Макс Фрай - Кофейная книга Страница 8

Рано проснулся. Хочется кофе, а в доме шаром покати. И делать-то вроде нечего: статья сдана, уже, должно быть, и деньги за нее пришли. Наскоро бреюсь, разыскиваю телефон, пустой кошелек, банковскую карточку. Карточка обнаруживается в Цветке. Это не я, честно. Мне не могло прийти в голову кормить Цветок банковскими карточками, не для того я его с помойки спас. Стряхиваю землю, огладив пальцем забавного гиппокампуса в уголке карточки. Надеюсь, от земли карточки не портятся.

Интересно, где сегодня банкомат. Чтобы его найти, надо расслабиться, не думать о кофе, не думать о деньгах, вообще не думать. Погулять я иду, вон погода какая, холода прошли, яблони цветут. Вчера на моей улице финские яблони цвели, все в розовых облаках, а сегодня уже китайки, сами огромные, длинные, ложатся ветвями на провода, а цветы у них мелкие.

Заворачиваю за угол: вчера мой банк был там, и банкомат у него был в отдельной будке, за дубовой дверью с медной ручкой. Сегодня там обувной магазин, перегородку между будкой и основным помещением снесли, в закутке продают стельки и шнурки. Не думай о банке, гуляй, дыши. Три дня не вставая за компьютером сидел.

Неделю назад можно было в ларьке, который стоял вот тут, пива купить, попивать на ходу. Но ларьков у нас теперь нет вовсе, здесь такое сильное течение, что сносит их первыми. Вдруг — на тебе — магазинчик в подвале. Удачно. Заскакиваю в подвал, нашариваю по карману последнюю мелочь, беру выпендрежную мятую бутылку и довершаю ею свой джинсовый имидж. За моей спиной хмурые мужики в синих комбезах начинают демонтаж вывески «Продукты», рядом, прислоненная к стене, стоит уже вывеска про какой-то гламур. То ли женская одежда, то ли еще что похуже. Хорошо, успел.

Звонит телефон.

— Митька, — раздается на том конце несчастный голос Светки, — ты не знаешь, где сегодня купить полипропиленового троса? Ты же у нас краевед.

— Не знаю еще, — говорю, — а тебе зачем?

— Да Наське обещала построить на даче лазалки, сегодня ехать, а все снаряги как корова языком слизала. Помоги, а, ты же всегда знаешь, что где! Пожалуйста…

— Ладно, ладно, — вздыхаю, — как только встречу — отзвонюсь.

Значит, теперь надо не думать еще и о веревках. Я так старательно не думаю о веревках, что вдруг обнаруживаю на углу банкомат моего банка. Засовываю карточку — о, доехало! Снимаю всё, наполняю кошелек пятью зелеными тысячами и несколькими синими полтинниками. С деньгами в кармане необходимое равновесие немедленно меня настигает, я уже не ищу ничего, не хочу кофе, не думаю о веревках, я самодостаточный человек посреди летнего городского острова.

В таком настроении я сразу, одно за другим, нахожу два прекрасных места.

На первом этаже старого Дома культуры появился продуктовый супермаркет. Позавчера тут была дубовая дверь, а теперь… нет, никаких сожалений, стеклянная, и ладно. То ли еще будет завтра. Захожу в магазин — и немедленно обретаю кофе в крафтовом пакете, кенийский, молотый, под названием «Живой кофе». Пахнет умопомрачительно. Это очень хорошо, что молотый, кофемолка у меня есть, но без крышки — течением снесло. Значит, кофе у нас есть, одно очко мне.

Второе место, большой строительный магазин, обнаруживается возле Печатного Двора, на месте фирменного книжного магазина. Вместо Печатного Двора там уже ресторан «Печатный Двор», ну, в сущности, небольшой сдвиг. А строительный магазин огромный и завораживающий. Застреваю там часа на два. Разглядываю инструменты, доски, штуки всякие полезные. На втором этаже даже скутеры продаются, и я несколько минут размышляю, не купить ли себе такой кататься по острову. Но стоит он, по крайней мере, трех статей, пока их напишешь, небось и магазина этого уже не будет. Там же, на втором этаже, обнаруживаются и веревки самого разного качества, намотанные на черные катушки. Звоню Светке. Обещаю постоять в дверях, подержать магазин.

Запускаю обрадованную Светку в магазин, отправляюсь дальше. Мне еще нужны пряности, которые можно купить только на рынке. Старательно не думаю о рынке.

Мимо проезжает вечный сороковой трамвай, на маршрут которого нанизаны все острова. Если бы мне удалось хоть раз сесть на него, думаю я, я бы сразу все нужное нашел. Но, как назло, каждый раз, встречая сороковой трамвай, я нахожусь катастрофически далеко от ближайшей остановки, да и иду чаще всего в другую сторону. Нет так нет, иду вдоль трамвайных рельс. У меня хорошее предчувствие на их счет.

Пиво давно кончилось, начинает хотеться есть. Продуктовый магазинчик нахожу в какой-то щели между обувным и сумочным, захожу, покупаю себе еды домой и пару пирожков, зажевать на ходу. Выглядываю на улицу — и вижу полную даму, со всех ног несущуюся к магазину от перекрестка.

— Молодой человек! — пыхтит она. — Подождите! Подержите его для меня…

Послушно стою в дверях. Дама вскакивает в магазин, и я ее узнаю. Живет она недалеко от меня, примелькалась.

— Знаю… — задыхаясь, грозит она мне пальцем, — пока вы тут, магазин не исчезнет!.. Спасибо.

Снова встраиваюсь в вектор трамвайных рельс. И рельсы меня не подводят. Чудо: на маленькой поперечной улочке книжный магазин! Такая редкость.

Бросаюсь к нему, чтобы не убежал, долго брожу вдоль полок, щупаю корешки. Ко мне подходит продавец, длинный белобрысый парень с замашками голубого, нежно спрашивает, чем мне помочь.

— Мне бы фантастики какой-нибудь, — сообщаю не задумываясь.

— Вот. — Он подводит меня к полке с краеведческой литературой. «Улицы Городского острова», «Каменноостровский проспект», «Выборгская сторона», «Архитектура двадцать первого века». Действительно, фантастика. Люблю такие книги: впечатление от них разнится день ото дня. Выбираю себе три, по ближайшим улицам, интереснее всего перечитывать их отдельными главами, сравнивая с тем, что приносит течением. В магазин заходит женщина с недовольным выражением лица, продавец подходит к ней, я жду, пока он освободится, и слушаю, как женщина почему-то распекает его за то, что не успеешь оглянуться, как все уже исчезло. Удивленно пожимаю плечами: не только исчезает, ведь и появляется тоже! Вот какая прекрасная книжная лавка появилась, знай лови да радуйся.

Рынок я нахожу на месте старого трамвайного парка. Все они теперь успели во что-то превратиться, и где ночует вечный сороковой трамвай, я уже не представляю. Когда-нибудь мне все-таки удастся в него сесть, вот уж тогда посмотрю я собственными глазами. А на рынке нахожу я и зерна кардамона, и звезды бадьяна, и сушенные целиком имбирные корешки.

Из окна кухни теперь виден дом с высокой зеленой крышей и фальшивыми печными трубами. Удачный мне подогнали вид для кофеварения: торговый центр уже снесло течением, на его месте возник старый фонтан, который я помню с детства, куст боярышника и два куста персидской сирени.

В моей квартире пока ничего не изменилось. Каждый раз, отправляясь на охоту, я надеюсь, что однажды сдвиг затронет и дом и откроется проход в ту самую комнату. С детства мне снилось, что внутри брандмауэра есть у меня лестница, ведущая в комнату, в которую все проваливается. Всякие любимые предметы, пропавшие из дома неведомым путем, скорей всего, там: кольцо моей бабушки, плюшевый Чебурашка, которого мне подарили на трехлетие, старые папины круглогубцы, стилет, который в семнадцать лет я выточил себе из напильника, конопляная рубаха, которую сшила мне Лу в период безудержного хиппизма; главное, о людях не думать, нет, только вещи, им не будет хуже от того, что я на них надеюсь. Но сколько бы всего ни менялось в городе, в доме все остается по-прежнему. Видимо, иногда бывают просто сны.

Кофе с пряностями

Четыре ложки кенийского кофе

Восемь зерен кардамона

Один лепесток бадьяна

Имбирь — на глазок

Кардамон и бадьян растолочь в ступке. Имбирь натереть на терке. Пряности прогреть в сухой джезве, засыпать кофе, залить горячей водой, поставить на маленький огонь. Трижды дать шапке пены приподняться. Снять с огня, легко, но настойчиво постучать джезвой о стол, пока пена не посветлеет. Пить, глядя на деревья и высокие крыши.

Лея Любомирская

После обеда

После обеда, когда обитатели дома престарелых Санта-Ана разбредаются по своим комнатам поспать час-другой, дона Мария де Жезуш идет к воротам. Ворота всегда закрыты, чтобы не разбредались постояльцы, многие из которых уже ничего не помнят и ничего не испытывают, кроме неудержимого желания хоть куда-нибудь уйти. В заведении не так уж и плохо, кормят вполне прилично, есть сад с розами и телевизор, а сиделки и медсестры внимательны и почти не раздражаются, даже если старики начинают капризничать и скандалить из-за места у телевизора или шоколадного мусса, которого всегда слишком мало. Но все там пропитано такой серой тягостной тоской, такой унылой обреченностью, что трудно дышать. Даже крепкие, ко всему привычные сиделки иногда срываются с места, выбегают за территорию и стоят там, жадно хватая воздух ртом.