Олег Рубенок - Лечебная собака Страница 11

Она глазами ощупывает рюкзак за моей спиной. Из него торчит зачехленное ружье. Придает мне дополнительный вес и возвышает меня в ее глазах.

— А вы, оказывается, в самом деле охотник.

— А то как же! — не без гордости восклицаю я. — Трепаться — не в моих правилах.

— И что-нибудь несете?

— А то как же! — отвечаю теперь уже весело и хлопаю рукой по болотным сапогам, которые лежат в рюкзаке и которые прихватил с собой по недомыслию.

Но это я знав, что хлопаю по сапогам, а она-то этого не знает, и ей ужасть, как хочется узнать, что я несу.

И она напрямую спрашивает:

— А что там, если не секрет?

— Мне нечего скрывать. Я не браконьер. Что положено было по путевке, то и взяли.

— А что вам было положено? — допытывается она.

— Двух тетеревов для первого раза разрешили добыть.

— И вы их убили?

Я морщусь, как от зубной боли.

— Охотники так не говорят. Грубо очень. Что значит — убили?!

— Это значит, лишили двух невинных птичек жизни.

Она хлопает ресницами, и мне кажется, ее глаза блестят от слез.

— Какое ханжество! — изображаю я на лице негодование. — Вы за свою маленькую жизнь наверняка вагон мяса съели! Переведите-ка все это в курочек, поросеночков и бычков. Солидное стадо подучится! А теперь еще вот ваша собака помогает вам со вторым вагоном разделаться. Вон какая морда довольная, и все от того, что хорошо кушает.

Гелия обиженно и сердито смотрит на меня.

— А что ваша помогает вам делать?

Я с достоинством принимаю вызов:

— У меня — охотник! Ничего зря не ест! Если бы путевка не лимитировала нас, у меня был бы полный рюкзак дичи, и зайца еще прихватили бы. Теперь улавливаете разницу между нашими собаками?

— Удавливаю, — вяло произносит она. — Но все равно я не люблю хищников. Мне моя Дара милее.

Это она уже говорит, уходя от нас по направлению к своему дому.

— Что ж, по-вашему, мы- хищники? — кричу я гневно.

Не оборачиваясь, она едва заметно кивает головой.

Ну, кой черт занес меня на эту поляну! Ну, все настроение пропало. А ведь так было хорошо… даже живыми с охоты вернулись.

Жена страшно удивилась нашему раннему возвращению.

— Привет! — воскликнула она. — Время еще обеденное, а вы уже наохотились.

— А что делать? — устало вздохнул я, сбрасывая рюкзак в прихожей. — Этого нашего домашнего зверя нельзя в лесу с поводка спустить.

— Да ну! — изумляется она.

— Вот и да ну! — передразниваю я и неторопливо раздеваюсь, посматривая на диван, возле которого уже вертится горе-охотник. С кем поведешься, от того и наберешься. Умные охотничьи собаки сами выбирают, с кем им идти на кровавый промысел. У этого нет выбора…

Устал бедняга и страху натерпелся.

— А что же случилось? — спрашивает жена, расстилая на диване для любимой собаки одеяло.

— Случилось то, что и должно было случиться с настоящим охотником. За зайцем погнался, сломя голову.

— Ого! — восхищается она. — А ты что в это время делал?

Ужасно неприятный вопрос…

— Я?… Я тоже бежал.

— С ружьем или без ружья?

Господи, какие детали!…

— Ну, разве с ружьем за ним угонишься.

— За кем это за ним? — подозрительно смотрит на меня супруга.

Я ужасно не хочу, чтобы она узнала правду. Ее настойчивое стремление к истине угнетает меня, но я пытаюсь держаться и надеюсь все свалить на зайца.

— Как это, за кем? — гордо поднимаю я голову и тут же под пристальным взглядом жены опускаю, и уже тоном ниже говорю:

— И дураку ясно, за кем…

— Так ты, выходит, чуть было не проворонил его?!

Господи, но почему женщины и учатся в школе лучше нас, мальчишек, и порой даже лучше нас, мужчин, соображают?! Как я не хотел, чтобы она додумалась до того, до чего уже додумалась!

— Но опыта-то нет никакого, — лепечу я в свое оправдание.

— Больше я тебе не позволю брать его в лес! — решительно заявляет хозяйка. — Пес у тебя водяной, покупай лодку и на Ильмене ловите с ним уточек. Лесов там нет, одна вода — видно далеко, бог даст и не потеряетесь.

— Может быть, и мне в лес не ходить? — робко предлагаю я.

— Не-не! Ты ходи! Ружье купил — теперь оправдывай его!

Зря я сболтнул про зайца… она себя уже в шубе заячьей видит… А я стою в дверях в одних подштанниках и, в общем-то, имею жалкий вид босяка. Но она этого не замечает. Она всецело занята собакой.

— Охотничек ты наш! — говорит она псу и, ласково поглаживая его, приглашает улечься на диван.

Дважды просить себя он не заставляет.

— Такая умная собака и дураку досталась! — сокрушенно качает супруга головой.

Ну и напрасно она так думает. Даже дураку ясно: в лесу хорошо, а на диване лучше. Меня так и приглашать не надо, я и без уговоров могу культурно полежать.

Но не тут-то было. Повздыхав немного над нашим питомцем, она начинает присматриваться ко мне. Под ее, казалось бы невинными взглядами, я чувствую себе как под рентгеном — неуютно чувствую. Есть что-то у нее на уме. Глаза смежил. Затаил дыхание… Жду. И не напрасно жду. Окончательно убедившись в моей никчемности, она после затяжной и изнурительной паузы вяло роняет:

— Тебе надо постажироваться.

Я вздрагиваю. Гневно распахнув глаза, решительно возражаю:

— Никуда я не поеду!

— Ты думаешь, я тебя за границу пошлю? Мне еще не чуждо сострадание и милосердие. Там без меня ты пропадешь. Тебе надо научиться охотиться в наших родных лесах. Я не верю, что ты ни на что не годишься. Я не хочу в это верить и найду тебе наставника. Есть у меня один на примете. Благородный человек. Не пьет, не курит, и ружье, судя по его рассказам, уже не один раз оправдал.

— Естественный отбор вкупе с неестественным, навязанным людьми, создал удивительную породу собак, — объясняю я жене, запихивая в рюкзак болотные сапоги. — По своему умственному развитие они превосходят волка, но исключительно преданы человеку и без людей не мыслят своего существования. Хотя независимость лайки — одна из главных ее особенностей и основная черта характера.

— Кто о чем, а шелудивый о бане, — сердится она.

Мой покладистый характер не дает ей покоя. Но я не обращаю внимания на этот грубый выпад, я пытаюсь умиротворить ее своей собачьей ерундицией.

— У лайки есть что-то от кошки, которая любит гулять сама по себе. И охотится лайка своеобразно. Пока она не выйдет на зверя, охотник практически не видит и не слышит ее, разве что изредка мелькнет между деревьями.

— Так ты, что, на охоту собрался?

Я ждал этот вопрос. Бодро отвечаю:

— Сама говорила, что стажировка мне необходима. Забыла, что ли, что состыковать меня хотела… А тут случай подвернулся. Один мой знакомый, узнав, что я купил ружье, уговорил меня поехать с ним на охоту. А у него — лайка. Охотничий инстинкт и умение лайки охотиться не идут ни в какое сравнение с возможностями других ее сородичей по профессии.

— Ты кончай заливать! Я его знаю?

— Сомневаюсь. Он очень скромный человек. Не дебошир и не пьяница, и нашим дворовым сплетницам к нему не подкопаться.

— С трудом верится в его приличное воспитание, но раз он у нас не на слуху, то, пожалуй, можно на него и положиться…

В машине нас было трое, считая и собаку.

Великолепный пес сидел рядом с хозяином и с деловым видом посматривал на великолепные зимние пейзажи, мимо которых мы ехали.

— Лайка у вас — чистокровка, или как? — поинтересовался я.

Мой попутчик глубокомысленно поиграл толстыми губами и окинул меня насмешливым взглядом:

— Все лайки — чистокровки. Решайте сами: этих собак сама природа создала, они насчитывают не одно тысячелетие и к научной кинологии в силу своего возраста никакого отношения не имеют.

Древняя Греция — родина науки о собаках — как государственное образование возникла гораздо позже.

— Кинология в точном переводе означает слово о собаке, — в тон ему сказал я. — В Древней Греции она не имела никакого отношения к науке. Это, если так можно выразиться, был своеобразный литературный жанр, и, пожалуй, такое определение — ближе всего к истине. Греки восхваляли собаку в стихах и прозе и некоторым псам воздавали почести более высокие, чем их собственным хозяевам.

— А вот это — не справедливо. Каков хозяин — такова и собака. Они — в одной связке, и славу, и бесславие делить между ними надо поровну.

Он как будто бы немного поскучнел, но я в тот момент этому не придал значения, а только весело заметил:

— С претензиями обращайтесь к древним грекам.

Он охотно согласился и явно был удовлетворен тем, что его попутчик оказался таким толковым. А я любовно почесал пса за ушами, и у меня невольно вырвалось:

— Хорош сукин сын!

— Хорош-то хорош, — проворчал хозяин, — да убежит он от меня в лесу.