Дмитрий Лесной - Русский преферанс Страница 14

Поэт, по выражению Тургенева, «малый превосходный, милый, забавный — и, по-своему, весьма умный». Автор трёхтомных мемуаров, в которых чуть ли не половину страниц занимает описание охотничьих подвигов автора, но считанные строки — игра. Во время учения в Московском университете был близким другом поэта Аполлона Григорьева, живя у которого сдружился с правоведом Калайдовичем, в чьём доме на Плющихе стал бывать. Рассказывая об этих посещениях, Фет сознаётся:

«Чтобы не сидеть сложа руки, мы раскидывали ломберный стол и садились играть в преферанс по микроскопической игре, несмотря на мою совершенную неспособность к картам», — речь идёт, видимо, о 1842–1843 гг.

Позднее, став профессиональным военным, Фет неизбежно соприкасался с играющими в карты и оставил множество свидетельств об игре и отношении к игре. Рассказывая о «молодом, небольшого роста корнете Ревелиоти», он пишет: «Жажда деятельности при полной обеспеченной праздности нашла у юноши единственный исход в азартной игре. Весёлый Ревелиоти жаждал не выигрыша, а волнений, и хотя не раз приходилось ему выписывать от отца денег, тем не менее в большинстве случаев карты любили его и в полку говорили, что не далее как вчера он выиграл у Кудашева 1000 рублей и у молодого корнета Бражникова 1500 рублей». Фет пишет ниже об офицерах своего полка, то и дело проговариваясь: «К числу бесшабашной молодёжи, не чуждавшейся банка и штосса, надо причислить и рослого красивого Потапова» — и т. д. Рассказывая о богатом помещике Алексее Фёдоровиче Бржесском, к жене которого Фет был неравнодушен, мемуарист без большого осуждения пишет о «весьма сильной страсти» Бржесского к картам, о том, как тот перед поездкой за границу проиграл все деньги, приготовленные на поездку, пришёл к жене каяться, но она, проснувшись на минутку, сказала, чтобы он взял из её саквояжа 500 рублей: «Ты отыграешься». К четырём же часам утра Бржесский вернулся, «отыграв весь свой значительный проигрыш, присовокупив к нему 5000 рублей выигрышу».

О дяде Бржесской, Добровольском, Фет пишет нечто такое, что человек, осуждающий игру в принципе, не сочинит: «Он был по природе карточный игрок и всю жизнь предавался своей страсти… Так как он играл с известной выдержкой, то к концу жизни наиграл значительную сумму денег». Назидательную историю о некоем поручике, проигравшем казённые деньги и после этого застрелившемся в два приёма, Фет заставляет рассказать своего знакомого М. И. Петковича и никак не комментирует. Забывая о древней мудрости, гласящей, что слишком часто повторяемым уверениям слушатель перестаёт верить, Фет рассказывает о вечерах в квартире Небольсина, «где по вечерам офицеры играли в карты и ужинали», и добавляет: «А так как мне эта премудрость положительно не далась и я во всю жизнь не сидел за серьёзною картёжною игрой, то пристал к дамской партии, где по причине микроскопической игры я мог безнаказанно, как говорится, плести лапти».

Несколькими страницами ниже Фет уже во всю доносит сам на себя: «С водворением откупа в городе появился управляющий откупом Познанский, католик поляк, женатый на польке. Познанский сначала хаживал по вечерам составить партию преферанса у Карла Фёдоровича, а затем последний стал иногда ходить на преферанс к Познанским… Кащенко с Познанским и Цинготом составляли партию полковника, а я пристраивался к дамам».

На следующей странице игра довольно подробно описывается, например:

«Однажды цветущая и бойкая г-жа Порайкошец, будучи моим партнёром за картами, в минуту, когда я надеялся, показавши ей свою масть, задать нашим противникам шлем, ухитрилась по рассеянности пойти в руку противника и таким образом привела меня в самое болезненное недоумение», — поскольку речь идёт о «зимних квартирах» в Елизаветграде никак не позднее 1853 г., когда Фет добился перевода в лейб-гвардейский уланский полк, стоявший близ Петербурга, игра шла, очевидно, в вист — кажется, Фет играл в вист с Тургеневым, мужем Полины Виардо и их домашним доктором в середине 1850-х. Об этом см. также в статье «Тургенев». Фет, желая обосновать своё отношение к игре и к жизни, подробно живописует антипода — собственного троюродного брата Василия Павловича Матвеева, с которым поддерживал отношения всю жизнь:

«Нет ничего приятнее проживания денег, но зато нет ничего тяжелее наживания их не посредством какого-либо удачного предприятия, а микроскопическим ежеминутным воздержанием. Представителями таких противоположенных приёмов являлись мы с Василием Павловичем, и он иногда указывал на это, выставляя теорию идеала игрока. Игрок, по его мнению, любит не барышническую наживу, а саму игру, трепет, который порою не имеет себе равных даже в минуту рукопашной битвы. Играя собственными чувствами, игрок стремится овладеть и душою своего противника, и поэтому в доме его должно быть всё могущее привлечь самые разнообразные вкусы. Там должна быть молодость, красота, изящные искусства, великолепный стол и вина и т. д.».

В другом месте Фет не без уважения рассказывает о том, как в начале 1860-х в московском Купеческом клубе В. П. Матвеев сперва проиграл 700 рублей в лото, но сразу потом сел играть «в палки» и «не только отыграл проигрыш, но и выиграл ещё рублей 1000». В целом Афанасий Фет явил себя как предельно умеренный сторонник чисто коммерческих игр — виста и преферанса.

Собственно говоря, неизвестно кто. Под этим псевдонимом в 1847 г. была издана книга «Преферанс, или Картины домашней жизни с 8-ми часов вечера до 3-х часов ночи с медико-философическими рассуждениями о пользе и вреде преферанса». Книга эта с многочисленными приложениями (по большей части не имеющими отношения к преферансу и относящимися к «допреферансной» эпохе) была в 1993 г. переиздана московским издательством «Авангардъ» совместно с тульской фирмой «Филин».

В предисловии к этому миниатюрному изданию А. Филиппов пишет об авторе: «Рискну предположить, что это Александр Петрович Голицынский — врач и прозаик, чьей излюбленной темой была «душевная неразвитость людей, бессмысленно губящих окружающих из праздности и каприза». В «Библиографическом словаре русских писателей», изданном в 1989 г., ему посвящены две колонки». Дальше А. Филиппов приводит довольно подробную справку на А. П. Голицынского (1817 или 1818–1874) из словаря «Русские писатели 1800–1917» (М., 1992) и признаётся: «Прямых указаний на то, что авторство «Преферанса…» принадлежит А. П. Голицынскому, нет, но совпадение инициалов, времени, тем, наличие профессионального медицинского образования говорит, что скорее всего произведение принадлежит его перу» (курсив мой. — Е. В.). Однако ни в четырёхтомном собрании сочинений Голицынского, ни в его позднейших переизданиях, ни в довольно обширной посвящённой ему литературе, наконец, во множестве архивных материалов, изученных нами, нет никакого следа «Преферанса…». Так что если в статье А. Филиппова мы и находим указание на что-либо, так это на то, что другого известного писателя середины XIX в. с подходящими инициалами издателям «подобрать» не удалось (в общедоступных словарях). Автору этих строк подобных писателей в одних только картотеках РГБ довелось найти более десятка, так что авторство А. П. Голицынского стало казаться более чем призрачным (хотя — в принципе — не исключённым).

Деревянная шкатулка для карт с бархатной обивкой внутри. Рядом карты, выпущенные в Лейпциге в ознаменование победы над Наполеоном. Ок. 1815 г.

Между тем человек, скрывшийся за псевдонимом «А. Гол…» (любой из Голицыных, Головачёвых или же человек, чьё имя не имело к этим инициалам никакого отношения, что кажется наиболее вероятным), оставил нам один из самых ярких художественных документов первого русского золотого века преферанса, пришедшегося на 1840-е годы. Мы предлагаем читателю текст этого «памятника» (см. главу «Литературные произведения о преферансе»), ни в коей мере не претендуя на установление личности его несомненно одарённого автора.

Оказался чуть ли не единственным из русских писателей, удостоившим преферанс ненависти. В 1845 г. (15 ноября) писатель впервые посетил дом Панаевых, где Белинский играл в бесконечный преферанс; 1846 год — год выхода «Бедных людей», первого произведения, принесшего великому писателю настоящую известность. Панаева, которой Фёдор Михайлович без взаимности увлекался тогда, вспоминает о том времени:

«Достоевский претендовал на Белинского за то, что тот играет в преферанс, а не говорит с ним о его «Бедных людях».

— Как можно умному человеку просидеть даже десять минут за таким идиотским занятием, как карты! А он сидит по два и по три часа! — говорил Достоевский с каким-то озлоблением. — Право, ничем не отличишь общество чиновников от литераторов: то же тупоумное препровождение времени» (хотя есть сведения, что играть в банк Достоевский пробовал, но не увлёкся. — Е. В.).