Джон Кац - Собака, любовь и семья Страница 31

— Это слишком тяжело, — говорила она, — некоторое время в период развода и тяжелого лечения мне казалось, что на мне лежит какое-то проклятие. Люди просто не знали, как себя вести. Сначала я обижалась, потом смирилась и решила держать оборону вместе с Гарри — только он и я. Я понимаю, что он не человек, и не воспринимаю его как человека, но это лучшее решение, которое можно было принять в моей ситуации.

На Гарри можно было положиться. Он не собирался испариться. Он даже не отворачивался от нее.

О чем бы ни заходил разговор, Донна неизменно сводила его к Плану, — ведь у нее был План. Пункт первый: выйти на пенсию. Пункт второй: купить небольшую ферму в Пенсильвании. Пункт третий: подготовить необходимые распоряжения об устройстве судьбы Гарри после того, как ее не станет, и поручить его заботам единственной оставшейся подруги Джоан, подрабатывавшей агентом по недвижимости и очень любившей собак. Пункт четвертый: когда настанет ее час, мирно уйти из жизни. Это должно произойти в их новом доме, и Гарри будет сидеть у изголовья ее кровати. С учетом ее сбережений, пенсии и других пособий План выглядел вполне реальным. Впрочем, по ее подсчетам ей оставалось прожить год или два, не больше. Часть оставшихся денег она собиралась отписать на пожизненную пенсию для Гарри.

Квартира Донны — в одном из этих неописуемых кирпичных комплексов с псевдоаристократическими названиями — была ухоженной и комфортабельной, но очень скромной. Стены украшали постеры с изображениями собак и птиц, однако меблировка была довольно скудной, диваны и кресла — функциональными и недорогими.

На кофейном столике лежал бинокль и увесистый справочник по птицам северо-восточных штатов, покрытый тонким слоем пыли.

Деревянные скворечники за окном спальни пустовали, зерна в кормушках не было. Все, чем она когда-то интересовалась, теперь было предано забвению, ее жизнь продолжалась в урезанном варианте.

По утрам они с Гарри выходили на прогулку в парк Брукдейл или в лес, подступавший к жилому комплексу с тыла. Затем она отправлялась на работу, — если сносно себя чувствовала. Вернувшись домой, готовила легкий ужин — немного салата, суп и сандвич для себя, банку «Педигри» для Гарри. Сама Донна обходилась без десерта, — у нее не было аппетита, — но всегда держала дома лакомства для собаки, например галеты из печени. Они стоили недешево — по 4,99 доллара за банку — поэтому за вечер, в промежутке между ужином и отходом ко сну, он получал всего две-три штуки.

После ужина Гарри полагалась прогулка — последняя перед сном. Остаток вечера Донна проводила у телевизора, одновременно развлекая Гарри игрой. Время от времени она бросала ему тяжелый резиновый мяч, и он с рычанием гонял его по всей квартире, до полного изнеможения бегая из комнаты в комнату. В девять Донна принимала положенный набор лекарств и ложилась спать. У Гарри имелась собственная постель, но он предпочитал спать вместе с Донной, свернувшись возле ее подушки.

К дому примыкал огороженный внутренний дворик, где Донна с Гарри любили погреться на солнышке. Теоретически туда не разрешалось приводить собак, но домовладелец смотрел на нарушения сквозь пальцы и, если животные вели себя тихо и не кусались, а хозяева убирали за ними, никто их не прогонял. В сумке Донны, так же, как у большинства сознательных собаководов, постоянно лежал запас пакетиков для собачьих неожиданностей, — ей не хотелось давать повода к гонениям на собак.

Порой, когда у нее случалось подавленное, «слезливое» настроение, Гарри достаточно было залаять или повилять хвостом, и при одном взгляде на его забавную физиономию с огромными ушами Донна не могла удержаться от улыбки, а иногда и от смеха.

Очевидно, он не выносил приступов тоски и задумчивости и при первых же признаках окружал хозяйку своим вниманием, вынуждая ее двигаться и даже петь. Порой ему было достаточно просто прижаться к ней покрепче.

Несмотря на обилие книг и научных трудов, посвященных чувствам собаки, мы все еще слабо разбираемся в этом вопросе. Мы высказываем гипотезы, но, к сожалению, собаки не имеют возможности поправить нас в случае ошибки. В наших силах только наблюдать и делать предположения о том, каковы истоки глубоких многогранных связей между собакой и человеком. Каждая из созданных человеком теорий — а их великое множество — на первый взгляд ничем не уступает остальным. Эмоциональные связи между людьми и их собаками остаются тайной, но очень мощной силой, которая не отступает перед противоречиями и реальностью, свободно развивается и почти недоступна пониманию стороннего наблюдателя.

Отношения Донны с ее любящим, внимательным компаньоном не были выдумкой, — она смотрела на вещи вполне реально. Казалось, Гарри понимал, что на него возложена серьезная задача, и ответственно относился к ее выполнению, — стоило Донне протянуть руку, и голова Гарри неизменно оказывалась под ее ладонью. Когда она читала, он дремал рядом. Если ей случалось застонать от боли, он немедленно бежал к ней со всех ног.

Гарри сопровождал ее во время бесконечных визитов к врачам и нетерпеливо поджидал в машине, не сводя глаз с двери, за которой она исчезла, а, дождавшись, встречал радостным повизгиванием, — даже когда она не обращала на него внимания, измученная изнурительными процедурами, растущей стопкой рецептов и страховых бланков и неутешительными известиями.

Она практически лишилась волос, набрала, потом снова потеряла вес и вела непрерывную борьбу со слабостью. Гарри — ее главное лекарство — всегда был рядом.

Джоан, ближайшая подруга Донны, регулярно навещала ее и изо всех сил старалась подружиться с Гарри. Она приносила ему лакомства и игрушки и всячески проявляла свое внимание. Он относился к ней с явной симпатией — впрочем, как почти ко всем, кого знал, — но его сердце безраздельно принадлежало Донне. Понимал ли пес, что с ней что-то не так? Этого мы никогда не узнаем. В любом случае, он не мог бы сделать для нее больше.

— В нем вся моя жизнь, — однажды, когда мы гуляли в парке, сказала Донна. — Даже самые близкие друзья не решаются говорить со мной о болезни, а муж — так просто не выдержал. У меня нет никого, кроме Гарри, — это он заставляет меня улыбаться, не чувствовать себя брошенной, только благодаря ему я еще двигаюсь. Благодаря ему я живу.

Сколько раз мне приходилось слышать от людей, что собака стала для них смыслом жизни. В определенных ситуациях собаки способны слышать потайные, глубоко спрятанные струны нашей души. Вероятно, так случилось и у Донны с Гарри.

Донна обладала сильной, открытой натурой и неиссякаемым запасом оптимизма. Она никогда не жаловалась на болезнь, не осуждала неверных друзей, поспешивших исчезнуть, когда с ней случилось несчастье. Собака стала для нее единственным утешением и спасением от одиночества.

Как отнестись к такой ситуации? Выслушивая подобные истории о собаках, невольно проникаешься ощущением чуда. Но в этот раз мне было нелегко избавиться от сожалений о том, что кроме преданного корги, Донне не на кого положиться, — только с Гарри она могла поговорить о своей болезни и приближающейся смерти так, как если бы рядом с ней были близкие люди.

Живи мы в другом обществе или в другое время, — скажем, лет пятьдесят лет назад — за Донной ухаживали бы многочисленные родственники, прихожане местной церкви, друзья, соседи и, может быть, даже вернувшийся муж.

Но, зная о человеческой разобщенности, я старался не задумываться о том, что стало бы с ней без ее лопоухого приятеля. Он выполнял чертовски важную работу.

— В наших отношениях нет ничего сложного, — как-то объяснила она, — он дает мне возможность чувствовать себя любимой и находить в себе силы для ответной любви. Мне это необходимо. Не думаю, что собака всегда может заменить общение с людьми. Но ведь иногда это случается?

Донна медленно угасала, она реже выходила в парк, все чаще выезжала на машине. Она быстро уставала и мерзла от малейшего ветерка, в котором уже ощущалось близость зимы. Впрочем, несмотря ни на что, она по-прежнему присылала на мой электронный адрес жизнерадостные послания, новые песни для Гарри, рассказы об их странствиях по городу, захватывающие повести о совместных приключениях и даже рецепты собачьих лакомств.

— Я несколько раз готовила для Гарри шарики из рожкового дерева[2] по рецепту из «Собачьей поваренной книги», — сообщила она однажды. — Он пробовал три разновидности.

Шарики из рожкового дерева готовились из снятого молока, меда, ванили, отрубей и растертых семян рожкового дерева. Но бесспорным кулинарным фаворитом оставалось печенье, рецепт которого они привезли из Лагеря Тэффи (летнего лагеря для хозяев с собаками, — Донна и Гарри отдыхали там несколько лет назад).

Когда Джоан была свободна, она, Донна и Гарри частенько отправлялись в дальние походы. Однажды ветреным субботним утром они съездили на побережье в Джерси, чтобы прогуляться по пляжу и отведать суп из моллюсков. В окрестностях Уотер Гап они любовались осенней листвой. Кроме того, Донна готовила для Гарри сюрприз.