Алексей Богомолов - Похудей со звездами. Дневники звезд на каждый день Страница 29

Вот ты мне рассказывал про Ромку Трахтенберга, который говорил о том, что свои недостатки нужно превращать в достоинства. Играя в баскетбол, я, благодаря подвижности и массе, мог «продавить» любого соперника и отдать неплохой пас под кольцо или бросить сам. А помнишь, с чего я начинал на сцене? Выходил этаким увальнем, с животиком, в детских штанишках и кепочке, а потом носился по сцене и залу с радиомикрофоном. И большинство людей, сидевших в зале, аплодировали не собственно песням и музыке, а тому радостному, веселому шоу, которое я для них приготовил.

Не каждый худенький молодой человек может так танцевать!

Когда человеку в юном возрасте кто-то ставит в вину его полноту или издевается над ней, то он невольно старается перевести стрелки на свои другие качества. Доказать, что он хороший парень, хорошо учится, участвует в художественной самодеятельности. Любой человек, которому сказали, что у него что-то не в порядке, пытается стать лучше и лучше, и со временем этот процесс все набирает обороты, хотя на самом деле это часто и не нужно. Ну и что, что я рыжий, толстый, и уши у меня оттопыренные? Краситься, делать пластику ушей и худеть только потому, что я не вписываюсь в кем-то придуманный стандарт?

Самое главное — это иметь душу. Если в русском языке есть понятие «разговор по душам», то в других языках оно отсутствует. У них есть разве что «откровенный разговор», но это ведь совсем другое.

Цивилизация, к сожалению, развивается так, что преимуществом пользуется внешность как наиболее доступная для человеческого восприятия сфера. И люди, аналогично тому, как они надевают на себя красивый костюм, стремятся иметь и приятную внешность. Если бы все в этом мире были одного роста, скажем, метр восемьдесят, и одного веса — семьдесят девять килограммов, то мир стал бы неинтересным. А многообразие мира заставляет нас задумываться о причинах и сути явлений. Почему девушке за соседним столом нравится одна еда, а мне — другая? Почему молодой человек справа от нас ест совсем немного, а его товарищ третью порцию заказывает?

Мне кажется, кстати, что по-настоящему большого человека может понять только такой же, как он, большой, либо тот, кто таким был. Почему читатели задают тебе столько вопросов? Почему откровенно разговаривают с тобой? Потому что они видят в тебе собрата по несчастью, человека их круга, знающего их проблемы не понаслышке и болеющего за каждого из своих собратьев. Да еще сумевшего сделать то, что не смогли сделать они — сбросить гигантский лишний вес. Конечно, ты и сейчас не худенький, но сто шестьдесят — это ведь не двести восемнадцать! Уже меньше меня стал… Вот сидят два таких больших человека, как мы, и прекрасно понимают друг друга.

И если кто-то скажет нам что-то нелицеприятное, то тут же получит в ответ фразу: «Шел бы ты отсюда! Мы классные парни, а таких, как ты, и видеть не хотим!»

Но в юном возрасте, ощущая свою определенную неполноценность (а большие люди, как ты знаешь, чувствуют очень тонко), гиганты пытаются как-то выделиться. Стать, например, космонавтами. Или просто прославиться. Все это прекращается тогда, когда в их жизни появляется близкая девушка. Тогда они уже не хотят быть космонавтами или супергероями и стараются понравиться не всем, а конкретно ей.

Сережа Крылов объясняет девушке смысл профессионального секса. Июль 2010 г.

У меня желание выделиться привело к тому, что я, несмотря на свой невеликанский рост, стал совершенствоваться в игре в баскетбол. Я оставался после занятий в школе и бросал мяч в кольцо с границы трехочковой зоны. Десять раз, сто, тысячу. И преуспел, в конце концов. Мало кто, я думаю, мне поверит, но я поставил себе задачу научиться прыгать в высоту. И научился! Причем не так, как прыгали все — перекидным стилем, а в стиле «Фосбюри-флоп». Я увидел кадры из самого лучшего спортивного фильма в истории кино «Спорт, спорт, спорт», на которых Дик Фосбюри, к удивлению всего мира, преодолевает на Олимпиаде 1968 года в Мехико планку «спиной вперед», да еще устанавливает олимпийский рекорд — два метра двадцать четыре сантиметра. Я был просто заворожен его «полетом», хотя к тому времени, когда я занялся прыжками, так прыгало уже подавляющее большинство спортсменов. И действовал точно так же, как с баскетболом, — закрывался один в зале, ставил планку на высоту в метр двадцать и прыгал. Десятки и сотни раз. Рассчитывал разбег, совершенствовал технику. И в конце концов при своем весе килограммов в восемьдесят пять (а это считалось много) публично преодолел планку на высоте в один метр сорок пять сантиметров, что среди одноклассников произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Но все эти внешние эффекты нужны до определенного времени. Когда тебе лет двадцать, и ты необыкновенного вида мужчина, например крупный, то ты понимаешь: ты — парень на любителя, точнее на любительницу. В тебя может влюбиться девушка, у которой все нормально с мозгами. Ее привлекает в мужчинах своего рода загадка, тайна, она задается вопросом: а как все происходит у этого большого человека? Как он думает, ведет себя, общается, каков он в повседневной жизни?

Нет, женщины точно ничего не понимают!

Я в разные годы очень быстро становился лидером. Школьный хор пел песни про скворушку и березоньку, а мы исполняли «Машину времени» и пользовались локальной популярностью. В 1975–1976 годах Макаревича в Туле, понятное дело, никто еще не знал, а про «Машину» уже слышали. Мне их песни нравились, и я создал группу «Машинно временные». Представьте себе окраину Тулы, ревербератор, сделанный из магнитоприставки «Нота», и мой голос с эхом: «Все очень просто… Сказки обман….» Значительная часть населения пребывала в полной уверенности, что Макаревич — это плотный рыжеватый молодой человек, живущий в городе оружейников и пряников.

Я чувствовал, что это мое лидерство привлекает и девочек. Самая красивая одноклассница предложила мне дружить, и моя самооценка возросла. А когда я учился в девятом классе, у меня умерла бабушка, и контроль за мной со стороны домашних был полностью утерян. После школы в два часа я шел с девочкой к себе домой, и до шести, пока мама не возвращалась с работы, мы делали, что хотели. Целовались, на кровати валялись, но никакого секса! То есть того, что детям нельзя делать, мы не делали. Я в то время даже не очень понимал, что это такое, а рассказы сверстников о том, «как они в подвале кого-то…», вызывали у меня не только недоверие, но и отвращение. Я просто не мог представить себя с девушкой в грязном подвале. В результате до свадьбы остался девственником. Хотя женился-то я сразу после школы.

Верьте мне! Я — хороший!

Кстати, о моей первой женитьбе. Тогда я, как и многие знакомые ребята, не понимал разницу между любовью и страстью. Страсть часто принимают за любовь. А потом, после свадьбы вдруг выясняется, что сексуальная эйфория прошла, что женщина рядом с тобой уже не столь умна, как хотелось бы, что у нее не такой уж легкий характер, да к тому же растет живот, в котором живет еще один человек. Приятелям-то даже завидно: молодой, а уже почти отец, женатый мужчина. Ты же понимаешь: это совсем не то, чего хотелось от жизни. Некоторые в таком случае так и живут дальше, без всякой любви. А я развелся и уехал учиться в Ярославль в театральный институт. У меня была детская мечта: стать артистом-гастролером. Играть в ансамбле и все время ездить по стране, жить в гостиницах, а не дома, выступать перед публикой. А поскольку я хотел выступать не абы как, а на высоком профессиональном уровне, то решил учиться на актера. Я, кстати, в детстве наивно писал письма на радио в передачу «С песней по жизни», а мне приходил один и тот же ответ: «Идите в филармонию». И подпись: «Референт Н. Капитула». Столько лет прошло, а я эту фамилию помню. Кстати, люди на эстраде, не имеющие актерского образования, вызывают во мне раздражение. А они почти все такие. Смотреть на непрофессионалов меня вообще ломает. Правда, в институт я с первого раза не попал: преподаватели сочли, что моя полная фигура не позволит мне нормально изучать сцендвижение, танец и прочее. Я вернулся в Тулу и устроился работать на почту — разносить телеграммы. И за семь месяцев беготни по району похудел на семнадцать килограммов. Без всяких, между прочим, диет и диетологов. И поступил в институт.

Весил я в то время в районе восьмидесяти четырех килограммов и, понятное дело, на первых курсах не особенно поправлялся. Те, кто помнит небогатую жизнь советских студентов, не дадут соврать. Лишь в конце учебы я прибавил килограммов семь-восемь. Но я стал актером театра и кино и мог не только спеть песню, но и сыграть.

В 1981 году я женился во второй раз — на самой красивой девочке в институте. Все были удивлены, что она выбрала меня, причем познакомились-то мы тогда, когда я приехал поступать первый раз. Я провалился, а она, поступив, целый год меня ждала. И не то чтобы романов каких-то не заводила, даже не целовалась ни с кем, что в условиях студенческого общежития практически невозможно.