История от зверушек - Татьяна Андросова Страница 11

На прогулке, играясь с другими собаками, Джекачка применял в драке кошачьи приёмы, хотя Зёба специально его ничему не учил.

Первая зима Джека с нами выдалась люто холодной. И ещё были какие-то проблемы с отоплением. Мы всерьёз думали нагревать аквариум кипятильником, чтобы не помёрзли рыбки (главное, вовремя выключить, чтобы не превратить его в аквариум с ухой). Естественно, были опасения, что наш маленький итальянец простудится на полу, на специально сшитом тоненьком коврике на тройном синтепоне. И один раз, скрепя сердцем, я разрешила ему поспать у нас в ногах. После этого, каждый вечер пришлось проводить с Джеком политзанятие о том, что собаки должны спать на своём месте, люди на своём. Как когда-то, на старой квартире, когда мне было два-три года, мама проводила подобное мне. Я соглашалась, а ночью перебрасывала ногу через борт своей кроватки, которая стояла у родителей в головах и заявляла: «На диванчик полезать!» Мама спросонья пыталась напомнить об уговоре, но я делала вид, что её не слышу и заявляла: «Я папу кличу!». Папа, не просыпаясь, протягивал руку, брал меня за шкирку и между нами: «Хрясь!»). Джек тоже соглашался, засыпал якобы на своем месте, просыпались мы неизменно втроем. Ну, отчасти я его понимала. Почему один раз можно было, а теперь нельзя? Ещё, как обычно, «подпортил малину» мой добрый папа. Захожу, а пёс у него на кровати лежит.

— Папа, ну что ты делаешь, я бьюсь с ним, что ему нельзя на кровать, а ты!

Папа в ответ:

— Это мой друг, он ко мне пришел!

Потом отлились «сиротские слезки». Джек мог ночью прийти к папе спать. Папа встанет в туалет, возвращается, а пёс на его месте, головой на подушке лежит, и папе спать уже негде. Или ещё интереснее. Джек под стеночкой вытянулся, папа ложится с краю, пёс упирается в стену лапами, выпрямляет их, и папа оказывается на полу.

Со слов мамы:

— Вы спите, я иду мимо вас в туалет. Собака лежит на месте и прислушивается — как вы дышите? — Нет, не пора! Иду обратно. Видимо, дышите вы уже правильно, глубоко заснувшими, собака уже у вас в ногах.

Короче говоря, я смирилась. Долго привыкала к тому, что неожиданно среди ночи тебе на ноги сваливаются угловатые сорок собачьих килограмм (представляю, если бы про нас снимали мультик, в этот момент у меня, наверное, смешно выпучивались бы глаза). Но потом стало непривычным, если ноги не упирались в гладкий приятный тёплый собачий бок. Зёба спал у меня на груди, Джек — в ногах, главное, чтобы утром они посредине меня не встретились.

Моя бабушка была бы в обмороке. Она имела образование химика, и рассказывала, как однажды в микроскоп видела то ли микроба, то ли глиста, осталась от зрелища под большим впечатлением, и с детства постоянно заставляла меня мыть руки после животных, а, чтобы помыслить о том, чтобы спать с ними! — Но её уже не было.

Джек, пока рос, постоянно был голодный. Молодой растущий организм. Мама жарила пирожки. Нажарила две огромных тарелки пирожков. Джек крутился рядом. Взяв в руки по пирожку, мама вышла спросить у своего внука, какой он пирожок будет — с мясом или с яйцами? Возвращается — обе миски девственно чистые. Позже, точно так же муж пожарил рыбу — хрустиков. Мы так называем костлявую мелочь, которая прожаривается до хруста, и которую теоретически можно есть вместе с косточками. Тоже на что-то отвлёкся, возвращается — блюдо пустое. Рыба ушла вместе с косточками. Плохо собаке не было ни в первый, ни во второй раз.

С возрастом, Джек усвоил, что со стола ничего без спросу брать нельзя, но стал применять другую практику. Носик-то ему достался мамин, аккуратненький, а от папы он перенял мастерство пускать слюни. Если мы завтракали, он, либо демонстративно сидел рядом и с закрытой пасти капало, либо клал голову мужу на колени, и тот вставал с обслюнявленными штанами. Если моя мама завтракала в его компании, то мы только и слышали:

— На, только отстань, и слюни подбери! — а потом вопль: — Заберите вашего слюнявого сыночка!

Мы пережили щенячий период погрызенных тапочек и не только. Джек отучил мужа оставлять носки на полу под кроватью, а меня научил тщательно закрывать ящики с бельем. Мы слышали, как один мастино неаполитано съел простыню, которой накрывали его матрасик, и умер. Слава богу, Джекачка только грыз, и всё это потом прошло. А носки со временем даже превратились для него в фетиш, чем позже помогли заживлению резаной раны на пальце. Он глубоко порезался стеклом на прогулке, кровищи натекло немеряно, его даже зашивали в ветеринарной клинике, и запретили потом лапу вылизывать. А как запретишь? Одели на лапу носок, Джек восхитился: «Хозяин подарил мне одежду!»25 — и лапу больше не вылизывал. Все зажило, но всю оставшуюся жизнь Джек пальцем задней ноги «fuck»26 показывал.

Мы пережили период подбирания всего и вся съедобного на улице. К слову, все наши собаки в этом отношении в итоге становились дисциплинированными. Ещё у Джойки была приятельница породы мастиф27, чья хозяйка жаловалась на то, что Терра выходит на улицу покушать и поработать пылесосом. Что никакое воспитание не помогает, и что, когда мастифиха с подобранным с земли куском в зубах демонстративно вышла на середину Добровольского в час пик под проезжающие машины, хозяйка сдалась, и решила с ней больше не бороться. Ну, Джойка — это особый случай, его ничему учить не надо было. А остальные собаки выслушивали мою проникновенную речь о том, что на улице с земли еду подбирают только глупые собаки. И что не все люди добрые, есть злые, которые специально для глупых собак разбрасывают яд, и глупые собаки потом болеют, а то и умирают. Не знаю, что больше проняло Джека — моя речь или история с протухшей курицей.

Я опять вставала около пяти утра, чтобы с ним погулять, потому что работала в районе Западной промзоны. Ну и только в это время я могла позволить себе спустить его с поводка. Уже возвращаемся домой, и перед заходом в подъезд Джек возле мусорки натыкается на выброшенную кем-то целую курицу. Ну, почему люди могли выкинуть курицу? — Несвежая! Естественно, Джек курицу сразу ухватил и стал от меня убегать. Недалеко. В соседские ландыши. Я даже в детстве не могла себе такого позволить! Сидит он такой, с курицей в зубах, крадусь