Роузи Кукла - Разочарование разбуженной девочки Страница 15

Боже! Я в ужасе от всего этого. Нет же спасения никакого. Я с маньячкой, посреди океана. Ведь что она со мной делает, думаю, такое только маньяки себе позволить могут. Пока думаю, она меня, как прижмет своим языком, как тронет! Боже, правый! Все, думаю. Сейчас распробует. А потом? Как возьмется, за самое мое нежное место, за самое вкусненькое местечко да, как цапнет? Я уже стала на помощь, в мыслях, мамочку свою звать. Не помогла мне мамочка. Я так, вдруг, срываюсь от ее этих касаний, лизаний и всего того, что она там в моей лодочке вытворяет. Просто сбесилась, как будто. Откуда же мне было знать, что так у женщин встречи любовные происходят. Что язык для женщины, что жало для змеи. Что она им все вокруг трогает, что нежнее ее языка нет ничего слаще в сексуальной жизни женщины. Что наш орган так создан, что язык и клитор они друг дружку стоят. И что так, как это сделает женщина, женщине никто так нежно и чувственно не сделает. Ведь она через эти прикосновения, как бы сама, на моем месте оказывается. Как будто сама себя ласкает. Что-то она такое тронула, я прямо взвиваюсь. Меня как тряхнет, словно током ударило. Хочу крикнуть ей.

— Уйди, отстань! — А вместо этого.

— Еще, еще, прошу тебя! Сделай еще раз так!

Не управляю собой. Справиться не могу. Отказаться от этих касаний не могу. Жду их и если не получаю, еложу попкой, ищу ее язычок. Потом она ко мне как припала и глубоко так, язычок свой, жало любовное завела. Тронула там у меня, чувствую, что она лезет ко мне в самую дверцу, закрытую. Ту, самую, девичью, невинность, которой, свою прикрываю. Взвыла я. Не человеческим криком, как закричу.

— Нет! Не надо!

А у самой внутри голос похоти кричит. Давай! Отдавайся! Пора!

Я видно так разошлась, что она уже отрывается и громко так, страстно говорит.

— Сейчас, милая, потерпи! Я сейчас, еще немножечко там и ты кончишь!

Она опять там и трогает и сосет и еще, что-то такое, что я уже ели сдерживаю себя. Я вся жду этого, того самого момента. Весь мир исчезает, все эти океаны, лодочки. Я жду только ее мою неопытную, маленькую лодочку, которую опытными касаниями подправляют и ведут ее к тому моменту, когда случиться он, такой желанный, такой нестерпимый миг. Все, еще немного и …

Ты, представляешь? Я так ждала этого, что чуть не пропускаю свое, наше спасение!

Вдруг гул, да такой, что все вокруг начинает вибрировать и дрожать. Затем очень быстро, этот гул налетает и большая тень, проносится низко и с шумом, даже с грохотом надо мной и ей. Не знаю, что они видели, что думали. Но мы с ней, как обезумевшие вскакиваем, чуть ли не вываливаясь и продавливая пол, нашей лодочки, пытаемся не упасть на волне и, придерживая, друг, дружку машем рукой самолету, который широкой и низкой дугой чертит небо, почти у самого горизонта. А потом, превратившись в точку, вдруг начинает расти, прямо на наших глазах. А затем со страшным ревом и грохотом так низко проносится над нами, что мы приседаем в испуге.

Отлетает быстро, но мы видим, как он, удаляясь, качает по сторонам, крыльями.

Все! Мы спасены! Обхватив, друг, дружку, валимся на дно лодки и безумствуем в поцелуях.

Примерно через три часа на горизонте, который мы без устали и сменяя, друг, дружку, обшаривали глазами, все это время, замечаем белой пятнышко. Это пятнышко, сначала, то появляется, то исчезает на волнах. Примерно, через полчаса, это пятнышко уже различимо, как парус. Теперь наша очередь. Ингрид хватает фальшфейер и зажигает его рывком. Я ее придерживаю, а она, раскачиваясь на волнах и рискуя упасть, стоит вытянувшись голой стрункой, с ним, на вытянутой вверх руке и сигналит. Он догорает и с шипением пляшет несколько секунд на воде, озаряя все вокруг ярким оранжевым светом. Мы смотрим на его агонию, как завороженные и опять же, чуть не пропускаем ракету, что горящей и красной дугой уходит в небо, с яхты, в нашу сторону.

Теперь только мы понимаем окончательно, что нас спасут. Ждем и мучительно долго ждем приближения паруса. Каково же было наше удивление, когда мы, сначала обознавшись, на ярко-оранжевый парус в носу, принимаем яхту за чужую. А потом, вдруг взрываемся радостными воплем восторга, когда видим, как эта огромная яхта, плавно поворачивает рядом и ложится в дрейф. На ее корме название, такое родное «Лимит».

— Матка Бозка! Роджиес, родзийковач Бога! — Это, что-то того, «Матерь, божья! Ну, слава, Богу»!

Слышим знакомый и такой родной голос Марека.

Ну, а что потом. Потом встреча. Поцелуи и мы в мертвецком сне валимся спать. Но все, только после того, как, вдвоем, выпиваем, ведро воды, не отрываясь. И Марек, обливает нас, уже спящих, прохладной и пресной водой, а потом тащит голых, в каюту. Я уже засыпаю, как слышу нашего капитана, который что-то такое говорит на английском, а потом благодарит. И это, сенк, ю, сенк, ю. Сенк ю, вери матч! Так и застревает в моей голове.

Просыпаюсь внезапно. Что это, что за низкий потолок. Я где? Неужели уже в… Потом чувствую, что меня, вместе с моим страхом, плавно проваливает вниз, а затем, облегая тяжестью тела, приятно придавливает спиной к постели.

Я просто взрываюсь радостной мыслью того, что я все еще тут, на яхте. Я живу, я плыву!

Плыву, в блаженстве осознания самого факта, продолжения жизни. Следом проваливаюсь, от счастливого безвременья, моей новой жизни и тяжелого сна.

На вторые сутки я просыпаюсь от мягкого тепла, которое окутывает меня и будит, залежалыми, без движений, мышцами. Мы, все так же, на яхте и она спокойно переваливаясь и раскачиваясь, на легких волнах, движется. Я это начинаю понимать, по скользящим ударам волны, по шуму их за бортом. Голова тяжелая. Мне очень хочется пить. Себе говорю с усмешкой. Что? Еще не напилась?

Медленно сползаю с постели, цепляюсь, словно пьяная, руками и лезу за переборку на камбуз, где припадаю и жадно пью воду. Ослабеваю так, что уже на четвереньках ползу по трапу. Я даже не задумываюсь, в чем я одета, и одета ли я вообще.

Солнце! Яркое, теплое солнце! Боже, как радостно, как легко! Я жива!!!

Как только моя голова появляется над комингсом люка, я тут же встречаюсь с радостным и удивленным взглядом Марека.

— Матка Бозка! Жива!

— Привет! — Говорю я. — А где, Ингрид?

А потом, щурясь от яркого света и радостных, теплых, солнечных лучей, добавляю.

— А где, твоя капитанская шапка? Где твой шезлонг?

— А, они там. — Марек машет рукой за спину, в сторону за корму.

— Океан был злой! Ой, как же он рассердился и забрал мою капитанскую кепи, шезлонг и шорты, в придачу.

А еще разломал, порушил на яхте. Так, что не пугайся! Это он из-за тебя так рассердился. Не получил того, что уже тащил к себе в угощение! Не поимел!

Я отворачиваюсь, и, вяло цепляясь за поручень, тащусь на бак, нос яхты. Стараюсь не смотреть на воду, ели переступаю босыми и слабыми, дрожащими ногами. В спину слышу что-то еще, различаю слова, типа «поимел, нет, не поимел». С полупьяного состояния не понимаю. Кто и кого поимел?

Вижу ярко-оранжевый парус, вместо белого на носу, и сразу же вижу, Ингрид. Она, как ни в чем не бывало, лежит себя на животе, подсвечивая солнышку голой спинкой и попкой. Накрылась с головой и что-то рассматривает.

Присаживаюсь и то ли от качки, то ли от слабости, или того, что я так хочу, я сажусь, низко нагибаюсь и нежно целую ей попку. Она обжигающе горяча.

Из-под накидки выныривает испуганное лицо и тут же расплывается в счастливой улыбке.

— Ну, как ты? Ожила?!

— Ожила. Спасибо, что спасла!

— Да, что там. Зачтется. Ему спасибо скажи, Мареку. Это он яхту так вывернул сразу, что сумел нас не потерять и спасти. А потом сразу же связался по радио и помощь вызвал.

— Нет. Это ты! Ты меня вытащила! Спасибо! Спасибо всей моей жизнью.

Не сдерживаясь и целую ее в плечо, в голову, в шею, которую она открывает навстречу моим поцелуям, нагибая голову. Все время шепчу ей: «Спасибо, спасибо, спасибо».

Потом.

Мы уже час лежим вместе. Она рядом. Вспотела. Я все еще не могу успокоить свое тело от этого бешеного натиска, нахлынувших чувств, эмоций. Мне так хорошо, легко, но я так устаю, что все время проваливаюсь, в сладкую дрему, в которой лечу, ощущая только ее.

Я чувствую ее теплую, нежную руку, тонкие пальцы, которые нежно и осторожно ползут по моему телу, вызывая следом теплую волну ожидания и тепла. Я не хочу проваливаться в дрему, но ничего не могу с собой поделать и лечу, плавно раскачиваясь вместе с яхтой, любимой и всем этим океаном, небом.

Ее прикосновения губами, вспышками вырывают меня, из ватного дрема и я, не успевая ими насладиться, опять проваливаюсь в сладкое небытие. Потом вспышки ее поцелуев там, туда! Ой! Ах! Как же мне… Ее язык там, он скользит, я секунды чувствую это блаженство и опять валюсь. Не хочу, жду, жажду, томлюсь. Но все время проваливаюсь и не хочу этого. Хочу того, другого. С этими мыслями отключаюсь.