Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной Страница 9

Как уже, очевидно, поняли читатели, «Семь Братьев» — семь скалистых вершин, как бы выросших из общего основания (за исключением крайнего), причудливое творение природы.

Надпись на отвесных камнях, которую не смогли уничтожить ни дождь, ни ветер, ни царские жандармы, — ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ! — сделанная еще по старой орфографии, напоминала о том времени, когда здесь собирались на тайные сходки верх-нейвинские рабочие. Реликвия истории! А кто-то уже расписался и здесь. Опять «Жоры», «Нели», сердца, пронзенные стрелой… Что за страсть увековечивать таким примитивным образом себя?

На камнях задержались. День начал клониться к вечеру. Парни и девушки ушли (можно было подумать, что у них кросс и состязание на скорость; казалось, и полюбоваться окружающими красотами некогда); мы опять остались одни. Впрочем, если признаться честно, я и не люблю в лесу большой компании, мне кажется, излишнее оживление и суета (да еще, упаси боже, бренчание на гитаре) разрушают очарование природы с ее таинственной тишиной, шепотом деревьев и неслышным лепетом трав, который, однако, услышит тот, кто захочет услышать…

Кстати, и Джери терялся в такой компании, не знал, как вести себя и «пасти» — следить за тем, чтоб никто не потерялся, не отстал. Шума собаки вообще не переносят.

Внезапно начало темнеть. Накатила туча. Погода на Урале переменчива. Загремел гром. Сперва огненные зигзаги молнии раскалывали небосвод где-то за горой, потом они вдруг прочертили небесную твердь у нас над головами, загрохотало так, как будто выстрелили из пушки над ухом или что-то рушилось в вышине, несколько тяжелых капель упало у ног, и хлынул ливень.

Ох, как лило! Сперва мы укрылись под большой разлапистой елью. Раскидистые ветви ее, перекрывая в несколько ярусов друг друга, послужили нам защитой. Но ненадолго. Вода полилась на нас. Я был мокрым до нитки. Собаки отфыркивались, как во время купания, трясли головами. Да, вот это дождь!

Внезапно что-то большое бурое промелькнуло за кустами, за ним метнулось пятно поменьше. Лоси! Лосиха с лосенком… Ну да! кто же еще? С тех пор, как государство на заре революции взяло их под свою охрану, запретило всякую охоту на лосей, сохатые расплодились, их не редкость встретить в окрестностях Свердловска… Лоси, лоси, милые звери! Говорят, раз их видели совсем в городской черте, четырех сразу, пришли и ушли, никем не тронутые. Как жаль, что они промчались так быстро, я не успел рассмотреть; возможно, испугались грозы — животные чувствительны к таким вещам. Мои домашние звери растерянно смотрели им вслед — никогда не видели лосей, даже не успели (а может, не знали — как?) среагировать. Городские! Бедняги. А ведь пращуры их, небось, хаживали за всякой добычей. Дог в прошлом ходил на вепря, что касается эрдельтерьера, то еще и поныне многие доказывают, что в недавнем прошлом это была охотничья порода, до тех пор, пока не нашли для нее нового — военного — применения.

Встреча с лосями как будто приоткрыла дверь в какой-то заповедный мир лесных существ…

Дождь продолжался не более получаса. Но как преобразилось все после него! Теперь я не узнавал дороги: казалось, мы здесь не шли. А может, и вправду не шли, была другая дорога? Кстати, мне говорили, к Семи Братьям есть несколько разных тропинок. Уж не утянулись ли мы по какой-нибудь другой?

Сперва я надеялся быстро добраться до Верх-Нейвинска и там обсушиться, выжать одежду, но вскоре вынужден был оставить эту мысль. Во-первых, вообще не так близко, а во-вторых, похоже, мы не приближались, а удалялись от Верх-Нейвинска… Вот урема![2]

Попали в болото. Это было не то болото, в котором мы уже выпачкались однажды. Мостки не те, совсем сгнившие, с отсутствующими звеньями, ливень затопил их. Мы вернулись назад, ткнулись в одну сторону, в другую. Совершенно ясно — заблудились.

Гулкий выстрел вдруг раскатился по лесу. Стреляли недалеко. Собаки встрепенулись, замерли. Замер я. Кто стрелял? Почему? Уже и видно плохо, и вообще что за пальба?

Может, кто-нибудь тоже заблудился и дает о себе знать?

Постояли, послушали. Выстрелы больше не повторялись. Пошли.

Ночь в лесу спускается быстро, а мы потеряли много времени, Надо было искать пристанище, место для ночевки. Определенно, до утра не выбраться…

Мы шли уже безо всякой дороги, напролом, через лес.

Глядь, избушка. Как в сказке. Только куриных ножек нет. В подслеповатом оконце мелькали какие-то розовые отсветы. Ага, разложен огонь, вероятно, в очаге. Точно, пахнет дымком. Чудесно! Но кто там есть? Примет нас? Впрочем, что за вопрос: долг гостеприимства — оказывать путешественникам, тем более заблудившимся! — внимание, дать приют, обогреть, накормить (если есть чем)…

Избушка хиленькая, вросла в землю, пройдешь и не заметишь…

Придержав собак, я постучал о порог ногой (двери не было). Внутри послышался шорох, в проеме показалась тень, высунулось чье-то заросшее лицо. Хриплый голос испуганно произнес:

— Кто там? Кого несет?

Не слишком любезно. Голос неприятный и вроде бы встревоженный. Неприветливый дяденька. Другой, наверное, обрадовался бы, что будет не один.

Он, кажется, не собирался приглашать нас в избу. Тогда я, держа за ошейник, чуть пустил Джери вперед. Издав неясный возглас, хозяин избы попятился (боится собак?), мы вошли.

Пойманный браконьер. Кто он?

Избушка была полна дыма, вероятно, засорился дымоход — нет тяги. Бывает, в трубах таких лесных сторожек птицы вьют гнезда. Пахло жареным мясом. Ох и вкусно… Мы все трое изрядно проголодались, и собаки жадно втягивали ноздрями аппетитные запахи. Но я чувствовал, что животные, как и я, тоже не доверяют этому человеку. У собаки, к слову говоря, чутье к человеку особенно обострено; иной раз бессловесные разбираются в ситуации куда быстрее. Оба мои пса сразу потянули меня к тому, что, вероятно, больше всего и не хотел показывать неизвестный. Это был громадный кусок мяса, он лежал на полу… нет, не кусок, то было недавно убитое и освежеванное животное. Ноги отделены от туловища, как и голова, часть туши разделана; отрубленный кусок жарился над огнем. Его запах и щекотал обоняние.

Впрочем, я не сразу понял, какую встречу послала нам судьба. Сперва я принял убитое животное за косулю (медленно же я соображал, медленно!), потом… Это же лосенок! Неужели тот, которого мы недавно видели с матерью?!

Меня будто ударили обухом по голове.

Он, этот… (сейчас я не находил подходящего определения) мог выстрелить в беззащитного маленького лосенка! Поднялась рука! Может быть, стрелял и в мать; хотя был один выстрел. Надо немедленно что-то предпринять, изобличить его и передать в руки правосудия. А где еще улики? А вообще как задерживают браконьеров?

Все это мгновенно пронеслось у меня в мозгу. Но тут же вкралось и сомнение: может быть, я ошибаюсь? Мало ли. Почему именно лосенок? А может быть, совсем нет? И вообще человек никого не убивал, принес мясо с собой… Но последнее я сразу отверг: кто же носит в лес убитую живность, зачем?! А кроме того, за первую версию свидетельствовало и ружье. Да, ружье. Двустволка. Заглянуть бы в стволы и определить, давно ли из него стреляли.

— Откуда у вас это мясо? — Я не узнал своего голоса.

— А ты что за контролер? Тебе на что знать?

Глупо, однако. Как будто он вот так возьмет и сам все выложит, убил, мол, незаконно, давай забирай меня…

— Это же лосенок! — вырвалось у меня.

— Гусь.

Прочь отсюда. Выйти, там решить, что делать с этим типом. Не хочу дышать одним воздухом с ним. Смеется в лицо. Конечно, он не ожидал нас; и вообще чувствовал себя в полной безопасности. Только что отгремела гроза, поздний вечер, кто в такое время будет слоняться по лесу. Иначе он не кулинарничал бы здесь. Нелегкая принесла нас совершенно непредусмотренно.

Может быть, поискать другое место для ночевки? Да о том ли речь! Ночевка отошла на задний план.

Я еще ничего не успел сказать, как собаки уже начали рваться из этого убежища браконьера. Продолжая думать о том, как мне надлежит поступить, я — скорее автоматически, нежели сознательно — последовал за ними; они потянули куда-то за угол, потом в кусты, принюхиваясь жадно к земле. Джери впереди, Снукки за ним (а еще говорят, что доги плохие ищейки, обладают слабым чутьем!); Джери сунул нос под рябину, разнюхивая так напряженно, что можно было подумать — работают кузнечные мехи, потом, раздвинув носом ветки, ухватил зубами и потащил; тотчас на помощь пришла Снукки. Они вытащили шкуру.

Да, шкура лосенка, окровавленная, чуть ли еще не теплая…

Все понятно. Убил, ободрал и спрятал. Шкура всегда главная улика, браконьеры ее бросают. Шкура меняла дело.

Сказав собакам «фу!», я вернулся в избушку. За те несколько минут, что мы отсутствовали, атмосфера там явно изменилась. Нас ждали. И приготовились. Я сразу заметил, что ружье, прежде прислоненное к стене, теперь под рукой, около хозяина. И сам он, хотя продолжал смотреть все так же в сторону, был настороже, следил за каждым нашим шагом.