Эгис Румит - Марат. История одной души (СИ) Страница 9

— Закрой дверь, сынок, — первый раз подал голос водитель, — а то в машине действительно становится жарко.

Не сейчас. Не сейчас. Не сейчас. Марат убрал руку с кармана и подобрал ногу. Дверь автомобиля захлопнулась. Шум улицы исчез, осталось тонкое пение кондиционера. Тихо.

— Мой отец послал тебя сюда? — спросил Марат у белого.

— Я говорил твоему отцу о твоем существовании, — сообщил Ульрих, — и он попросил это уладить. Он не уточнял, как.

Марат попытался сообразить, о чем идет речь.

— Видишь ли, по законам нашей страны ребенок может требовать от своих родителей некоторых вещей, — объяснил белый. — Если твой отец о тебе не заботится, его можно за это судить.

— Я хотел бы его увидеть, — сказал Марат.

— Он не хочет тебя видеть, — ответил Ульрих.

— То есть ему на меня плевать, — подытожил Марат. — Он просто защищает себя.

Белый поморщился.

— Да, — подтвердил он, — можно сказать и так.

— Как он выглядит? — спросил Марат.

— Ему сорок девять лет. Он гере. Ты можешь найти его фото в какой-нибудь старой газете, — предложил Ульрих.

Гере. Его отец — один из тех, кто смеялся над ним и бил его. Один из тех, кто научил его тому, что его мать — арабская шлюха.

— Повтори, как зовут твоего босса, — попросил Марат.

— Алассан Буаньи, — сказал белый. — Но ты не сможешь носить его фамилию. Ты будешь Марат Шудри-Буаньи.

Шудри-Буаньи — дурацкое второе имя. Марат подумал, что у его отца большой долг.

— Ты говорил, его можно судить за то, что он со мной сделал, — вспомнил он.

Ульрих криво усмехнулся.

— Ты ненавидишь его, я понимаю, — сказал он.

«Жирная розовощекая свинья. Я могу сделать так, что ты умрешь, харкая кровью на дорогую обивку салона твоего джипа. И твои глаза погаснут, как погасли глаза моей матери, когда я душил ее, как погасли глаза Клавинго, когда я повел нож вверх».

— Ты не понимаешь, — ответил Марат.

Белый на секунду замолчал.

— В любом случае, теперь уже поздно, — сообщил он, — потому что мы тебя нашли. Если ты откажешься от помощи, это твое дело, а не наше. Твой отец не обязан встречаться с тобой лично.

— Мой отец очень богат? — спросил Марат.

Он пытался представить, насколько богат человек, шестерка которого ездит на машине с кондиционером. В сто раз богаче доктора Анри. Хорошая одежда, еда, которая никогда не кончается. Большой двухэтажный дом, в котором не нужно сдавать комнаты, в котором все стекла на своем месте. Нет, это слишком мало.

— У него шестнадцать миллионов долларов, — сказал Ульрих. — Он очень богат.

— Это его автомобиль или твой? — поинтересовался Марат.

Белый вскинул брови, но ответил.

— Мой, — сказал он. — Если ты хочешь посчитать его состояние в джипах, то ему хватит денег на три сотни таких, как этот. Может быть, больше.

— Ладно, — решил Марат. — Я хочу такую машину, новый двухэтажный дом, и, — он пошевелил пальцами босых ног, — дорогие ботинки.

Ульрих Юль Амане рассмеялся.

— Этот мальчик — своего рода дикарь, сэр, — заметил Фахид.

Марат смотрел на расплывшееся самодовольное лицо белого и чувствовал, как ненависть крадется в его душе вдоль границы здравого смысла. Я убью его за эти насмешки. Я убью его, но не сейчас. Я заставлю его плакать. Эта улыбка была хуже улыбки Клавинго. Мальчишки смеялись над Маратом потому, что ненавидели его. Белый просто смеялся. Он думал, что Марат смешной сам по себе.

На их улице жила черная пьяница Титими. Когда Марат был совсем маленький, она дружила с Намон, и к ней относились почти так же почтительно, как и к старой ведьме. Но однажды старухи поссорились, и Намон наслала на Титими безумие. Та ходила по улицам, падала в лужи, кричала, что она старая обезьяна. Она показывала прохожим свою сморщенную грудь и говорила, что раньше у нее было сосцов как у собаки, а потом они куда-то делись. Так продолжалось месяц, а потом она пропала. Весь этот месяц над ней смеялись. Смеялись не стесняясь, смеялись без злобы, прямо ей в лицо. Она тоже смеялась, пуская слюни на свою обвисшую плоть. Иногда ей помогали. Она брала у людей из рук фрукты и ела их, словно какая-то зверушка. Марат хорошо помнил, что чаще других ей помогали те, кто больше всего смеялся. Она стала маленьким бродячим цирком. Достопримечательностью их квартала.

Сейчас подросток смотрел в смеющееся лицо Ульриха и понимал, что он для него тоже что-то вроде диковинного уродца. Клавинго всегда знал, что Марат может ударить. Белый этого не знал. Он думал, что недосягаем, что Марат просто не посмеет на него напасть.

— Я рад, что ты готов принять идею нашего сотрудничества, — сказал Ульрих, — но боюсь, оно будет выглядеть немного иначе, чем ты сейчас себе представляешь.

Слишком витиеватая речь.

— Как? — спросил Марат.

— Мы дадим тебе образование, — ответил Ульрих.

— У меня есть образование, — сказал Марат.

— Какое? — поинтересовался белый.

— Я умею читать, писать и считать, — сообщил Марат.

Ульрих издал неопределенный звук.

— Протестантская школа для бедных, сэр, — прокомментировал Фахид. — Роберт уверял, что мальчик смышленый, но учится лениво.

— Хорошо, — крякнул белый. Он потянулся вверх, дернул за какой-то штырек, и вниз вывалилась небольшая панель с карманами.

— А какие там еще были предметы? — серьезно спросил он.

— Священное писание, — ответил Марат.

— Мировая история? — предположил белый. — Другие языки?

Подросток отрицательно дернул головой. Ульрих достал из кармана на потолке пачку бумаг и развернул ее у себя на коленях.

— Ты читаешь и пишешь по-французски, — полу-утвердительно сказал он.

Марат не ответил. Ульрих снял с верха папки тройку сброшюрованных вместе листов гербовой бумаги и протянул ее Марату.

— Что это? — спросил подросток.

— Договор, который я могу предложить тебе от имени твоего отца, — сказал адвокат.

Марат взял бумагу. Он испытал смутную растерянность от вида рядов этих черных печатных букв. Как книга.

— И что с этим делать? — спросил Марат.

— Прочитай, — посоветовал Ульрих. — Если будешь согласен, подпиши. Если нет, уходи.

— Кроме этой бумаги, мой отец мне ничего не даст? — уточнил Марат.

— Ничего, — сказал белый. — Но ты можешь получить все, что здесь написано.

Марат секунду смотрел в глаза Ульриха. Тот больше не лыбился. Подросток перевернул бумагу в руках.

— Ты не против, если мы прокатимся по городу, пока ты читаешь? — поинтересовался белый.

— Куда? — спросил Марат.

— Я хочу показать тебе колледж, где ты можешь учиться, — объяснил Ульрих. — Увидеть лучше, чем читать, ведь так?