Андрей Лысиков - Инфекция Страница 9

Егор праздновал со своими знакомыми и с девушкой. Когда ему позвонили на мобильный и сообщили о происшествии, телефон выпал из его дрожавшей руки. Он бы и сейчас не смог бы объяснить, по прошествии времени, что он чувствовал в тот момент. Родителей, то, что от них осталось, похоронили в закрытых гробах. Егору от родителей осталась трехкомнатная квартира практически в центре города и сравнительно неплохой счет в банке, который с помощью друга его родителей был переоформлен на него. Но жить в той квартире, где еще недавно раздавался звонкий смех матери или слышались выкрики отца, во время просмотра футбольного матча, он не мог. По крайней мере, пока не мог. Потому он снял немного денег с банковского счета и уехал в деревню, где у него, насколько он помнил, еще оставалась бабушка по отцовской линии. Она приняла Егора без всяких вопросов и без малейших колебаний. Разраженный мобильник он оставил дома, с девушкой поговорил и объяснил, что им следует расстаться. Ксения его поняла или сделала вид, что поняла. Он помнил, как она, несмотря на его просьбу, пришла на автовокзал проводить его, когда он уезжал в деревню. Помнил также и ее глаза, полные слез, когда она стояла и смотрела вслед уезжавшему автобусу. Егор зашел в университет и написал заявление на неограниченный академический отпуск. Зная его ситуацию, сам ректор дал на это свое согласие. Это значило, что он мог в любое время восстановиться и продолжить обучение. Но пока что ему это совсем не было нужно. Он оборвал все связи со своей прежней жизнью, с друзьями, с любимой девушкой. Лишь фотографии, ее и родителей, взятые им из городской квартиры, напоминали ему о прежней жизни. Иногда Егору и впрямь казалось, что это была не просто прежняя, а прошлая жизнь, и тот Егор был совсем другим человеком.

Он вдруг пришел в себя и обнаружил, что по-прежнему сидит за кухонным столом, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели. На глазах его были слезы, которые он смахнул. Он не хотел, чтоб бабушка зашла сейчас в дом и увидела, что он плачет. Егор давно уже не плакал. Точнее никто давно уже не видел, чтобы он плакал. Работая, ходя на речку, общаясь с бабушкой и соседями, он всегда производил впечатление веселого, беззаботного паренька. Лишь долгими бессонными ночами, когда его заново настигали воспоминания, Егор с силой прижимал подушку к лицу и плакал, а подушка заглушала звуки рыданий и поглощала слезы.

У него вдруг мелькнула мысль, что бабушка уже давно в коровнике. Обычно она выходила оттуда и занималась прочей живностью, когда он завтракал — Егор всегда видел ее в окошко, как она созывала кур, рассыпая по земле зерна. Он поднялся из-за стола и вышел во двор. День обещал быть ужасно жарким. Даже сейчас, по сути, рано утром, солнце уже не просто пригревало, а палило с неба.

Войдя в хлев, где баба Лида держала корову, Егор сначала ничего не увидел, понадобилось несколько секунд, чтоб его глаза привыкли к легкому сумраку, царившему там. А когда глаза, наконец, привыкли, он увидел, что ведро валяется на боку, все молоко разлито по ровной утоптанной земле и уже практически впиталось, а бабушка лежит на спине, широко раскинув руки. Их корова Марта стояла рядом, нервно переступая с копыта на копыто, но похоже старушка успела ее подоить, и та вела себя спокойно. Егор не просто подбежал, он подлетел к своей бабушке и, упав перед ней на колени, наклонился к самому ее рту. Дыхание ее он почувствовал, но ему очень не понравились ее хрипы, вырывавшиеся вместе с выдохом из бронхов. Так мог дышать человек, у которого мог быть бронхит, а могло и воспаление легких. В ее возрасте для Лидии Афанасьевны такое заболевание могло стать серьезной угрозой жизни. Егор бросился наружу.

К счастью он почти сразу увидел Павла Степановича, который видимо, возвращался с рыбалки. Он неторопливо шел, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. Старик этот, которого в деревне все звали просто Степанычем, был глухим на одно ухо и поэтому не сразу услышал, что Егор его зовет. Наконец, он увидел парня, перемахнувшего через плетень и бегущего к нему навстречу размахивая руками.

— А-а-а, Егорка. Привет тебе. Чем порадуешь старика?

— Павел Степанович… — Егор пытался отдышаться, — …помогите мне… пожалуйста.

— Что случилось? — приступ сухого кашля прервал старика, он отвернулся и несколько раз сильно кашлянул.

— Моя бабушка…

— Лида? Что случилось? Ладно, что тут стоять. Пойдем, по дороге расскажешь.

Они быстрым шагом направились к дому Егора. По пути он объяснил старику, что увидел свою бабку лежащей на полу без сознания. Вдвоем они вынесли ее под руки из коровника и внесли в дом, положив ее на кровать. Старик повернулся к Егору:

— Давай-ка, парень, дуй в дом заведующего. У него есть телефон. Позвони в райцентр, вызови врача.

— Павел Степанович, вы думаете, это что-то серьезное? — он словно врос в землю и не мог сойти с того места, где стоял.

— Откуда я знаю, милок? Я же не врач. В нашем возрасте все серьезно. Однако странно…

— Что странно?

Он внимательно посмотрел на старика. Тот уже хотел что-то сказать, но только снова закашлялся и жестами показал ему, чтобы он бежал скорее к завхозу. Егор выбежал из дома и сел на свой видавший виды велосипед. Он бешено крутил педали, несясь по сельской улице и распугивая гулявших гусей, которые со злым кряканьем кидались в разные стороны, пытаясь избежать его колес. К счастью дом завхоза находился совсем недалеко, и он скоро приехал. Это был довольно большой двухэтажный дом, напоминавший небольшой особняк и не шедший ни в какое сравнение с домом бабушки Егора. Дмитрий Пантелеевич Крылов гордо именовал себя главой администрации населенного пункта, которым заведовал, и у него даже был свой автомобиль, видавшая виды серая потертая «Волга». Кроме него, машина в деревне была только у участкового милиционера, Романа Квашнина, выглядевший еще более старым, чем «волга», «уазик» с надписью «милиция» на обоих бортах и сзади. Жил Роман довольно далеко, по деревенским меркам, конечно, но «уазик» его стоял перед домом Крылова. Неприятные мысли поползли в голову Егору. Он боялся, что что-то могло произойти в доме завхоза. Иначе, зачем здесь была машина милиции? Вскоре его опасения подтвердились. Открылась входная дверь, и Квашнин на руках вынес дочку Крылова, Аню. Это напоминало, как жених переносит свою невесту через порог дома, только происходило все в обратном направлении. И даже из-за забора, окружавшего дом завхоза, Егор видел, что что-то не так. Девушка буквально висела на руках участкового, ее голова далеко откинулась назад. Подойдя ближе, он поразился ее странной бледности. И еще эти страшные хрипы, которые доносились из ее груди. Это живо напомнило Егору о цели его приезда, и он рванулся к дому. С хозяином он столкнулся нос к носу, обежав машину. Крылов стоял, о чем-то тихо перешептываясь с участковым. Его дочь уже была усажена на переднее сиденье и пристегнута ремнем безопасности, но по-прежнему была без сознания.