Анна Фауст - Пособие для внезапно умерших Страница 9

Герман попросил меня достать ампул на курс. Я в ответ начала рассказывать про временные трудности экспериментального производства. В конце концов Герман согласился с ними встретиться, но предупредил, что такие вопросы он один не решает.

В этот вечер мне опять удалось ускользнуть от него под благовидным предлогом. Но, видимо, Герман заподозрил, что какой-то мой интерес в этом производстве имеется. Вопрос – даст ли он денег, если я с ним не пересплю, вставал довольно остро. Очень не хотелось.

– Он ведь сам теперь заинтересован, ему же лучше стало, – пыталась я убедить себя, – я, конечно, Вадьку люблю, но все же не настолько, чтобы из-за его денег позволить трахать себя черт знает кому. Не надо было влезать в долги.

Все эти доводы разбивались о Вадькин тоскливый взгляд.

Герман тянул со встречей, несмотря на то, что даже после одной дозы чувствовал себя явно лучше. Он решил одним махом убить двух зайцев. Мы с ним регулярно встречались, ходили в кино и ужинать. Но дальше этого дело не шло. Сроки поджимали.

В среду он встретил меня после работы, посадил в машину, и мы поехали в ресторан. Но по дороге он хлопнул себя по лбу.

– Я забыл дома документы от машины. Первый же гаишник будет мой.

Мы развернулись и поехали к нему за документами. Черт же меня дернул подняться вместе с ним. Хотелось в туалет.

Иногда легче дать, чем объяснять, почему это невозможно. Он запер дверь и обнял меня. «Голова болит», «месячные» и все прочие веские аргументы не действовали. Наверное, надо было отрывать от себя его руки. В какой-то момент мне стало безразлично, что будет. Вадька все равно меня больше не любит. Я расслабилась, но удовольствия никакого не получила.

На следующий день Герман встретился с Сашей. Я специально попросила его, пока ничего не решено, не говорить Вадиму, чтобы зря не обнадеживать. Герман держался очень доброжелательно. И зачем-то несколько раз обнял меня за талию. Демонстрировал отношения. Вот ведь засранец. Ладно, лишь бы денег дал. Саша смотрел на это широко открытыми глазами, и я поняла, что он все в подробностях расскажет Вадьке.

После встречи я нагнала его в коридоре. Лучшая защита – это нападение.

– Это мой друг детства, ему очень помогло ваше лекарство, поэтому и только поэтому вам перепадут денежки из его фонда. Так Вадиму и передай. Поэтому и только поэтому. Денежки вам перепадут, если передашь все точно. Ты меня понял? И мне нужно для него еще шесть упаковок.

– Конечно, Ник, – Саша понимающе кивнул.

Потом я сама позвонила Вадиму и подала всю историю в нужном ключе. Чтобы сохранить лицо, Вадька изобразил раздражение из-за того, что его так долго держали в неведении, но в целом, я поняла, что он счастлив: неразрешимая проблема разрешилась.

Лекарство и правда здорово действовало. Герман чувствовал себя все лучше и лучше. Это не могло не сказаться на частоте наших встреч. Я ждала лишь момента, когда деньги окажутся на счете Вадькиной компании – чтобы снова исчезнуть и раствориться в голубой дали. Ждать мне пришлось две недели. Все две недели я чувствовала себя проституткой, хотя уговаривала себя, что я Мата Хари.

Как только деньги объявились на его счете, перестал звонить Вадим.

Я грызла по ночам подушку, но тоже не звонила. В хорошие минуты я тешила себя иллюзией, что Саша что-то ему рассказал про меня и Германа. В плохие – что меня просто выбросили как использованную и отжатую тряпку. Значит, я все-таки рассчитывала на благодарность за принесенные жертвы. Все реже просыпающийся профессионал во мне диагностировал запущенный случай эмоциональной зависимости. Ноющая боль в груди стала привычным фоном.

В какой-то момент я решила для себя, что третий голос ошибался. Не судьба нам. И какая разница почему. Должно же когда-то это мучение закончиться. И, чтоб закончить его быстрее, я звонила Тому человеку снова и снова… Алекс был всегда рад моим звонкам.

После встреч мне становилось легче, но зато кошмары стали повторяться уже почти каждую ночь.

Они изменились. Начиналось все как и раньше. Я соглашаюсь на что-то очень страшное, чтобы спасти свою жизнь, хотя я ни в чем не виновата. Мой самый близкий человек бросил меня на произвол судьбы, и я должна отвечать вместо него. Потом шло какое-то действие, которое я не могла вспомнить, проснувшись. Но теперь я погибала в конце. Появлялись две огромные тени, от которых мне некуда было скрыться. Они надвигались, хватали меня…

Если мне удавалось здесь проснуться, то это был отличный вариант. Но чаще не удавалось. И тогда они сворачивали мне шею. Я не могла вздохнуть и просыпалась от удушья, обливалась потом.

Вероника. Я вспомнила

Я вспомнила, что я профессионал. Если к вам приходит клиент, которому на протяжении всей жизни в кошмарах снится одна и та же история – и в ней он точно сам не участвовал, – что вы посоветуете ему сделать? Самый правильный ответ – сходить на системно-семейную расстановку по Хеллингеру[8]. Сейчас в Москве это модная тема, хотя никто толком не может понять, что там происходит. Люди воспринимают расстановки как чистую мистику – на самом деле это мистика и есть, и все очень напоминает кручение столов и вызывание духов на рубеже XIX и XX веков.

Про самого Берта Хеллингера я, чтобы сэкономить ваше время, рассказывать подробно не буду.

Хотя биография у него очень непростая – начиная от сотрудничества с нацистами и заканчивая миссионерской деятельностью в Африке.

Сущность предложенного им метода заключается в следующем.

Каждый человек несет в своем бессознательном всю информацию, относящуюся к его роду.

На расстановку специально приглашаются незнакомые «клиенту» люди-заместители: таким может стать каждый, и я, и вы. Когда человек приходит на расстановку, он может доверить таким людям-добровольцам стать членами его семейной системы и расставить их в пространстве, чтобы это было проекцией того, как они связаны между собой в его сознании или бессознательном. И в результате эти заместители, которых выбрали, в каком-то смысле случайно, – переживают в расстановке чувства предков и родственников «заказчика расстановки», не имея никакой предварительной информации. Они говорят их словами, удивительным образом воспроизводят их интонации, даже если эти люди давно умерли. И когда заместителей просят выразить свои чувства, то они, следуя за внутренним импульсом, часто рассказывают то, что не было известно даже самому клиенту.

Идея, что в семье через поколения проявляются и повторяются события и судьбы, даже если потомкам никто о них ничего не рассказывал, поначалу звучит дико в наш материалистический век информации. Но мы остаемся вплетенными в свою семью, род и в отношения с людьми, которые давно умерли, и не властны прервать эти контакты, хотя это и противоречит нашему пониманию индивидуальности и автономии.