Куриный бульон для души. Не могу поверить, что это сделала моя кошка! 101 история об удивительных выходках любимых питомцев - Дженнифер Кваша Страница 34

Мы с папой обыскали весь двор по периметру и потом двинулись в сторону леса – кошки всегда любили играть там. Буквально через пару метров я увидела Эпплтона, сидящего на бревне. Он смотрел на меня желтыми, как две луны, огромными глазами. Возможно, мне показалось, но в его неподвижном взгляде я различила что‐то, похожее на смесь страха и облегчения.

Я медленно подошла к нему:

– Привет, Эппл. Что случилось, приятель?

Я говорила очень тихо, почти шепотом, но под моими ногами трещали сухие ветки, и я боялась, что Эпплтон убежит еще дальше в лес. Однако он не двинулся с места и даже позволил мне погладить себя по голове.

Я осторожно просунула руки под передние лапы Эпплтона и отнесла его к папе. Затем, пока папа баюкал кота, побежала в дом и позвонила нашему ветеринару. Врач распорядилась привезти Эпплтона в клинику как можно скорее.

Всю дорогу до клиники Эпплтон сидел в своей переноске и беспрерывно мурлыкал. Это было очень странно. Мне всегда казалось, что коты издают такие звуки только от удовольствия.

Наша ветеринар, доктор Холмс, была удивлена тем, насколько хорошо чувствовал себя Эпплтон. Кровотечение из раны было слабым, и кот, похоже, не испытывал ни шока, ни боли. Чего не скажешь о нас: папа все еще держал хвост Эпплтона, а я никак не могла перестать плакать.

Доктор Холмс забрала хвост и сказала:

– К сожалению, мы не сможем прикрепить его обратно.

И добавила, что Эпплтон, возможно, не выживет. Нам придется подождать до утра.

Все это время Эпплтон сидел на стальном смотровом столе с широко раскрытыми глазами, но очень спокойный. И продолжал мурлыкать.

С той ночи прошло несколько месяцев, и мой маленький бесхвостый кот, которого я теперь называла Эппл Боб, стал бегать быстрее, чем когда‐либо прежде. Более того, у него появилась новая странная привычка. Теперь он двигал все спиной: людей, свою еду, стул и лоток. Мне такое поведение казалось очень милым.

Недавно в какой‐то книге я прочла, что кошки мурлычут не только от удовольствия, но и для того, чтобы успокоиться в стрессовой ситуации. Возможно, это и помогло Эпплтону выжить.

Затем я подумала о том, как сама реагирую на стресс. Как правило, все эти реакции граничили с настоящей истерикой: я плакала, паниковала, капризничала, ругалась, металась или учащенно дышала. Но никогда не практиковала человеческий эквивалент мурлыканья – молитву, пение, медитацию, ходьбу или, наоборот, неподвижность. С тех пор, как только мне начинает казаться, что ситуация выходит из-под контроля, я заставляю себя притормозить и говорю самой себе: «Просто помурчи».

Дана Дж. Барнетт

Зузу получает все, что захочет

Вероятность того, что кошка будет поступать так, как ей заблагорассудится, – это единственный научный абсолют в мире.

ЛИНН М. ОСБАНД

Прошло уже почти два года с тех пор, как однажды теплым воскресным днем перепуганный котенок выскочил на дорогу прямо перед нашей машиной. Мой муж ударил по тормозам, и наша жизнь навсегда изменилась.

Мы назвали котенка Зузу. Четыре стареющие кошки, жившие в нашем доме, были шокированы его появлением, однако у найденыша хватило ума проигнорировать их угрозы и шипение.

Зузу быстро осваивалась на новом месте. Она радовалась жизни и любое занятие превращала в игру. Она набрасывалась на остальных кошек, крала у них из-под носа угощения и прерывала их полуденный сон.

– Она перерастет эти выходки, – пообещала я кошкам, и в этот самый момент Зузу вцепилась в холку одной из них крошечным удушающим захватом.

Поначалу старые кошки пытались научить Зузу уважать их физические и эмоциональные границы, однако потом оставили эту затею. Возможно, они собрались на специальный совет и вынесли вердикт примерно следующего содержания: «Учить ее чему‐либо – пустая трата энергии. Давайте просто признаем, что она забавна». Как бы то ни было, теперь они позволяли Зузу быть самой собой (ха-ха, как будто это зависело от их решения!).

У старших кошек был отменный аппетит. В отличие от них, Зузу едой не интересовалась вовсе. Мужу даже пришлось перенести ее миску в ванную, чтобы остальные не воровали у нее корм.

Как‐то я услышала стук, доносящийся из ванной. Ему вторил топот маленьких лапок. Открыв дверь, я увидела такую картину: мой муж сидел на корточках и швырял в стену маленькие шарики с едой. Шарики подпрыгивали, Зузу преследовала «добычу» и проглатывала ее. Стук, топот лапок, глотание. Стук, топот лапок, глотание.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Она не будет есть, если не превратить завтрак в игру, – спокойно объяснил он.

– Завтрак – это прием пищи, а не игра, – заметила я.

– Зузу считает иначе, – ответил он. – При этом надо еще правильно бросить корм. Если подбросить совсем чуть-чуть, она проигнорирует его, но если заставить его отскочить от стены так, что он покатится по полу, как убегающий жук, она поймает его и съест.

И муж продемонстрировал, «как надо» и «как не надо» подбрасывать кошачий корм. Я вышла из ванной, гадая, когда именно Зузу успела обучить взрослого умного человека новому трюку.

Эта кошка находила настоящую еду скучной, но это не мешало ей грызть мои прекрасные комнатные растения, некоторым из которых было больше двадцати лет. В результате мне пришлось отдать друзьям те, что могли оказаться токсичными для кошек. Остальные представляли собой жалкое зрелище. Мой дом, некогда украшенный пышной листвой, теперь казался суровым и голым. К счастью, гости были слишком вежливы, чтобы спросить: «Почему это тощее комнатное растение обнесено проволочной изгородью и вдобавок завернуто в вощеную бумагу?»

А еще была ткань. Из всего вышеперечисленного именно она оказалась главной любовью в жизни Зузу. Поначалу мы этого не замечали. Но со временем я стала находить подозрительные дыры, прогрызенные в самых разных местах. Самый грандиозный проект, осуществленный Зузу в этой области, – дыра размером с пончо в одеяле, которое защищало диван от кошачьей шерсти.

Зузу не привередничала: она ела синтетику, шерсть и хлопок – то есть все, до чего могла дотянуться. Для меня так и осталось загадкой, как ей удалось переварить такое огромное количество ткани.

Мой муж никогда не убирал одежду. Я подбирала его грязные, брошенные на кровать или пол носки и нижнее белье. Относила грязную одежду в прачечную и взамен вешала чистую, которую он планировал надеть. Никаких разногласий по этому поводу между нами не было: в принципе, я уже давно смирилась с таким положением дел. Что до Зузу, то она считала лежащую без присмотра одежду честной добычей.

Однажды мой