Екатерина Вильмонт - Дети галактики или Чепуха на постном масле Страница 7

Как-то я гостила у Гейберов в Одессе, и по утрам Игорь Петрович будил меня так:

– Солнце, вставай! Я уже сходил на Привоз и нажарил тебе бычков! Ты любишь бычки?

Из его рук я готова была есть даже то, чего никогда не ела. К примеру, попробовав его голубцы, я их нежно полюбила. А дома и в рот не брала.

Но жена Игоря Петровича, тетя Циля, редкой красоты женщина, готовила просто фантастически. Из ее рецептов я взяла на вооружение один: сотэ по-одесски! Я его и сейчас готовлю, но куда упрощеннее и эклектичнее. Но тут привожу рецепт во всей его одесской первозданности.

Нам понадобятся кабачки, баклажаны, помидоры, лук, петрушка, яблоки и сливы.

Кабачки и баклажаны режем кружочками, обваливаем в муке и жарим отдельно на растительном масле, слегка подсаливая. Помидоры обдаем кипятком, снимаем шкурку. Жарим отдельно лук и морковь. Когда все подготовлено, укладываем слоями в жаровню. Лук и морковь вниз, затем кабачки, зелень, баклажаны, помидоры, зелень, нарезанные тонкими ломтиками яблоки, зелень, сливы тоже небольшими кусочками и еще раз всю эту прелесть послойно. Сверху много зелени. Закрываем крышкой и тушим на слабом огне. Вскоре, несмотря на крышку, у вас начнет ехать крыша от запаха. Через двадцать минут потушите огонь и перемешайте. Это можно есть как горячую закуску или гарнир, а можно и как холодную закуску. В Одессе сотэ уже в тарелке сдабривали сметаной. Очень недурственно, однако необязательно.10

Пока писала, у меня текли слюнки, но я уже очень давно готовлю сотэ по упрощенной схеме. Без муки, без моркови, все валю вперемешку. Тоже вкусно, – но это уже не Одесса или не та Одесса!

В противовес этому канительному и достаточно тяжелому блюду приведу мамин рецепт баклажанной икры, приготовление которой отнимает совсем мало времени и сил, и к тому же, если вам не запрещены сами баклажаны, вы можете есть ее практически при любой диете. А вкусно – ужас!

Берем килограмм баклажанов, отрезаем попки, моем и укладываем на противень. Печем в горячей духовке минут сорок-пятьдесят. Когда баклажаны стали из лиловых коричневыми и сильно морщинистыми, вынимаем их из духовки и даем остыть. Затем разрезаем вдоль, ножичком снимаем мякоть со шкурки и сразу отправляем на сковородку. Затем берем один большой или два средних помидора, обдаем кипятком, сдираем шкурку и если у вас есть измельчитель или блендер, превращаем в пюре. Туда же отправляем одну крупную луковицу. Лук, если нет блендера, можно натереть на мелкой терке. И все это вываливаем в сковородку к баклажанам. Ставим на небольшой огонь и берем в руки дырчатую толкушку для пюре. Когда масса нагрелась, вливаем совсем немного растительного масла. И продолжаем толочь. Солим, кладем чайную ложку сахара и перемешиваем. Когда икра начинает пузыриться, снимаем с огня, даем остыть и едим. Правда, у меня эту икру не едят, а жрут. Жрите на здоровье!11

Однако вернусь к Игорю Петровичу, с которым было связано много чудесных, незабываемых и смешных моментов в жизни. Как-то мы справляли папин юбилей. Было много гостей и вдруг неожиданно явился Игорь Петрович. Свалился как снег на голову. Вообще папа не был сторонником подобных сюрпризов. Но это же Изя! Изе можно! Папа был в восторге. Изя привез ему в подарок купленный на одесском толчке роскошный пуловер, который был немедленно надет, оказался к лицу и впору. А нам с мамой Изя привез наше любимое лакомство – целый мешок «конского зуба». Кто не знает, что это такое? Семечки, дивные крупные полосатые семечки! Гости разом забыли обо всех угощениях и принялись упоенно лузгать семечки. Папа это ненавидел еще со времен военного коммунизма, когда матросня залузгивала семечками все культурное наследие проклятого царизма. Он, конечно, негодовал, но поскольку это безобразие устроил Изя, то Все были прощены!

Другой случай. Мы тогда жили на Самотечном бульваре в квартире на высоком первом этаже. Приходим как-то мы с мамой домой, вдруг кто-то звонит в дверь. Открываю. Игорь Петрович! Как, что, откуда? Не входя в квартиру, он требует:

– Солнце, дай стул!

– Вам плохо? – пугаюсь я. Этот веселый и шумный человек не отличался крепким здоровьем.

– Мне уже хорошо! Дай стул!

Даю стул. Он ставит его перед дверью подъезда, взбирается на него, разгребает кучу мусора, наваленного на полке над дверью, достает оттуда гигантскую круглую коробку и с торжеством протягивает маме.

– Господи, Игорь Петрович, что это? – пугается мама.

– Это Циля утром испекла вам сметанный торт! Я приехал прямо из Внукова, а вас как назло никого нет дома! Куда мне деваться с этой коробкой? Вот я и пристроил ее. Думаю, среди этого хлама ее никто не заметит! А торт вышел знатный!

Торт и впрямь получился неправдоподобный, но мне такие кондитерские шедевры не по силам. Между прочим, в Одессе на улице громогласный Игорь Петрович звал жену Фросей, «чтобы не дразнить антисемитов».

Игорь Петрович и папа умерли в один год. А с его сыном Петей, ныне успешным американским бизнесменом и его очаровательной женой Ланой я дружу по сей день. В «минуты жизни трудные» он не раз приходил мне на помощь, и я никогда этого не забуду. Я упоминала об этой семье в книге «Курица в полете» и с огромной нежностью отношусь к Одессе именно благодаря Гейберам.

Кстати, Лана когда-то в Вильнюсе, где они жили, практически выброшенные из Одессы за желание эмигрировать, научила меня готовить еще одно блюдо из баклажан.

Нарезаем баклажаны некрупными кубиками вместе с кожицей. Жарим много лука, когда зарумянится, кладем туда баклажаны и, помешивая, жарим до готовности, добавляем сметану и некоторое время тушим. Вкусно, просто, дешево! Можно посыпать кинзой, не помешает. Возможно, Ланка и стала бы хорошей кулинаркой, но ей было некогда. Зато она стала прекрасным врачом, одной из первых сдавшей пресловутые врачебные экзамены в Калифорнии. Про нее в среде эмигрантов Лос-Анджелеса говорили: «Вон видишь эту красавицу? Это та самая Лана, которая сдала экзамены на доктора!».12

Доктор Баренблат и другие

Я довольно рано начала готовить и вовсе не из любви к кулинарному искусству, а от суровой необходимости. Мама заболела брюшным тифом. Услышав этот диагноз, я чуть не померла со страху. Для меня тиф был сродни чуме, холере, желтой лихорадке. Однако удивительный доктор Баренблат, поставивший этот экзотический по тем временам диагноз, заявил:

– Ничего страшного, Катенька. Мама будет болеть дома. Что ей нужно? Антибиотики вот по этой схеме, строжайшая диета без малейших послаблений. И гигиена! Туалет мыть хлоркой. Вам с папой пить бактериофаг и через три месяца Наталия Семеновна сможет уже есть жареные гвозди!

Положим, жареные гвозди мама смогла есть примерно через полгода, но зато я многому научилась. Диета была и впрямь строгая – все только вареное, протертое, курицу и мясо надо было дважды пропустить через мясорубку и так далее. Сперва я была в панике, я почти ничего не умела, но вскоре всему научилась, а потом мне уже самой стало интересно. Кстати, надо рассказать и о докторе. Это была весьма примечательная фигура. Он умудрился сесть в тюрьму по доносу уже в хрущевскую оттепель. За анекдоты! Разумеется, он и на зоне был врачом, так что о лагерной жизни вспоминал только с усмешкой. Отсидев года два-три, точно я не помню, он не мог вернуться в Москву, жил в Александрове, а в Москву только наезжал. С женой он расстался, в Москве пристанищем ему служила квартира его друзей, которые взяли на себя еще и труд быть его секретарями. Если пациенту надо было связаться с Исааком Григорьевичем, он звонил этим людям, те все аккуратно записывали и передавали доктору, когда тот появлялся. Помню, он ходил в коричневом потертом кожаном пальто, с потрепанным огромным портфелем, лысый как бильярдный шар, очень некрасивый, но стоило ему войти, как все в доме сразу успокаивались, чем бы кто ни заболел. Впервые он появился в нашем доме из-за меня. На меня напала странная хворь – по несколько месяцев держалась высокая температура. Меня затаскали по врачам, каких только абсурдных диагнозов не ставили, и лишь Исаак Григорьевич разобрался в чем дело – в результате перенесенной инфекции произошло расстройство терморегуляции. И он меня вылечил.

Мама всегда кормила его обедом, он подолгу у нас сидел и говорил, не закрывая рта. Уходя, он еще час стоял в пальто в прихожей, но наконец произносил сакраментальную фразу: «Врач нужен больному как воздух, но если воздух входит и не выходит, больной умирает!». И с этим удалялся.

Итак, мама лежала с тифом, мы с папой плясали вокруг нее, а поскольку до Баренблата мы вызывали врача из поликлиники Литфонда, то эта дама, определившая у мамы просто расстройство желудка, при повторном визите пожурила ее: