Яков Резник - Сказ о невыдуманном Левше Страница 13

— Ни одну машину нельзя собрать без болта, — сказал Александр Матвеевич гостям. — Это как цемент на строительстве, как дружба в жизни.

Гости одарили Александра Матвеевича малоформатной фотокамерой «Практи» и роскошным изданием книги Аннель и Андрэ Торндайк «Русское чудо». Вальтер Ульбрихт сделал на титульном листе дарственную надпись. Пожимая руку умельца, посмотрел на его тонкие длинные пальцы, в зоркие светлые глаза и сказал:

— На Урале рождаются гигантские современные машины и ваши микроминиатюры. Это тоже русское чудо.

ВЫ ВЕРНУЛИ МНЕ ЗРЕНИЕ

Урал. Левше Сысолятину...

Письмо с таким адресом вручили в поселке Буланаш Александру Матвеевичу. Оно пришло издалека от Валентины Вершининой.

«Шестнадцать лет я не видела солнца, — писала девушка. — А сейчас радуюсь краскам земли, вижу, как лопаются почки и цветет сирень. И всем этим я обязана Святославу Николаевичу Федорову и вам, Александр Матвеевич... Скоро я выхожу замуж, и вы будете самым дорогим гостем на моей свадьбе. Приезжайте!»

Пользуясь инструментом Сысолятина, чудодей-хирург, ныне член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Святослав Николаевич Федоров вернул Вале зрение.

За пять лет до встречи с Сысолятиным Федоров, в то время заведующий кафедрой глазных болезней Архангельского медицинского института, произвел около шестидесяти сложнейших операций по замене мутного хрусталика глаза искусственным. Они требовали от окулиста новых принципиальных решений, связанных с оптикой глаза, химией пластмасс, техникой операций. Они требовали тончайших инструментов, без которых так же невозможно достичь новых вершин в офтальмологии, как невозможно альпинистам подниматься на высочайшие пики земли без скалолазов и кислородных масок.

Многое предстояло преодолеть Святославу Николаевичу. Но если инженеры рассчитали искусственные частицы глаза и предоставили хирургу чертежи, если ученые создали специальные пластмассы для искусственного хрусталика и вместе с доктором Федоровым исследовали их на практике, — то инструментами приходилось пользоваться теми же, какими офтальмологи оперировали в девятнадцатом веке.

В это время Федоров узнал из московской газеты о микроинструментах Александра Матвеевича для ученых-биологов и поделился с ним теми трудностями, которые встречаются хирургу при замене мутного хрусталика глаза искусственным.

«Чтобы зашивать раны глаза при операциях, нам крайне необходимы полые иглы толщиной одна десятая миллиметра. Сумеете ли вы их сделать и приехать к нам в Архангельск?»

Сысолятина волновала просьба Федорова. Казалось, о чем тревожиться? Делал же инструменты для хирургии клетки не в одну десятую долю миллиметра, а в сотые и даже тысячные доли. Но разве сложности в одних микронах, больше ли их или меньше? Тогда хотелось, чтобы ученые удачно экспериментировали, без лишних затрат энергии, средств, времени, тянувшегося зачастую годами. Но там речь шла о микробах. А тут — глаз человека, свет или тьма на всю жизнь. Глаз... Воспалится немного во время работы, побегут черные пылинки перед тобой, на секунду, на минуту не дадут разглядеть микроскопическую детальку — и уж сердце ноет: если даже в малой мере поникнет зрение — прощай работа над миниатюрами...

А те, что почти не видят или совсем ослепли!

Вспомнилась трагедия ветерана Уралмашзавода Георгия Павловича Злыгостева. Три десятка лет работал в непосредственной близости к термическим печам, и благополучно, но однажды не уберегся и ослеп. Местные врачи не смогли помочь. Единственная надежда — Федоров!

А судьба престарелой матери одного из близких друзей... Она не дожила до времени, когда стало известно имя архангельского исцелителя от катаракты. Две операции кончились для нее печально. Полная слепота. Внучат ни разу не видела. Проведет по лицу всевидящими пальцами, скажет: «А ты, маленький, что-то бледненьким стал, на воздух иди, на воздух!»

А школа слепых детей!

Они пригласили Александра Матвеевича рассказать о ВДНХ, о миниатюрах. Сысолятина поразили не по-детски зрелое проникновение в жизнь, в искусство, их трогательная добрая заботливость друг о друге. Идут коридором школы в обнимку или держась за руки пятеро-шестеро — по бокам те, что частично потеряли зрение, посередке — полностью ослепшие. «Спасти бы их, Саша... Может быть, твои иглы помогут...»

Такие мысли занимали Александра Матвеевича, пока не входил в свою домашнюю мастерскую. Тут он не имел права ничем, абсолютно ничем отвлекаться от работы. Искусство микротехники требовало от него предельной собранности, полной отрешенности от всего, что не имеет прямого отношения к манипуляциям мастера над крохотными созданиями.

...Многолетняя работа Сысолятина над миниатюрами рассматривалась им как приближение к федоровскому заказу: «Это тебе не инструмент для операций на микробах. Иголки коснутся глаза...»

Во много раз больше времени, чем изготовление, заняли отбор наилучшей стали для операционных иголок, обдумывание их форм и своих движений с резцами — движения должны были быть не менее микроскопичны, чем сами иглы... Картина работы прорисовывалась медленно, чаще в пути домой, когда он шел опушкой леса из шахты или лаборатории автоматики. Он выбирал дальний путь, чтобы подольше оставаться наедине и думал о сделанных им прежде полых иглах, и об американских операционных, о которых ему сообщили в письме. Они казались грубыми. Надо было сделать иглы Федорову тоньше американских, изящней, чтобы хирургам было и удобно, и приятно ими действовать, чтобы ими легко было зашивать раны глаза.

Когда же вечерами Сысолятин заключал в тисочки заготовки и невидимый резец касался металла, умственное и физическое зрение мастера выхватывало и отражало лишь предыдущий и последующий шаг резца. Тут господствовали полная уверенность и рожденная этой уверенностью безошибочность движений, не допускающих ни остановок, ни замедленности.

Федоровский заказ был исполнен из сверхпрочной стали в нескольких вариантах.

Морозным зимним днем Александр Матвеевич прилетел в Архангельск. Святослав Николаевич ввел уральца в святую святых глазной клиники, а в последующие дни сделал при нем, с его иголками более двадцати операций.

Это было истинное волшебство!

Александр Матвеевич видел, как Святослав Николаевич удалил осложненную катаракту и вставил искусственный хрусталик киномеханику из Астрахани Козлову, — то был сто восемнадцатый хрусталик доктора Федорова. С волнением наблюдал уралец, как хирург зашивал раны роговой оболочки его иглами, — они оказались самыми лучшими из всех, когда-либо побывавших в руках Федорова — одного из самых искуснейших офтальмологов мира.

Никогда не забыть Александру Матвеевичу счастливейших мгновений в жизни давно ослепших людей, когда безмерная теплота света коснулась обновленных хрусталиков и роговицы. У астраханца это случилось на шестые сутки после операции, у Валентины — на девятые.

...Валя ослепла, когда ей было три года. Через шестнадцать лет ее привезли в клинику Федорова. Перед хирургом и Сысолятиным сидела русоволосая красавица с глазами, потухшими, казалось, на всю жизнь. Федоров сменил мутные хрусталики на пластмассовые, зашил сысолятинскими иголками раны. А когда собрались снять с глаз повязки, Валя замерла: не будет ли, как прежде, до Федорова? Не останется ли, как это было не раз, после других операций, та же чернота. И спокойнейший в часы операций хирург, и его ассистенты, и Сысолятин — все с тревогой ждали: удача или неудача?

И вдруг — два солнца, и слезы в них, и благодарность доктору Федорову, подарившему девушке свет, и ему, Сысолятину, участнику этого чуда.

То были мгновения счастья и уральского Левши.

В часы операций Сысолятин изучал каждое движение Федорова, про себя отмечал недостатки операционных инструментов, а потом искал формы новых конструкций, набрасывал эскизы. Он их показывал Федорову и его коллегам, и они, чтобы вовлечь уральца в решение новых научных и практических задач клиники, знакомили его с работами по замене стекловидного тела глаза жидкой пластмассой — силиконом, с экспериментами по замене мутной роговой оболочки специальным пластмассовым протезом.

— Такие операции, — говорил Федоров Сысолятину, — нужно проводить под микроскопом. Задача сложная. Ее можно будет решить, если изменится операционная техника врачей, если в их руки попадут, наконец, новые инструменты. Тут, Александр Матвеевич, дело за вами, за вашим мастерством.

Несколько раз собирался своеобразный совет офтальмологов и уральского Левши. Обсуждали его эскизы, делали замечания, просили сделать инструменты меньше всех существующих до той поры и иными по конструкции. Федоров написал мне в дни пребывания Сысолятина в Архангельске:

«Иглы Александра Матвеевича для зашивания ран глаза отличаются своей миниатюрностью. Мы их применили при операциях замены мутного хрусталика глаза искусственным для зашивания раны роговой оболочки. В проекте в содружестве с Александром Матвеевичем — создание нового инструмента для зашивания ран, в основе которого лежит полая, еще более тонкая игла.