Сон жизни как жизнь сна - Кузнецова Елена "mari-el" Страница 11

Все разбрелись. Подруга маячит перед столом. Она явно проклинает себя и меня за то, что ушли из укрытия. Страшно и за друга. Мы ничего о нем не знаем: где он, что с ним? Только бы его не нашли. Ведь он – единственный шанс на спасение и нас, и всей планеты.

Мне приходит нелепая мысль о том, что, если бы не большой бюст – все было бы иначе. Может, не было бы вторжения? Но это – пустое. Сколько осталось у нас времени? Вот что существенно. Надо продержаться как можно дольше. Решаюсь потянуть время и начинаю сама задавать вопросы блондинке.

– Вы нас уничтожите?

– Да. Затопим планету. Кстати, наверху уже льется грязная вода, прямо на уровне входа.

Мелькнуло в голове – проекция кавказского наводнения?

– Уже началось?

– Не бойтесь, – дама цинично улыбнулась, – еще нет.

– Вы давно на Земле?

– 40 000.

– Лет?

– Нет, дней. Меня прислали все разузнать. – Она отвечает легко и доброжелательно.

Внизу собираются кривоногие человечки ростом не более 30-70 сантиметров. У них в руках разные летающие предметы. Четко вижу один – помесь гусеницы и самолета – с буро-зелеными боками. Они, похоже, отправляются на охоту за спрятавшимися. Значит, им надо не просто захватить нашу планету и залить ее водой, но и непременно уничтожить всех людей. Боятся возможной утечки информации?

– Вам понравилось?

– Да. Красивая планета. Я многому научилась.

– У вас должен быть высокий уровень развития.

– Зачем? Мы пользуемся тем, что захватываем на планетах.

– Что у вас тут было? У вас был мужчина?

– Да. Это очень приятно. У нас на такое никто не способен.

– Он вас любил?

– Да.

– А откуда вы?

– Зачем вам это знать? Вы и так все умрете. К чему вопросы?

– У меня, – я медленно поднялась со стула, – уже ничего нет. – Я не говорю о своей семье, точно осознавая, что нахожусь во сне, но и, отмечая, что по натуре я не актриса, та легко бы произнесла любой текст. – Ни дома, ни друзей, ни планеты. Скоро у меня заберут и жизнь. Неужели вопросы – эту последнюю малость – и ту вы… Это что – так трудно поговорить с человеком перед смертью? Вы – женщина. Вы похожи на женщину даже больше, чем я, – красивая, обаятельная. И с будущим. Вам здесь понравилось. Было хорошо. Вас любили. Многие люди на земле согласны за любовь заплатить жизнью, только бы на миг оказаться во власти этого великого – самого великого – чувства. А вас любили!!! И вы легко убьете этого человека?

Женщина, молча, смотрит на меня. Неужели жизнь среди людей со страстями, любовями, сомнениями и желаниями, с красотой и мощью земли не изменили жестокую инопланетную сущность захватчицы? Что-то с ней происходит. Не могу это объяснить словами, но она меняется – не внешне, внутри идет какой-то бурный процесс.

Я пытаюсь придумать, чем бы еще зацепить ее? Блеснула призрачная надежда на спасение. Может, поднажать? Попробовать изменить ситуацию, пока блондинка отвечает?

ПОСЛЕСОНИЕ

Так, лихорадочно обдумывая тактику (на стратегию уже не остается времени) вопросов, могущих изменить ужас случившегося, спасти собственную жизнь и существование планеты, я и проснулась. Сон держал в напряжении несколько дней. Параллели с собой искать даже не пыталась – не интересно.

А вот сюжет – подарок-подарунок! Когда-нибудь развернусь!

СОН-а

Этот сон – один из трех предрассветных сновидений, связанных друг с другом так прихотливо.

Осознаю себя идущей. Вопросом, от чего или от кого ухожу, не задаюсь. День заканчивался, и ясно было, что еще немного, и я войду в ночь без крыши над головой и с перспективой ночлега на семи ветрах. Вдали показалось спасительное жилье, и я заторопилась к вросшей деревянной избушке.

На стук дверь открыла старушка. Она все поняла и без долгих уговоров пригласила войти. Домик состоял из двух комнат и большой открытой веранды. Старушка познакомила меня со своим дедом и внуком. Малыша отвели в другую комнату и уложили спать. Дед принес старую шаткую раскладушку, и старушка принялась стелить мне постель. Я постеснялась рассказать, что у меня болит спина, и раскладушка здоровья не прибавит. Темнеет. Старики ушли в другую комнату к внуку. Лежать невыносимо, но в гостях не выкобеливаются. Мучительно жду, когда в доме все уснут, чтобы перетащить постель на пол.

Где-то ухают ночные птицы, и вовсю стараются сверчки. Под богатырский храп из соседней комнаты я решаюсь на перестановку. Но тихо не получилось. Едва шевельнулась, как сильная боль пронзила насквозь, и я не сдержалась. На мой громкий стон приползла бабулька. Глядя на то, как я вылезаю из раскладушки, она разохалась: "Чего же ты, доченька, не предупредила, я бы тебе сразу на полу постелила". Она помогла мне подняться и перетащила матрас. С трудом устроилась на новом ложе.

Вернулся старик. Сосредоточенно почесал за ухом, буркнул что-то вроде: "Я сейчас", – и вышел. Удивительно, но я быстро поднялась и проследовала за ним на веранду, чтобы посмотреть, куда он пошел?

Ночь еще не спустилась. Близкие сумерки, казалось, намекали солнцу, что "пора и честь знать". Но светило не торопится. Недалеко от веранды – в 100 метрах – зиял огромной дырой глубокий карьер. На дне люди копошились у машин. Старик спустился с большим цинковым ведром. В него ковшовой лопатой рабочий деловито бросал красную глину. Я поняла, что надо приготовиться к лечебной аппликации. Расстелила простынку на скамье и освободила спину.

Внезапно пошел дождь – не сильный, но явно затяжной. Перебираемся под навес. Только он совсем худой, и легкие струйки быстро образовывают лужи на дощатом полу. Пришлось вернуться в комнату. Ночь упала на дом, как покрывало. Сижу одна в потемках, обмотанная простыней. На веранде зажглись огни, как на деревенской дискотеке. Где-то рядом пели и веселились люди.

Выглядываю наружу. То, что увидела, было страшно и непонятно. В небе появились странные ярко-оранжевые бесшумные объекты. Они были похожи на объемные вырезанные снежинки со структурой, которая напоминала медузу. Шли сплошным потоком, закрывая все небо. От этого бесшумного полета стало жутко. Никто ничего не замечал. Это еще страшнее. Одна из медуз – бесформенная и туманная – снизилась так, что запуталась в высоких кронах деревьев и вырвалась из веток, оставив на листьях светящиеся анилиновые кляксы.

Следом за медузами пошли такие же бесшумные аппараты, отдаленно напоминающие вертолеты. Они состояли из двух частей: верхняя – похожа на серо-металлическую сигару, нижняя – на темную эллипсоидную гондолу. Вертолеты приземлялись один за другим, из них выходили люди в шинелях первых лет Гражданской войны – из сукна грязно-болотного цвета.

Кричу людям, чтобы прятались. Бесполезно. Веселье продолжается. Бегу в дом, чтобы выключить свет и спрятаться. Не успела. Как столб, прислонилась к стене, прикрывшись одеялом. В дом входят солдаты. Они безучастно проследовали по комнате, как по коридору. Их движения мало напоминали человеческие, скорее автоматические. Лица ничего не выражали. Все это происходило в звенящей тишине. Из звуков слышно только мое спертое дыхание. Мыслей никаких, только жуткий страх и ощущение близкого конца.

Ко мне, судя по всему, подошел начальник. Одеждой не выделялся. Лицо осмысленное, но грубое. Фигура напоминала невысокий шкаф – мощный и старомодный. Общение со мной было натуральным, без всяких мысленных заморочек.

Он спросил: «Что у меня болит?" – "Спина". – И быстро, словно боясь забыть, добавила, – "и коленка". Он кивнул головой, а я судорожно стала вспоминать, а что на самом деле у меня не болит? Он показал небольшой прибор, напоминающий милицейский жезл, и пообещал, что вылечит меня полностью.