Джен Феннел - Как понять собаку. Научись говорить на языке лучшего друга Страница 20

Прежде чем обратиться ко мне, братья консультировались у многих специалистов. Кое-что из рассказанного ими повергло меня в шок. Им, например, советовали задать собаке хорошенькую взбучку. «Надо выбить из него эту самоуверенность», — заявил им так называемый эксперт. Другой человек (к моему ужасу) порекомендовал ни больше ни меньше как «смутить пса взглядом». За исключением физического нападения я, пожалуй, не знаю более ясного сигнала агрессии и конфронтации, чем прямой взгляд в глаза. Собака воспринимает его как вызов, а если это такая собака, как Спайк, она обязательно ответит на него, защищая себя и свое положение. К счастью, у ребят хватило благоразумия и здравого смысла, чтобы не последовать ни одному их этих советов. Я с ужасом представляю себе, чем все могло закончиться.

Когда я описала братьям свое видение ситуации, у них впервые за долгое время появилась надежда. Спайк явно считал себя вожаком, отвечающим за братьев, их родных и весь дом. Его агрессивное поведение у входной двери демонстрировало это особенно ярко: он оборонял вход в логово. Пес не мог, разумеется, рационально объяснить, что там, за дверью, но был уверен: он отвечает за свою стаю, оберегает ее от опасностей, подстерегающих снаружи, какими бы они ни были. Поговорив с братьями подробнее, я выяснила, что Спайк на самом деле, скорее, прихватывал, чем по-настоящему кусал, и это меня не особенно удивило. Очень мало кто из собак кусает всерьез, желая причинить вред. Их укусы — это, скорее, предупредительные выстрелы. Если собака, особенно немецкая овчарка, такая, как Спайк, действительно захочет укусить, она это сделает, и лучше не думать о том, какие травмы могут нанести ее зубы.

Покровительство Спайка, надо сказать, типично для пастушеских собак — колли, шелти и им подобных. Эти породы выведены специально для того, чтобы пасти и защищать стадо, это лучшее, что они могут делать в среде, которую не понимают. Когда я ближе познакомилась со Спайком и его хозяевами, то поняла: нарастающая агрессивность его поведения усугублялась тем, что все в доме полностью ему подчинялись и во всем уступали. Его лидерство было неоспоримым, а властность, соответственно, возрастала. Ситуацию необходимо было изменить, перевернуть ее. Владельцам Спайка предстояло «взять власть в свои руки».

Моей целью было дать возможность братьям подняться и утвердиться в иерархической структуре своей стаи. Для этого я должна была помочь им сначала создать максимально спокойную и не угрожающую среду. Есть люди, которые держатся с собаками намного увереннее, чем другие. Иногда я спрашиваю себя: не сохранилось ли у этих людей хотя бы крупицы знания древнего утраченного языка? С другой стороны, всегда находятся люди, которые ужасно нервничают, общаясь с собаками. Кто не встречал людей, которые настолько боятся собак, что обходят их за километр и готовы чуть ли не на стенку влезть, чтобы только избежать контакта? Такая нервозность, разумеется, мгновенно передается собакам. А в действительности нам вовсе не обязательно бояться собак. Если вести себя с ними правильно, практически все собаки безопасны и не причинят вреда.

У меня не было сомнений относительно того, к какому типу относится домработница братьев. Она обычно находилась в доме во время моих визитов, преспокойно занимаясь своей работой — мыла, стирала, наводила чистоту. Она вообще не обращала на собаку ни малейшего внимания. Спайк в свою очередь относился к ней крайне почтительно. Однажды я видела, как он с готовностью убрался с ее пути, когда она появилась в комнате.

Я могла обратиться к ее примеру, чтобы пояснить братьям, что им предстоит сделать. Они могли убедиться в том, что для домработницы ситуация вовсе не была угрожающей. По каким-то причинам она не обращала внимания на собаку — и тем самым невольно убедила Спайка в своем превосходстве над ним. Именно к такой модели поведения нужно было стремиться и им.

Безусловно, перед Стивом и Полом стояла задача невероятной сложности. Я сказала им, что агрессивность Спайка можно оценить, как минимум, в восемь баллов по десятибалльной шкале, а мне приходилось иметь дело с обычным уровнем в четыре-пять баллов. Я предупредила братьев, что им придется выдерживать молчаливое давление месяцами, вместо обычных двух недель. К счастью, они оказались хорошими учениками и с воодушевлением относились к моим методикам. Время от времени они приглашали меня остаться в их доме на ночь, обычно для того, чтобы проверить, как все идет, и узнать, как вести себя в той или иной ситуации. В большинстве случаев оказывалось, что они все делают совершенно правильно: мои идеи упали на благодатную почву.

Спустя четыре месяца после их первого обращения мне позвонил их родственник, которому нужен был совет относительно его собственной собаки. Он рассказал, что поведение Спайка сильно изменилось к лучшему. Теперь братьям удавалось справиться с любой ситуацией, возникающей в доме. Их снова стала навещать родня.

Не все собаки конечно же настолько сильны и уверены в себе, как Спайк. Но от этого их агрессивность не становится менее опасной. В ноябре 1996 года я была приглашена на радио Би-би-си, где вела постоянную программу в открытом эфире, отвечая на вопросы о проблемных собаках. Один из первых звонков поступил от супружеской пары, Джен и Стива, из города Дриффилда, расположенного в сорока милях от моего дома. За полгода до того они взяли небольшого кокер-спаниеля по имени Джаззи. Правда, их предупредили о том, что трехлетний песик отличается скверным поведением, но супруги были уверены, что справятся, ведь им и раньше приходилось держать собак. Однако их попытки не увенчались успехом. Хуже того, Джаззи начал кусать обоих хозяев, если ему не нравились их требования.

И снова, еще до первой встречи с Джаззи, у меня уже сложилось четкое представление о том, с кем придется иметь дело. Подходя к входной двери, я услышала яростный лай, но на сей раз совсем иного характера, чем лай абсолютно уверенного в себе Спайка. Этот лай был отрывистым, отчаянным, почти паническим. Мои подозрения подтвердились, когда я вошла в дом. Пока мы обменивались приветствиями с Джен и Стивом, Джаззи продолжал лаять заливисто и даже еще более агрессивно. При этом язык его телодвижений был до крайности противоречивым, но особого внимания заслуживала занятая им позиция. В отличие от Спайка, который подошел ко мне вплотную, Джаззи держался на расстоянии метра в два, не меньше. Для меня было очевидно, что собака в ужасе, что вся ситуация для нее выглядит не менее, а, пожалуй, более устрашающей, чем для людей, с которыми ему приходится вступать в общение. Это был типичный пример вынужденного вожака, собаки, которой приходится нести бремя лидерства, а она совсем к этой роли не приспособлена. Нам предстояло освободить его от этой непосильной ноши.

Как я уже объясняла, все собаки реагируют на подаваемые мной сигналы по-разному, причем различается не только скорость реакции, но и ее характер. Некоторые собаки, подобные Спайку, сопротивляются, не хотят уступать позиций вожака. Их уверенность столь сильна, что они никак не могут смириться с утратой статуса лидера. (Среди людей таковы, пожалуй, политики. Обратите внимание, как люди типа Маргарет Тэтчер цепляются за возможность остаться у власти, даже когда их срок выходит.) Но многие собаки с готовностью и явным облегчением снимают с себя обременительный груз власти. Джаззи был из таких.

Я начала работать с Джен и Стивом как обычно, объяснив им суть метода и предложив немедленно применить его на практике. Пока мы разговаривали, Джаззи был с нами в комнате. По-прежнему держась на почтительном расстоянии, он продолжал безостановочно рычать и лаять. Я, конечно, давно научилась не обращать внимания на подобные помехи при разговоре, но хозяева, как это часто бывает, постоянно отвлекались и предлагали убрать пса в другую комнату. Я попросила не обращать на него внимания, и они изо всех сил старались. Через полчаса их стойкость была вознаграждена. Внезапно Джаззи перестал издавать звуки, отвернулся от нас и направился к лестнице, расположенной в середине комнаты необычной планировки. Под нашими взглядами пес поднялся наверх и плюхнулся прямо на площадке, повернувшись к нам задом. Он напоминал обескураженного ребенка, демонстрирующего свою обиду.

В любой ситуации важно, чтобы у собаки был путь к отступлению, чтобы она имела возможность при необходимости выйти из ситуации. Самое плохое — загонять собаку в угол. Из этого неприятнейшего положения есть два выхода: в ужасе замереть или прорываться на свободу с боем. Вот тогда-то и начинаются серьезные неприятности. Именно поэтому мы предоставили Джаззи сидеть, где сидит. Джен и Стив поинтересовались, не нужно ли принести его обратно, но я их уверила, что Джаззи сделал именно то, что от него ожидалось. Собака совершенно очевидно столкнулась с новой для себя ситуацией и теперь соображала, как себя вести. Я посоветовала Джен и Стиву и впредь не подниматься наверх за Джаззи, а подзывать к себе. С собаками, которые отучаются кусаться, это очень важный момент: нельзя ставить их в положение, когда единственным способом обороны кажется нападение.