Однажды в Лигурии. Рецепты гедониста - Лидия Евгеньевна Давыдова Страница 4

не принимать таблетки. Подруга принесла несколько новых книг, и Саша, у которой в последний год не было ни минуты прочесть что-то кроме брифов и медицинских анализов, погрузилась в любимый с детства мир образов, метафор и хорошего слога. Как же она любила читать! Каждую неделю бабушка водила ее в библиотеку, и они выбирали книги для чтения. Записаны были в разные, и в ту, что ближе к дому, районную, и ту, что ближе к дому бабушки, и в центре, имени Маяковского.

Самой большой радостью были покупные книги. Иногда бабушка приносила сверток грубой крафтовой бумаги, и Саша заранее понимала, что внутри. Подскакивая, выхватывала сверток, тащила бабушку на диван, забиралась на него с ногами и раскрывала. Внутри оказывалась новая книга. Новая, с запахом типографской краски, твердой обложкой, иногда – с золотым тиснением на корешке, и обязательными иллюстрациями. Чаще красочными, реже – черно-белыми. Перед тем как листать, Саша соскакивала с дивана, шла мыть руки и вновь брала книгу. Сначала нюхала, потом бережно листала страницы – это был целый ритуал, пропустить который было сродни отказу от половины удовольствия.

Удовольствие… ведь когда-то были в ее жизни такие моменты. Куда это всё подевалось?

Они читали книгу вместе с бабушкой, читали медленно, всегда помечая место, где остановились, самодельной закладкой. Картонной полоской с аппликациями. Книги всегда оборачивали в газетную бумагу, чтобы не испачкать, а однажды бабушка даже смастерила обложку из остатков золотой и голубой кожи, оставшейся ей в наследство от отца. Прадедушка Саши был сапожником. Когда книгу дочитывали, ее освобождали от обложки, ставили на полку и заносили в каталог. Саша вела учет с карточками, как в настоящей библиотеке.

Валяясь в кровати и зачитываясь романами, Саша взяла листок и начеркала маленький рассказ.

После работы Люба принесла свежие булочки и опять бульон.

– В последний раз. Вижу, идешь на поправку.

Подруга села рядом с кроватью и начала кормить Сашу.

– Давай я сама. – Саша взяла пиалу, отложила ложку и начала пить.

Люба увидела рядом с Сашей исписанный листок, протянула к нему руку.

– Это что?

– Да так, писала в бреду ерунду разную. – Саша попыталась засмеяться, но издала лишь хрип.

Люба взяла листок и принялась вчитываться.

– Саша, как здорово, это же шедевр!

– Тоже скажешь, шедевр, не преувеличивай, – хмыкнула Саша.

– Да ладно тебе, красиво же очень, – Люба перечитала строки вслух, – так поэтично…

Саша прищурилась.

– Ты спрашивала меня о мечтах?

Саша молча встала, подошла к серванту, достала из верхнего ящика небольшую коричневую тетрадку. Грустно улыбаясь, положила к себе на колени.

– Когда я дочитала всю француженку Саган, то записала в своем дневнике то, как хочу жить. – Саша замолчала.

– Ну и что? Что ты там написала? – торопила Люба.

Саша открыла на первой странице и протянула дневник. Подруга зачитала вслух:

– Я писатель, и я живу у моря.

Люба удивленно посмотрела на Сашу.

– Как видишь, это просто глупые детские мечты, я не писатель и живу не у моря.

Саша замолчала, натянула одеяло и продолжила:

– В детстве я писала стихи, рассказы, и единственная, кому давала их читать, была бабушка… «Талантливая моя кошечка», – говорила она.

Саша села на диван, обхватив ноги.

– Я начала ходить в литературный кружок, учительница хвалила мои рассказы, публиковалась в школьной газете, потом районной, потом городской, потом в литературном журнале, даже выиграла конкурс юного писателя, написала школьную пьесу… А потом…

Саша нахмурилась. Она держала бульон, пытаясь согреться, но он порядком остыл, и Саше стало еще холодней.

– А потом не стало бабушки… И хранитель моего таланта ушел… Я хотела поступать в Литературный институт, но мама сказала, что писатель – не профессия.

«Надо заниматься чем-то, что приносит результат, причем материальный. Нужна конкретная профессия. Пиши себе спокойно после работы и в свободное время», – сымитировала Саша мамин голос.

– Я выбрала иняз, потому что это престижней, языки и так далее. Первое время продолжала писать какие-то рассказы, заметки, но потом оставила: не было ни сил, ни времени. А позже улетучилось и желание.

Саша поставила пиалу на тумбочку и легла в кровать.

– Стала рекламным копирайтером. Концепции, слоганы, довольствовалась креативом в рамках брифа. Тексты на английском и итальянском…

– И ни разу не вернулась к писательству?

– Была еще одна попытка в универе. Там был литературный клуб и мы писали разное. Я написала повесть. Помню, это был такой невероятный драйв, я писала, писала, не переставая, несколько недель. Преподаватель литературного мастерства Раиса Марковна прочитала текст и сказала: «Дааа. Это вряд ли можно назвать литературой». – Саша вздохнула. – Ну и всё, я перестала. Хотя каждый раз, когда узнаю, что кто-то из знакомых пишет, публикует роман, у меня щемит очень сильно здесь, – Саша потерла область солнечного сплетения. – А однажды, – продолжила она, – года два назад, мне приснилась бабушка. Она спрашивала, почему не пишу… причем так интересно: она приснилась мне возле картины Модильяни, наша с ней любимая «Девушка в матроске». Помню, я проснулась ночью, взяла тетрадь и исписала тридцать страниц. На следующий день перечитала, и это был готовый сценарий фильма…

– Какого?

– Про любовь Модильяни и Ахматовой, это наша любимая с бабушкой тема.

– Так это же тот фильм, который снимает Алла?

Саша грустно покачала головой.

– Не говори мне, что ты отправила Алле те тридцать страниц… – тихо полуспросила подруга.

Саша тяжело вздохнула. Люба погладила Сашу по руке и вздохнула следом.

* * *

Столкнувшись в кафе с бывшей одноклассницей Аллой и услышав, что та собирается делать кино про Модильяни, Сашины глаза загорелись. Она решила выпить еще один чай.

Уселись у окна, и Алла рассказала про идею и про то, что она собиралась подать заявку в один международный фонд, чтобы получить финансирование.

Саша смотрела на Аллу восхищенными глазами. Прошло девять лет с момента их последней встречи. Алла стала независимым продюсером и создавала международные проекты: разного формата кино и мультипликационные фильмы.

Всё в Алле было красиво. Даже то, как она сидела сейчас. То, как была смята ее салфетка, то, как трогала своими красивыми пальцами чашку. Ее украшения, сочетания цветов ее наряда. Шелковая блузка цвета Rosa antica, а под нею грудь точно на два размера больше Сашиной. Наброшенный на плечи серый пиджак в полоску, кожаные брюки с высокой талией такого же цвета, как блузка, модные лоферы. Волосы, идеальные, густые, блестящие, как в рекламе шампуня, были уложены крупными волнами.

– Они у меня от природы такие, – пояснила Алла, – откидывая тяжелые локоны с плеч.

Саша поправила свои