Александра Горовиц - Собака от носа до хвоста. Что она видит, чует и знает Страница 49

Прогуляйтесь по Пятой авеню в Манхэттене во время обеденного перерыва — вы ощутите и разочарование, и радость от того, что принадлежите к роду человеческому. На тротуарах толкаются люди, вокруг полно туристов, клерки выскакивают на улицу, чтобы наскоро перекусить, а нелегальные уличные торговцы удирают от полицейских. Потрясающее зрелище, которое, возможно, вам не по душе. Впрочем, в большинстве случаев вам удается идти с той скоростью, с какой хочется, и спокойно пробираться через толпу. Люди, идущие в толпе, не врезаются друг в друга, потому что все мы довольно-таки предсказуемы. Достаточно взгляда, чтобы определить, в какой момент времени идущий навстречу человек окажется перед вами. Вы бессознательно уклоняетесь вправо, чтобы избежать столкновения, и он делает то же самое. Сходным образом (хотя и более успешно) ведут себя рыбы, когда весь косяк одновременно разворачивается и плывет в другую сторону. Мы — социальные существа и координируем свои действия. Собаки выходят за рамки своего вида и координируют свои действия с нами. Возьмитесь за поводок любой знакомой собаки, и внезапно окажется, что вы шагаете в одном темпе, как старые друзья.

Значимость этих элементов подтверждается чувством глубокого разочарования и досады, которое возникает, когда они исчезают. Когда вы тянетесь погладить собаку, а она отворачивается, предотвращая контакт, либо перестает взаимодействовать с вами в игре, у вас появляется ощущение разорванной связи. Вы чувствуете себя обманутыми, если простая команда «к ноге» не вызывает у собаки никакой реакции. Очень грустно подойти к собаке и не увидеть виляющего хвоста, радостно прижатых ушей и подставленного для почесывания живота. Псы, которых мы называем упрямыми или непослушными, презирают эти правила. Но вышеупомянутые элементы естественны как для нас, так и для них; «непослушная» собака скорее всего просто не понимает, каким правилам ей велят подчиняться.

Наши узы с собаками укрепляются благодаря физическому контакту, синхронности действий и ритуалам приветствия. Также и мы сами становимся сильнее благодаря этой привязанности. Простое поглаживание собаки может за считанные минуты успокоить симпатическую нервную систему (колотящееся сердце, высокое кровяное давление, обильное потоотделение). Уровень эндорфинов («гормонов радости»), окситоцина и пролактина (оба эти гормона участвуют в формировании социальной привязанности) повышается, когда мы общаемся с собаками, а уровень кортизола («гормона стресса») понижается. Вот прекрасная причина поверить, что наличие в доме собаки гарантирует нам социальную поддержку и уменьшает риск возникновения различных заболеваний, от сердечно-сосудистых расстройств до диабета и воспаления легких, — а также помогает быстрее поправиться, если мы все-таки заболели.

Собаки часто испытывают почти то же самое. Общество человека способно понизить уровень кортизола у пса, а поглаживание — успокоить колотящееся сердце. Для нас обоих это нечто вроде плацебо — ведь изменения происходят безо всякой видимой причины. Общение с животным способно дать результат, аналогичный долговременному приему предписанного лекарства или курсу когнитивно-поведенческой терапии. Разумеется, что-нибудь может пойти не так; результатом чересчур сильной привязанности может стать панический страх потерять хозяина, и в итоге собака будет не в состоянии прожить без вас ни минуты.

Есть ли и другие результаты взаимной привязанности? Мы уже видели, что собаки многое знают о нас — о запахах, состоянии здоровья, эмоциях, — и все это не только благодаря чудесному сенсорному восприятию, но и простому знакомству с человеком. Собаки со временем узнают, как мы обычно ведем себя, пахнем, выглядим и, таким образом, могут заметить отклонение (на что порой неспособны мы). Эффект привязанности срабатывает, потому что собаки прекрасно умеют взаимодействовать с окружающими. Они откликаются на наши поступки и, главное, обращают на нас внимание.

Привязанность глубоко пускает корни, и эта связь инстинктивна. Так, собаки замечают наши зевки. Точь-в-точь как люди, собаки, которые видят, что человек зевает, через минуту начинают неудержимо зевать сами. Шимпанзе — единственные животные, помимо собак, для которых зевание заразительно. Проведите несколько минут, зевая на глазах у собаки (при этом старайтесь не хихикать и не поддаваться на провокации), — и вы сами ощутите эту связь между вами и питомцем.

Ученые мало что могут сказать по этому поводу. Исследователи (до некоторой степени намеренно) не анализировали тот фактор, который особенно важен для хозяина собаки, — ощущение связи между человеком и животным. Это ощущение ежедневно подкрепляется жестами, координацией действий, общим молчанием. Его можно разъять на составные части при помощи скучного научного метода, но невозможно воспроизвести в условиях эксперимента. Исследователи часто используют так называемый двойной слепой метод, чтобы убедиться в достоверности полученных данных. Субъекту неизвестна цель эксперимента; а экспериментатор не знает, от какой группы — контрольной или экспериментальной — получены данные. Таким образом, ученый избегает соблазна подогнать факты под гипотезу.

При взаимодействии человека и собаки, напротив, глаза у обоих широко открыты. Нам кажется, будто мы знаем, что делает пес; вероятно, он думает то же самое о нас. И это — не результат вмешательства науки, а плоды взаимовыгодного общения.

Узы меняют нас. Главное — они почти мгновенно наделяют нас способностью общаться с животными, в частности, с нашими собаками. Привязанность к ним во многом основана на радости, которую мы испытываем оттого, что они смотрят на нас. Собаки получают впечатления о людях. Они видят нас, чуют наш запах, им известно о нашем существовании, они к нам привязаны. Философ Жак Деррида размышлял о своем коте, который однажды увидел хозяина обнаженным. Деррида смутился и испугался. По его словам, самым странным было то, что он видел кота, который смотрел на него в ответ.

Несомненно, наша самооценка также зависит от того, уважают ли нас наши питомцы. (Впрочем, насколько мне известно, у Деррида никогда не было собаки; возможно, он бы смутился еще сильнее, встретив высокомерный собачий взгляд.) Разумеется, животные радуют хозяев и сами по себе. Но тем не менее, когда мы смотрим на собаку, то видим и то, как она смотрит на нас. Это тоже компонент связи. Пумперникель видит себя в моих глазах. А я смотрю на нее в ответ — и вижу себя.

Пумперникель изменила мой мир. Я, живя с ней рядом и наблюдая за ней, научилась понимать, что она ощущает. Я научилась любить узкие извилистые тропинки в тенистом лесу, окаймленные низким кустарником, когда увидела, что это нравится Пумперникель: помимо прохлады, ее приводит в восторг возможность незримо носиться вокруг и останавливаться лишь затем, чтобы принюхаться.

Я смотрю на городские кварталы, улицы и дома, помня об исследовательских возможностях собачьего обоняния; улица, идущая вдоль каменной стены, без заборов и деревьев, — это место, где я не буду гулять. Я выбираю место для сидения в парке — скамейку или камень — в зависимости от того, где будет лучше моей собаке. Пумперникель любит большие открытые лужайки — там можно бегать, кататься по земле, непрерывно нюхать, — а также высокую траву и кустарник, где можно шнырять. Я научилась любить все это, помня о том, что нравится Пумперникель. (Впрочем, я никогда не пойму, отчего ей так нравится кататься по земле.)

Я стала обращать внимание на то, как пахнет мир. Мне нравится сидеть на улице в ветреный день. Кульминация моего дня — это утро. Его важность заключается в том, что, если я проснусь пораньше, мы будем долго гулять без поводка, в относительно безлюдном парке или на пляже. Мне до сих пор не удается проспать — при всем желании.

Очень приятно сознавать, как сильно Пумперникель была ко мне привязана, — хотя миновал уже год с того дня, когда я в последний раз гладила ее по голове.

Сидя рядом с собакой, которая держит голову у меня на коленях, и размышляя о том, что нам известно о собачьих способностях, восприятии и ощущениях, я чувствую, что отчасти уже превратилась в собаку. По крайней мере, я с ног до головы в собачьей шерсти.

Так или иначе, научные данные подводят нас к пониманию собачьего поведения: насколько оно изменилось в сравнении с поведением древних предков собак, как на него повлияло одомашнивание, сенсорные способности и внимание к людям. Надеюсь, вам повезет, и вы сможете увидеть собаку такой, какой она сама видит себя. Я поделюсь с вами некоторыми вариантами проникновения в мир собаки.