Анонимные Алкоголики - Доктор Боб и славные ветераны Страница 52

В Янгстоуне было принято, чтобы две пары посетили кандидата, прежде чем тот сможет присутствовать на своем первом собрании. Муж обычно беседовал с мужчиной и рассказывал ему об АА, а женщина разговаривала с его женой. «Таким образом они уже знали, о чем собственно идет речь, когда в конце концов попадали в АА», — говорит Норман У.

«В каждой группе существуют свои отличительные особенности. — пишет Кларенс. — Но общая идея состоит в том, чтобы подготовить человека и дать ему достаточно хорошее понимание целей и принципов АА до того, как он придет на собрание. Это в значительной мере позволяет избежать неприятностей, возникающих в случае появления парней в состоянии опьянения на наших собраниях».

«Если на собрании оказывался пьяный, трое–четверо парней выводили его наружу и беседовали с ним», — вспоминае другой ранний АА–евец.

«На собраниях в Кливленде не разрешалось присутствовать людям со стороны, но разрешалось присутствовать семьям, — рассказывает Уоррен К. — В некоторых группах семьям разрешалось присутствовать на первой части собрания, но затем говорилось: “Не будут ли женщины так любезны покинуть нас во время второй части?” Одна из первых АА–евок встала, думая, что это относится к ней».

Как отмечалось в предыдущей главе, статус женщины в сегодняшнем АА заметно изменился. Но некоторые другие ранние правила кливлендских групп — такие как клубы для членов АА и анонимность участников — до сих пор имеют сходное звучание.

«У нас было также несколько клубов, — рассказывает Уоррен К., — но они превратились в клубы для игры в покер и продержались недолго. Мы считали, что это неправильно, и препятствовали их созданию. Все группы были независимыми. У них были свои секретари и представители.

В том, что касается анонимности, мы знали, кто мы. Это касалось не только АА, но также нашей общественной жизни. Казалось, что нашу жизнь мы проводили вместе. Мы брали людей к себе домой на просушку. У кливлендской группы были имена, адреса и телефонные номера всех участников, — рассказывает Уоррен. — Кстати, я помню, как доктор Боб говорил: “Если бы я встал и назвал себя доктором Бобом С., то людям, которым требовалась помощь, было бы очень трудно со мной связаться”».

Уоррен вспоминает: «Доктор Боб говорил, что есть два пути нарушения Традиции анонимности: (1) назвать свое имя на публичном уровне, например, в прессе или на радио; (2) быть настолько анонимным, что к тебе не смогут обратиться другие пьяницы».

В статье журнала «Грейпвайн» за февраль 1969 года Д. С. из Сан Матео, штат Калифорния, писал, что доктор Боб комментировал Одиннадцатую Традицию следующим образом:

«Поскольку наша Традиция анонимности точно определяет уровень, через который проходит эта граница, для каждого, кто читает и понимает по–английски, должно быть ясно, что сохранение анонимности на каком‑либо другом уровне определенно является нарушением этой Традиции.

АА–евец, который скрывает свою личность от другого АА–евца, используя только свое прозвище, нарушает Традицию в той же мере, что и АА–евец, дающий разрешение на то, чтобы его имя появилось в прессе в связи с вопросами, имеющими отношение к АА.

Первое является сохранением своей анонимности выше уровня прессы, радио и кино, а последнее — это поддержание своей анонимности ниже уровня прессы, радио и кино — тогда как Традиция определяет, что мы должны сохранять анонимность на уровне прессы, радио и кино».

Эрни Г. из Толедо, говоря о том, что он считает усилением анонимности внутри АА сегодня по сравнению с прежними днями, говорит: «Однажды вечером я отправился в Джексон (штат Мичиган), и все подходили ко мне и говорили: “Я Джо”, “Я Пит”. Затем один парень сказал: “Счастливого пути домой. Если у тебя возникнут какие‑нибудь проблемы, звякни мне”. Позже я сказал парню, который был со мной: “Ты знаешь, предположим, у нас действительно возникли проблемы по дороге домой. Как мы сообщим об этом кому‑нибудь в АА? Мы не знаем ничьих фамилий”. Черт побери, они так далеко зашли с этой анонимностью, что это становится смешным. У меня была книжка (по–видимому, одна из тех маленьких адресных книжек, составленных первыми АА–евцами или их женами), в которой были первые сто имен — имена и фамилии — а также их телефоны и адреса».

Взгляды самого доктора Боба на вопросы анонимности оставались четкими, по воспоминаниям Джо П. из Акрона (выпускника Дартмута). Хотя это и было не в традициях АА в середине 1940–х годов выступать перед кем‑нибудь кроме алкоголиков, Джо отмечает, что несколько членов организовали неофициальный комитет по информированию общественности, который начал общаться с клубами Ротари и Киванис по всему штату.

«Разумеется, сначала мы должны были получить разрешение от доктора Боба. Он говорил, что вы не должны нарушать своей анонимности в газетах или на радио, но он не думал, что удастся хоть чего‑то добиться, если люди не будут знать о вашей принадлежности к АА. У него было твердое убеждение, что вы вправе дать знать людям в своем районе, что вы являетесь членом АА, и он всегда считал своим долгом сказать вам об этом каждый раз, когда вы с ним виделись».

Уважение и любовь к д–ру Бобу как сооснователю и строгому поручителю все же не смогли избавить его от критиков, распространявших слухи.

Огромное уважение, которое большинство местных сообществ АА испытывало к мнению доктора Боба и к нему самому, было формально выражено осенью 1941 года. Кларенс С. и другие кливлендские участники собирались организовать День доктора Смита, который состоял бы из программы выступлений и общения участников в течение всей второй половины дня, и официального ужина в конце. Он пригласил Билла, заметив, что «Доку доставит огромное удовольствие увидеться с тобой». В то же время Кларенс писал: «Я ездил в Акрон и, откровенно говоря, крайне напуган состоянием Дока. Он отнюдь не в лучшей форме, и не должен волноваться. В его положении это довольно трудно. Поскольку Док настолько порядочен, что старается не подавать виду, его необходимо освободить от каких‑либо мелочей, насколько это возможно. Так много людей не думают о том, что Док уже не юноша, и продолжают давить на него со всех сторон».

Билеты на званый ужин и остальные мероприятия стоили 1 доллар 35 центов — и не требуется большого воображения для тех, кто когда‑либо работал в комитете по организации обедов, чтобы понять, что некоторые члены жаловались на то, что это очень дорого.

Как бы то ни было, 900 АА–евцев и членов их семей участвовали в этом мероприятии. В числе выступающих были, среди прочих, доктор Боб, Билл Уилсон, Билл Д. и Генриетта Сейберлинг. И, как вспоминает Дюк П., они скинулись, чтобы купить Военный Бон (облигацию) для Дока за 75 долларов (который стоил еще только 67,50 долларов). Члены группы из Толедо дополнительно собрали еще денег для оплаты проезда Билла из Кливленда в Толедо и обратно, чтобы он мог также посетить их. «Мы не могли оплатить отель для Билла, поэтому он остановился у нас дома, — рассказывает Дюк. — Другие АА–евцы пришли к нам, и мы провели всю ночь за разговорами».

Сооснователей АА отнюдь не всегда восторженно приветствовали дарами и подношениями. В 1942 году Кливленд облетела весть, что Нью–Йоркский офис и Большая Книга являются ни чем иным, как формой рэкета. Слухи главным образом были связаны с получением доходов от продажи книги.

Кларенс С. рассказывает, что он не знал о том, что кто‑либо из них двоих, Билл Уилсон или доктор Боб, получали доходы с продаж, до тех пор, пока «я не встретил Билла на вокзале, когда он приехал на празднование Дня Дока Смита.

Он сказал мне это тогда, — говорит Кларенс. — Я был поражен. Я думал, что этот труд был проделан ради любви — никто не должен был получать никакие доходы. Билл не делал никаких пояснений по этому поводу. Люди в Нью–Йорке знали об этом, и он полагал, что доктор Боб сказал об этом АА–евцам в Акроне.

Билл хотел рассказать об этом в Кливленде — но только о себе, а не о докторе Бобе, — рассказывает Кларенс. — Он готов был рассказать обо всем этом. Я сказал ему: “Не сейчас”, и что я обязательно с этим разберусь».

Вскоре после этого у Кларенса произошел серьезный спор с доктором Бобом, который «в какой‑то мере повредил нашим отношениям. Я его очень уважал, и был разочарован, — говорит Кларенс. — Анна очень переживала из‑за этого. Это было одной из тех вещей, которых так хотелось бы избежать, но это произошло».

Возможно, было бы лучше, если бы Билл последовал своему чутью и поговорил с кливлендскими АА–евцами сразу по приезде на тему доходов от книги. Несмотря на уверения Кларенса, что он позаботится об этом, кто‑то начал распространять эти слухи. Нет необходимости говорить, что все было сильно извращено.