джейн, забирая Дейзи после сеанса. – Возьмите хорошую горничную. Может быть, выбрать одну из мексиканок по соседству? Наведите порядок. Когда здесь последний раз вытирали пыль?

Бетси вздохнула.

Джейн была права, домохозяйка я никудышная.

Подбоченясь, она окинула взглядом маленький викторианский особняк. Одна лишь мысль об уборке вызывала у нее боль в пояснице. По всем горизонтальным поверхностям была разбросана периодика – «Квадрант», «Юнг джорнэл», «Журнал аналитической психологии». Кипы пособий по юнговской психологии качались в сомнительном равновесии, грозя обрушиться, особенно когда вездесущий Ринго вилял хвостом.