Мирзакарим Норбеков - Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать Страница 14

"Так точно!" — отчеканило по-солдатски правое переднее.

А потом, замявшись, будто спотыкаясь, добавило: "Об одном умоляю: почеши!"

Чаепитие между тем закончилось. Еноты полоскали носы и посуду.

— Навсегда запомни, в каком счастливом расположении духа общался ты с больным копытом! — сказал, откланиваясь, дайди. — Пригодится в будущем!

Да как не запомнить, когда в этот день и война кончилась, и сад принёс первые плоды!

Шухлик почти не хромал по пути к своим деревьям, но всё же оберегал мужественное копыто. Зато позабытый на время хвост вёл себя как хотел — крутился, точно полоумный, хлопал по бокам и норовил дотянуться до ушей.

"Ладно, побалуйся пока", — разрешил ослик, считая гранаты.

На одном дереве — три. На другом — четыре. Правильно, всего семь. Как и было задумано.

Нло — неопознанный летающий осёл

На закате дня прискакал тушканчик Ука и передал приглашение от Дивана-биби, который звал ослика вместе с его маленьким садом в гости к платану.

Шухлик не знал, способны ли его деревья отправиться в гости. Они не говорили ни «да», ни "нет".

— Ну, если вдруг надумаете, дорогу найдёте! — сказал Шухлик уходя.

— Могу проводить, — предложил Ука, услышав краем длинного уха нечто о дороге.

И, не дожидаясь согласия, поскакал рядом, как маленькая карикатура на осла-лилипута. Видно, ему очень хотелось рассказать по секрету что-то эдакое, о чём сам недавно узнал.

Тушканчик подпрыгивал к ушам Шухлика и успевал шепнуть два-три слова. Приземлившись, сразу готовился к следующему прыжку, но забывал, к сожалению, на чём остановился. Поэтому история Уки напоминала то ли книжку с выдранными страницами, то ли телеграмму.

— Чудесная сила Дивана-биби… — начал он бодро. — Это такая сила — всё может… От сорных трав и колючек… Одним своим словом… Искал уединения в пустыне… Воткнул свой посох… Открылся родник…

Здесь поставил кибитку… Пришёл белый осёл…Твой дедушка… Они скитались… По воздуху… Летали!.. Людоеды!.. Платан!

В конце концов тушканчик Ука совершенно запыхался и отстал, оставив невероятную кашу в голове ослика.

Уже смеркалось, когда Шухлик подошёл к платану. Под его густой кроной было светло. Вроде бы сам ствол лучился. И листья тихо-тихо, едва слышно позванивали, будто часы, отмечавшие каждую секунду.

"Какое-то позвоночное дерево", — подумал ослик.

"Чи-на-ра-чи-на-ра, — так тикал платан, вбирая в себя время. — Чи-на-ра-чи-на-ра".

Дайди стоял, прилепившись плотно к стволу, как ночная багрянокрылая бабочка-парвона. Казалось, спит стоя, общаясь в то же время с деревом.

— Да, этот платан как стержень, на котором держится весь сад Багишамал, — промолвил он, — не открывая глаз. — Садовый позвоночник! А вашему садику, любезный, пока не хватает стержня. Он милое дитя, но бесхребетное, поэтому не может идти за вами. Впрочем, всему своё время. Или, как говаривал ваш дедушка, всякому фрукту свой овощ.

— Опять дедушка? — покачал головой Шухлик. — А где же бабушка?

— Трудно сказать, — вздохнул Диван-биби, присаживаясь. — Дедушка был молчуном. Красивый белый осёл по имени Буррито. Родом из Испании. Он участвовал там в гражданской войне, на которой потерял дар речи. А потом улетел в наши края. Тут-то мы с ним и повстречались!

Шухлик развесил уши — одно с другим в этом рассказе никак не сходилось. Даже у тушканчика было понятней! Если дедушка потерял дар речи, то каким, простите, образом высказывался о фруктах и овощах? И на чём летел из Испании? Билет, что ли, купил на самолёт?

— Какой острый ум! — воскликнул дайди. — Настолько острый, что, как иголка, прошивает материю насквозь, не замечая, увы, сути. Неужели стоит обращать внимание на всякие пустые мелочи, когда речь идёт о вашем родном дедушке? Впрочем, в те далёкие годы я тоже был довольно глупым молодым человеком и не знал, что некоторые ослы замечательно летают. Какие там самолёты? Ваш дедушка Буррито носился в небе, как неопознанный объект! Мы посетили сотни стран! Проснувшись у меня в кибитке, мы завтракали на гавайских островах, посреди Тихого океана!

Диван-биби поднялся и, взволнованный, обежал три раза вокруг платана.

— Хотел бы я иметь такого дедушку! — сказал он, вернувшись в слезах.

— Осла? — не понял Шухлик.

— А кто, по-вашему, лучше: дедушка-осёл или осёл- дедушка?

Шухлик отчаянно задумался. В этом вопросе виднелась какая-то заковырка, вроде занозы, и не хотелось ударить в грязь лицом.

— У меня ни того, ни другого не было, — признался он. — Если не считать хозяина Дурды, которого я уже простил — и как дедушку, и как осла.

— Однако мы отвлеклись, — заметил дайди, прислушиваясь к дыханию засыпающего сада.

Потом внимательно посмотрел на Шухлика, будто определял, созрел ли рыжий ослик для его рассказа. Поймёт ли? Поверит ли?

— Как много неверующих в этом мире! — огорчённо всплеснул он руками. — Живут одним разумом, а то, что туда не помещается, отвергают. Их души, способные вырастить сад, дремлют без дела. Отсюда все горести и печали!

Дайди снова присел под платан и нахмурился:

— Вот и мой родной дедушка Олим, большой учёный, никак не верил, что осёл Буррито умеет летать. Тогда я предложил ему усесться позади меня, но не открывать глаза во время полёта. Ещё хорошо, что с двумя седоками Буррито не мог подняться за облака.

Мы устремились к океану примерно на той высоте, где порхают мелкие птички, вроде воробьев. К несчастью, мой упрямейший дедушка любил, как говорится, всё потрогать пальцем. Мало ли что ветер свистит в ушах, а ноги болтаются, не доставая земли? Наверняка, это какой-то фокус, надувательство!

Словом, огляделся дедушка и тут же свалился с ослиной спины, угодив именно на тот гавайский остров, где людоеды скушали знаменитого адмирала Кука. Получив неожиданный подарок с неба, они, не мешкая, развели костёр, а дедушку Олима привязали вот к этому самому дереву.

Дайди кивнул на платан. И он зазвенел громче, будто извиняясь каждым листочком, что вырос среди людоедов.

— Неужто сожрали?! — ахнул Шухлик.

— Не всё так быстро! — ответил Диван-биби. — Людоеды не совсем уж дикие. У них тоже свои порядки и правила. Они хотели приготовить моего дедушку, соблюдая все старинные рецепты. Для людоедов — что учёный Олим, что адмирал Кук — безразлично! Главное, приправа. Пока они старательно перетирали какие-то корешки и травки, мы с Буррито кружили над островом, думая, как выручить дедушку.

Шухлик нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая услышать окончание. Сердце его замирало. Он так живо представлял обречённого на съедение дедушку, ощущал запах костра и острый аромат приправы! Ему казалось, что он сам, рыжий ослик, привязан к дереву, а вокруг кровожадные рожи.

— Но почему бы не договориться? — пытался убедить себя Шухлик. — Обменять дедушку Олима на картошку или бананы!

— Увы, напрасны переговоры с голодными людоедами! — пресёк его надежды Диван-биби. — Ничего не хотели в обмен. Твой дедушка, бесстрашный осёл Буррито, даже себя предлагал! Но людоеды нас осмеяли. "Мы же не ослоеды!" — орали они, стараясь между делом сшибить меня камнем.

Дивана-биби тоже, видимо, разволновали воспоминания.

— Собрал я все свои силы, всю свою веру! — возвысил дайди голос. — Крошку за крошкой, крупицу а крупицей, как в голодный год подбирают последние колосья с поля! И громко приказал дедушке Олиму подняться в воздух и следовать за нами. Но его так крепко привязали, что взлетел он вместе с платаном, лишив людоедов не только обеда, но и священного дерева.

— У-ф-ф! — отдышался ослик. — Какой счастливый конец!

— Пожалуй, это только начало, — улыбнулся Диван- биби. — Как видишь, платан укоренился рядом с моей кибиткой, став стержнем, или позвоночником, будущего сада Багишамал.

Дайди провёл рукой по стволу и легонько постучался, как в дверь гостеприимного дома, где ему всегда рады. Показалось, что дерево признательно вздохнуло, как огромная собака, которую хозяин погладил и почесал за ухом.

— Кстати, учёный дедушка Олим так и не поверил в летающего осла! — рассмеялся Диван-биби. — А людоедов на гавайском острове принял за кошмарный сон, хотя я подарил ему верёвку, которой его привязали к дереву. "Да мало ли что за верёвка! — возмущался дедушка. — Что она доказывает? Уверен, это лженаучная верёвка!" Ему так легче жилось. Когда ничего не перечило его любимой науке, дедушка Олим чувствовал себя вполне счастливым. У каждого своё счастье, как и своя лень. Как говорится, кому счастье, а кому ненастье!

Диван-биби погрустнел, будто над головой его задержалась тучка, а лицо занавесил дождь.

— Знаешь ли, когда хоронили дедушку Олима, мир его праху, — поклонился дайди земле, — я увидел высеченные на могильных камнях годы жизни усопших. И глазам своим не поверил! Получалось, что на кладбище — одни младенцы и дети, не старше десяти лет!