Агота Кристоф - Толстая тетрадь Страница 38

Матиас запретил мне с вами беседовать.

— Это очень самолюбивый мальчик, даже гордый и, несомненно, он самый умный мальчик в классе. Несмотря на это, единственный совет, который я могу вам дать, — это забрать мальчика из школы. Я подпишу все необходимые для этого бумаги.

Лукас говорит:

— Матиас не хочет бросать школу.

— Знали бы вы, что ему приходится терпеть! Жестокость детей не поддается описанию. Девочки издеваются над ним. Они зовут его пауком, горбуном, ублюдком. Он сидит один на первом ряду, и никто не хочет сидеть с ним рядом. Мальчики бьют его, пинают ногами, кулаками. Его сосед сзади зажал ему пальцы крышкой парты. Я несколько раз вмешивался, но это только ухудшает положение. Даже его ум оборачивается против него. Другие дети не выносят того, что Матиас все знает, что он во всем лучший ученик. Они завидуют ему и делают его жизнь невыносимой.

Лукас говорит:

— Я знаю это, хотя он никогда мне об этом не рассказывал.

— Нет, он никогда не жалуется. Он даже не плачет. У него огромная сила воли. Но он не может бесконечно выносить такое количество унижений. Заберите его из школы, я буду каждый вечер давать ему уроки здесь, для меня это будет настоящим удовольствием работать с таким одаренным ребенком.

Лукас говорит:

— Благодарю вас, сударь. Но все это не зависит от меня. Сам Матиас непременно хочет ходить в школу, как все другие дети. Для него уйти из школы означало бы признать, что он другой, что он калека.

Учитель говорит:

— Я понимаю. Однако он все же другой, и когда-нибудь ему придется с этим смириться.

Лукас молчит, учитель прохаживается по магазину и рассматривает книги на полках:

— Это очень просторное помещение. Как вы думаете, а не поставить ли здесь несколько столов со стульями, чтобы получилась детская читальня? Я мог бы приносить вам старые книжки, мне их просто некуда девать. Таким образом дети, у которых родители не имеют ни одной книги, — а таких, поверьте мне, много, — смогли бы приходить сюда и спокойно читать час или два.

Лукас пристально смотрит на учителя:

— Вы думаете, это сможет изменить отношения между Матиасом и другими детьми, не так ли? Да, стоит попробовать. Может быть, это хорошая идея, господин учитель.

6

Десять часов вечера. Петер звонит в дверь к Лукасу. Лукас выбрасывает в окно ключ от входной двери. Петер поднимается и входит в комнату:

— Я не помешал вам?

— Вовсе нет. Напротив. Я искал вас, но вы исчезли. Даже Матиас беспокоился о том, что вас нет.

Петер говорит:

— Это очень мило с его стороны. Он спит?

— Он у себя в комнате, но как узнать, спит он или чем-нибудь занимается? Он просыпается посреди ночи и начинает читать, писать, думать, учить уроки.

— Он может нас услышать?

— Если захочет, то да.

— В таком случае, мне кажется, нам лучше пойти ко мне-.

У себя дома Петер открывает окна во всех комнатах и падает в кресло:

— Эта жара просто невыносима. Налейте себе что-нибудь выпить и садитесь. Я только что с вокзала, я провел в дороге целый день. Пришлось четыре раза пересаживаться с поезда на поезд и очень долго ждать на промежуточных станциях.

Лукас наполняет рюмки:

— Откуда вы приехали?

— Из своего родного города. Меня срочно вызвали к следователю по делу Виктора. Он задушил свою сестру в приступе белой горячки.

Лукас говорит:

— Бедный Виктор. Вы виделись с ним?

— Да. Он в психиатрической больнице.

— Как он?

— Он держится очень спокойно. Лекарства немного его оглушили. Он обрадовался моему приходу, спрашивал о вас, о книжном магазине, о мальчике. Просил передать вам привет.

— А что он говорит о том, что случилось с сестрой?

— Он мне просто сказал: «Дело сделано, и ничего изменить нельзя».

Лукас спрашивает:

— Что с ним будет?

— Не знаю. Суда еще не было. Я думаю, он закончит жизнь в психиатрической больнице. Виктору не место в тюрьме. Я спросил у него, что я могу сделать, он попросил регулярно присылать ему канцелярские принадлежности. «Все, что мне нужно, — это бумага и карандаши. Здесь я наконец смогу написать свою книгу», — сказал он мне.

— Да, Виктор хотел написать книгу. Он мне так сказал, когда я покупал у него книжный магазин. Именно это и заставило его все продать.

— Да, и он уже начал писать.

Петер вытаскивает из портфеля пачку машинописных листов:

— Я прочел их в поезде. Возьмите их с собой, прочитайте и верните мне. Он напечатал их на машинке рядом с трупом сестры. Он задушил сестру, сел за письменный стол и стал писать. Так их и обнаружили в комнате Виктора: задушенная сестра лежит на кровати, Виктор печатает на машинке, пьет водку и курит сигары. Полиция была вызвана на следующий день клиентками его сестры. В день убийства Виктор вышел из дома, снял деньги со счета, сходил за водкой, сигаретами и сигарами. Заказчицам, которым было назначено на примерку и которые ждали у двери, он сказал, что сестра плохо себя чувствует из-за жары и что не надо ее беспокоить. Заказчицы оказались настойчивы и наверняка им хотелось как можно скорее получить свои новые платья; они вернулись назавтра, стали стучать в дверь, обсуждать все с соседями, нашли все это очень странным и в конце концов решили заявить в полицию. Полицейские выломали дверь и обнаружили мертвецки пьяного Виктора, продолжавшего спокойно печатать свою книгу. Он дал увести себя без всякого сопротивления, забрав с собой уже напечатанные страницы. Несмотря на многочисленные ошибки, текст можно прочесть, и он очень интересен.

Лукас возвращается домой с рукописью Виктора и за ночь переписывает ее в свою тетрадь.

Сегодня 15 августа, зной стоит уже три недели. Жара невыносима, как в доме, так и на улице. Нет никакой возможности от нее укрыться. Я не люблю жару, не люблю лето. Дождливое лето, прохладное — люблю, но от зноя я положительно заболеваю.

Я только что задушил сестру. Она лежит на моей кровати, я накрыл ее простыней. При такой жаре ее тело скоро начнет пахнуть. Какая разница? Там посмотрим. Я закрыл входную дверь на ключ, и, когда стучат, я не открываю. Еще я закрыл окна и задвинул ставни.

Я прожил с сестрой около двух лет. Я продал принадлежавший мне дом и книжный магазин в маленьком далеком городке возле границы. Я приехал жить к сестре, чтобы написать книгу. В далеком маленьком городке это казалось мне невозможным из-за моего чрезмерного одиночества: я мог сделаться больным и алкоголиком. Я подумал, что здесь, у сестры, которая станет заниматься хозяйством, едой и одеждой, я буду вести здоровый, уравновешенный образ жизни, который позволит мне наконец написать книгу, которую я всегда хотел написать.

Увы, спокойная и размеренная жизнь, которую я себе воображал, быстро превратилась в ад.

Сестра следила за мной, постоянно за мной шпионила. Едва я приехал, как она запретила мне пить и курить, а когда я возвращался из магазина или с прогулки, она нежно обнимала меня, но я чувствовал, что делает она это с единственной целью — уловить, пахнет ли от меня алкоголем или табаком.

Несколько месяцев я воздерживался и не пил, но я был совершенно неспособен отказаться и от табака. Я курил тайком, как мальчишка, я покупал себе сигару или пачку сигарет и уходил гулять в лес. На обратном пути я жевал еловые иголки, сосал мятные конфеты, чтобы избавиться от запаха. Я курил ночью, открыв окно, даже зимой.

Часто я садился к письменному столу, на котором лежали листы бумаги, но в голове у меня была абсолютная пустота.

Что я мог написать? В моей жизни ничего не происходило, в моей жизни никогда ничего не происходило, и вокруг меня тоже. Ничего, о чем стоило бы писать. И потом, сестра меня все время отвлекала, она входила ко мне в комнату под всевозможными предлогами. Она приносила мне чай, стирала пыль с мебели, раскладывала чистую одежду у меня в шкафу. Еще она заглядывала мне через плечо, чтобы увидеть, насколько продвинулась моя писательская работа. Поэтому я был вынужден заполнять страницы за страницами, а поскольку я не знал, чем их заполнить, то переписывал тексты из книг, из любых книг. Иногда моя сестра из-за плеча читала какую-нибудь фразу, находила ее красивой, ободряла меня довольной улыбкой.

Никакой опасности, что она обнаружит мою подтасовку, не было, потому что она никогда не читала; возможно, она за всю свою жизнь не прочла ни одной книги, у нее не было времени, — с детства она работала с утра до вечера.

По вечерам она заставляла меня приходить в гостиную:

— Ты сегодня достаточно поработал. Давай немного поболтаем.

Не прекращая шить, вручную или на своей старой педальной швейной машинке, она говорила. О соседках, о заказчицах, о платьях и о тканях, о своей усталости, о той жертве, которую она приносила ради творчества и славы своего брата, то есть меня, Виктора.