Дмитрий Лесной - Русский преферанс Страница 21

У меня всегда было какое-то странное отношение к любым играм, и к карточным в частности. И поразительно, что игра обладает таким свойством проявлять человеческие характеры. Невероятно, как люди проявляются за карточным столом, невероятно! При всей моей любви к игре я с некоторыми людьми ни под каким видом не сяду за стол играть, потому что мне их отношение к игре неприятно, я не могу с ними сидеть рядом, я раздражаюсь, начинаю делать ошибки, не свойственные мне, причём только из-за того, что не могу видеть перед собой этого человека.

У меня была одна приятельница (мы до сих пор поддерживаем с ней отношения), милейшая, добрейшая женщина. Мы садились играть за стол. Трудно передать, что с ней происходило, когда она играла. Во-первых, она начинала подозревать, что мы все играем на одну руку против неё. Причём мы знали друг друга уже много лет, обмана просто не могло быть. В игре она не принадлежала себе, это была совершенно другая женщина — жадная, отвратительная, склочная. Мы бросали карты, прерывали игру, расходились, потом мирились и снова продолжали играть. Кстати, она очень прилично играла. И всегда выигрывала! Это был небольшой выигрыш, который ни в коей мере не покрывал её расходов на угощение: она готовила мясо, покупала много всяких дорогих напитков — и вместе с тем во время игры просто умирала из-за какой-нибудь ерунды, всех подозревала, обвиняла».

При всей своей азартности Аркадий Арканов ценит в игроке, особенно в партнёре, прежде всего уравновешенность и проистекающее из неё человеческое «везение», приводя в пример своего соавтора и партнёра по бильярду — Григория Горина.

Прозаик-миниатюрист, опытный преферансист. Приводим отрывки из данного им телеинтервью, целиком посвящённого игре и философии игры.

«Карты — это в какой-то мере судьба. Это судьба человеческая, и каждый, садясь за столик, её всякий раз пытает и в какой-то мере занимается, может быть, богоборчеством, почему игра и считается пороком. Все рождены, чтобы быть счастливыми, но не всем это удаётся. И вроде бы всё предопределено Богом и Судьбой. Но каждый раз человек рассчитывает на то, что, может быть, сегодня вместо двух семёрок придёт марьяж и удастся перебороть судьбу… Я думаю, эта черта всеобщая — и великих писателей, и начинающих игроков. Так что давайте пытать Судьбу… Мне кажется, что всё-таки в игре счастливого случая можно добиться. Потому что судьба — это фортуна. Фортуна — по природе своей женщина. А благосклонность женщины напрямую зависит от поведения, такта и ума человека, который к ней обращается. Так же и с игрой в карты. То есть хорошего исхода, успеха в игре, наверное, можно добиться тонким расчётом, умом, профессионализмом. Это моя логика.

Однажды, это было давно, лет 30 назад, мой тесть, офицер, из той среды, где играют в карты, старший брат, кандидат технических наук, и я сели играть в преферанс. Я утаил свой опыт. Они объяснили мне правила игры. Тут же они проиграли. И вы бы видели их радость. Это был религиозный экстаз. Они ещё раз убедились в том, что законы карточной игры святы: начинающий всегда выигрывает. Я не стал их разочаровывать, взял выигрыш…

Долги? Да, это святое. Больше того, я даже иногда прощал долги. Первым движением было, конечно, человеколюбие, я понимал, что напротив сидит такой же студент, как я, и всё равно я с него никогда ничего не получу.

Кстати, о тяжёлых временах. Вот сейчас все говорят: наше сегодняшнее тяжёлое время, такое тяжёлое время, такие тяжёлые времена. И вдруг я где-то читаю, что Глеб Успенский как-то спросил Тургенева: «Скажите, пожалуйста, вот сейчас (как раз были гонения на прессу, убийства, терроризм), сейчас очень тяжёлое время, Иван Сергеевич…» Тот отвечает: «Ну видите ли, батенька, если сейчас тяжёлое время, то раньше было невозможное. Если сегодня тяжело жить, то раньше было невозможно». Так что, очевидно, мы всегда будем говорить: тяжёлое время, тяжёлое время…»

Следует, однако, заметить, что преферансист в новеллах Трушкина постоянным персонажем отнюдь не является.

Артист театра и кино, потомственный преферансист. Сам он рассказывает об игре в своей жизни (цитируем в отрывках данное им телеинтервью):

«Я вырос в семье, где об игре знали не понаслышке. Детство было достаточно тяжёлое, папенька всё проигрывал на бегах, в карты он играл меньше. До сих пор помню, хотя это было, страшно сказать, лет 60 тому назад, — я проснулся… Всё помню, даже детскую кровать, небольшую, в сетках, — открыл глаза и увидел отца — могучего, красивого, и дождь красных тридцаток над собой. Он выиграл, по-моему, в первый и последний раз в жизни.

Что такое карты для меня? Ведь мы нищие были, абсолютно, копеечные. Я помню, в Театре Ленинского комсомола Иван Николаевич Берсенев, наш художественный руководитель, в связи с большими успехами перевёл во вспомсостав «Ленкома» нас с Леонидом Марковым, потом великим артистом, и мы получали 41 рубль. Мы играли, конечно, это был единственный досуг. И красивый. Причём никогда не делали из этого никакого коммерческого предприятия, после игры всегда складывали все выигрыши и посылали за бутылочкой…

В Ялте один из наших актёров как-то сел играть с очень богатыми людьми. Он сказал: «Ну, по одной только…» Он подумал, что, как мы всегда по копейке-то играли, так и всюду играют. Оказалось, они играли по десяти рублей — немало по тем временам. Когда он выиграл и ему придвинули эту кипу денег — он же мог столько же проиграть, а у него ничего не было, — он упал в обморок. Его долго, я помню, потом откачивали.

Наша съёмочная группа во главе с Юткевичем находилась в городе Фрунзе, где мы жили в диких условиях, ездили на съёмку за десятки километров. Измученные, мы приезжали, мылись и засыпали. А тем временем выяснилось, что у нас стали пропадать вещи. Я жил с Борисом Тениным, человеком удивительным, очень интересно рассказывавшем о цирке, об искусстве. Когда он был трезв, он молчал, и только я один выдерживал это молчание.

Однажды открылась дверь в номер и появился человечек, крепенький, толстый, в белом полотняном костюме: «А нет ли у вас… кого-нибудь в преферанс поиграть?» Я говорю:

«Я не играю в преферанс». Проходит два-три дня. Опять открывается эта дверь, опять этот человек: «А может быть, всё-таки сыграем в преферанс?» И в третий раз он пришёл… Через некоторое время шум в гостинице: у Юткевича украли костюм с лауреатскими значками, все документы — это перед отъездом в Китай!.. Ужас что было… Я пришёл в апартаменты к Юткевичу, там сидел толстый киргиз, министр МВД.

«А мне кажется, я знаю, кто украл, — сказал я. — Давайте машину и поедем по всем злачным местам».

Мы сели в «Победу» с охранником и поехали — в какие-то подпольные казино, в гашишные, в бильярдные… Ночь наступает. Луна, площадь, вокзал…

И возле дома стоит человек в белом костюме. И я говорю: «Я чувствую, это он». Мы выскочили. И я оказался прав! Это и был преступник!

Я знаю много разных историй о картах, и трагических, и комических. Человек всегда связан с какой-либо игрой. Кому-то игра приносит разорение, смерть, самоубийство, кому-то — радость. Сам я игрок-то слабенький, но люблю и уважаю это дело. В игре уважаю всё: и рок, и случай, и везение, и умение. Единственное, чего не принимаю, шулерство. Я знаю, время у нас страшное, первоначального накопления, у меня один друг разорился и чуть не покончил самоубийством, потому что играл с шулерами. И уже есть техника, уже какие-то зеркала за спиной, и уже нечестность… Шулерство отрицаю, ненавижу во всём — в политике, в любви, в искусстве, в картах… А перед мастерством, высоким профессионализмом глубоко преклоняюсь.

Русский правозащитный деятель и писатель, ныне живущий в Англии. В 1976 г. прямо из лагеря был на самолёте выдворен из СССР (точнее, обменян на секретаря компартии Чили Луиса Корвалана). В его книге «И возвращается ветер…» (1978) есть ценный материал о жизни в советских концлагерях, в частности о карточной игре уголовных заключённых:

«…Играть с ними бессмысленно — карты меченые, а уж трюков всяких они знают бессчётное множество. Есть такие специалисты, что вынут тебе любую карту на заказ с закрытыми глазами. Они живут картами: целый день их крутят в руках, тасуют, перебирают, чтобы не потерять сноровку, и, уж если выберут жертву — разденут донага. Но и отказаться теперь значило бы проявить слабость. Не те будут отношения, а мне с ними жить почти три года.

— Давай, — говорю я, — только в преферанс. Народу достаточно, запишем пульку — на всю ночь хватит.