Андрей Корф - Сто осколков одного чувства Страница 19

И вот чудо вернулось. Как и подобает настоящему чуду, оно не предало свою Золушку. Старая, как мир, истина: «Жди!» – очередной раз подтвердилась...

...Ну вот, совсем другое дело. Ей Богу, расцелую старушку за то, что она с тобой сделала! Вижу, что помадой дело не ограничилось... Два-три штриха – и все встало на свои места. Прекрасно! Теперь сиди и не дергайся, и, пожалуйста, не кури. Он этого не любит...

...На девять дней он пришел, неловкий, старый, с седой щетиной на щеках. Принес бутылку водки и немного еды. Она приготовила ужин, и они сидели вдвоем, почти ничего не говоря вслух. Но неслышный разговор о маме звучал – тихо, горько, не спеша. Потом он ушел, и, только когда дверь за ним закрылась, Она поняла, как ей не хочется, чтобы Он уходил. Она орала, оставшись одна, перебила кучу посуды, послала на хуй позвонившего мальчика, потом затихла на кровати лицом к стене и решила раз и навсегда, что, когда Он придет во второй раз, Она просто не выпустит его из дому...

...Ты что де... Ты что делаешь, дура?! Нет, ты посмотри на нее... Сняла платье, напялила какой-то идиотский халат и идет в ванную умываться! Серьги летят на пол, в глазах – слезы. Ты что, с ума сошла? Девочка! Опомнись!.. Ты...

...Она возвращается из ванной семилетним ребенком. Садится на пол, обняв мишку, и улыбается сквозь слезы... Она – умница, и понимает все лучше нас с тобой. А нам, кстати, пора. Пошли отсюда. И на лестнице давай уступим дорогу мужчине с букетом ромашек.

Потому, что он торопится домой.

Эротический этюд # 25

Он обернулся Кляксой и упал на ее чистейший тетрадный лист. Она успела превратиться в Чернильницу и растворила его с тихим всплеском. Он обернулся Вороненком и изнутри застучал по стеклу, проклевываясь. Она раздалась во все стороны, заквохтала Наседкой и собралась было усесться и замереть, но Он подкрался Котом и мяукнул так, что у нее перья полетели во все стороны. Она раскинулась Миской с молоком, приманивая. Он поддался было, но на полпути раздумал и разгорелся под ней что есть сил – форменное Пекло! Она закипела, но не сбежала, расплевалась во все стороны Снежинками, и ну оседать где попало! Он – тут как тут, налетел Поземкой, норовит заморочить голову бедной девочке. А она – уже Вальс, да в другую сторону закрученный, три-два-раз, три-два-раз... А он – Струной в скрипку и как начнет фальшивить – тут вальсу и конец бы пришел, да только Она – уже Трамвай и едет себе, за струну держась. Он – на кондукторское место, усы распушил, пуговицами сверкает во все стороны. А Она – Зайцем мимо него – шмыг! Смеется из подворотни, а сзади – собачья стая, и у каждой псины глаза знакомые, одинаковые. Она на них – россыпью блох: «Ловите, сукины дети!» А он сверху – кирзовым Сапожищем: «Поберегись!..». Она – в бездонную Лужу: «Иди ко мне, иди, хороший...». Он – Плоским Камушком только приноровился по поверхности проскакать, а Она уже – Куча щебня: «Потеряешься – искать не буду!» Он – Монетой – прыг: «Другие найдут, по тебе топчась!» А она уже – Кошелек, норовит над ним защелкнуться. А Он – на другую чашку весов, самой Жизнью: «Ну, кого из нас выберет полуночный страдалец?» А она из-под земли, кладбищенской Плесенью: «Меня, меня...». А он сверху Жаворонком: «А так?...». И распелся бы, да Она подкралась – Ночью, в сон укладывает. Ничего не поделаешь, он Совой ухнул – и на охоту.

А Она Мышкой: «Ну, так и быть, лови меня да ешь себе на здоровье!» А он Зернышком в поле: «Нет уж, ты меня ешь!» А она – Землей, чтобы пророс поглубже. А он сверху Дождиком: «Впитай меня, высуши пьяную слезу...». А она – Тетрадкой под ливень: «Смой, друг любезный, все линейки да клеточки, надоели. Тесно мне в клеточках этих...».

А он, дурачина, Кляксой – на ее чистейший тетрадный...

Эротический этюд # 26

Хочешь, я покажу тебе фокус? Вот моя шляпа. Она так велика, что, голова помещается в ней целиком, а поля лежат на плечах на манер старинного испанского воротника. Я ношу ее, когда не хочу ничего видеть, а в остальное время использую для трюков.

Вот ее дно. Оно черно и пусто, как зрачок мертвеца, и только позолота старой торговой марки норовит привязать шляпу к нашему миру. Сейчас я закрою ее покрывалом, не имеющим к нашему миру ни малейшего отношения. Представьте себе кусок черной ткани, с тем электрическим отливом, которым полна беззвездная рыжая московская ночь. Или, к примеру, старенький screensaver Командира Нортона. Я беру его за то, что можно назвать краями, и аккуратно закрываю свою пустую шляпу. Все. Там теперь совсем темно, и можно проявлять фотопленку или ловить черных кошек.

Теперь нужно сказать волшебные слова. Мне все равно, какие. Например, «крэкс-пэкс-фэкс»... Или «еб-твою-мать»...

...Как видите, сработало. Ткань зашевелилась безо всякого моего участия, следовательно, есть кто-то или что-то, способное, по крайней мере, двигаться. Я знаю, что это. Вернее, кто. Сказать?

Ребенок. В шляпе сидит ребенок. Человеческий детеныш. Он сыт, сух и вполне доволен жизнью. Я перенес его сюда из теплой кроватки, и через минуту отнесу обратно так тихо, что он даже не заметит путешествия. Я не позволю ему заплакать. В моих фокусах никогда не будет плачущих детей.

Нет, я не сотворил его из воздуха. Никаких историй с непорочным зачатием, гомункулусом или, как теперь говорят, клонированием.

У этого космического Маугли есть папа и мама, и именно они подсказали мне идею этого невинного трюка. Вот тебе история, похожая на старуху-ключницу, громыхающую ржавой связкой секретов в такт своей левой, хромой, ноге.

Выписка из Личного Дела Папы.

Отменный семьянин. Перед тем, как сотворить Маугли, трижды практиковался в подобном, и каждый раз – успешно. Спортсмен. Умница. Пьет не больше, чем нужно, чтобы заполнить шлюзовой отсек между «вчера» и «завтра». Любит жену настолько, что вынужден изменять ей направо и налево, чтобы окончательно не потерять голову. Достоинства: деловит, не любит проигрывать, умеет ждать. Недостатки: пишет стихи и больше пяти минут в день думает о вечном.

День знакомства родителей Маугли пришелся на понедельник. Папа пришел на работу, волоча по полу легкое похмелье – сомнительное наследство усопшего Воскресенья. Новую секретаршу он опознал сразу по ожесточенному стуку клавиш компьютера. Сначала Он увидел пучок волос над монитором. Потом – край уха. Потом – ногу в строгом чулке и скучной туфле. Он привычно представил свою руку на этой ноге – и подумал, что ощущение будет не хуже и не лучше прошлых. Тут отходняк заворчал на него, как овчар из подворотни – и Он послушно сел за свой рабочий стол, выбросив из головы глупости.

Как потом выяснилось, Она невзлюбила его сразу. Может быть, за самоуверенный вид, который Он привычно напускал на себя каждый раз, когда чувствовал себя слабее обычного. А может быть, по какой иной причине. Не суть важно. Важно то, что, когда Он попытался приобщить ее к своей коллекции, Она дала ему от ворот поворот.

Это случилось месяцем позже, когда в конторе справлялся очередной день рождения, с подобающим случаю тортом для всех и водкой для избранных. Неведомо как, Она попала в число избранных вместе с ним, который тоже был в этом числе. И в роли именинника.

Он подъехал к ней с простотой «Мерседеса», сигналящего перед автомойкой.

Но отъехал грязнее прежнего, с несимметричным румянцем на щеках. Представьте, Она закатила ему форменную пощечину, и нашлись свидетели, готовые подтвердить это под присягой.

Те же свидетели пустили по заболоченной конторской глади круги нетерпеливого ожидания. Невинный старомодный инцидент, за неимением лучшего, получил какой-то нездешний, почти шекспировский, привкус. Еще бы. Всем известный донжуан и темная лошадка – новенькая. Они немедленно стали центром внимания, натравленные друг на друга шушукающейся свитой, которая принялась лепить из них короля и королеву сплетен. Кто хоть раз побывал в подобной роли, не даст мне соврать: обратной дороги в таком случае не найти. И они пошли вперед, демонстративно взявшись за руки.

Она по-прежнему злодейски динамила его, но ей понравилось, с какой дружелюбной простотой он принял ее отказ. Стравленные друг с другом, как бойцовые шавки на базарной площади, они неожиданно подружились, оставив с носом тех, кто делал ставки на исход сражения.

Он удивлялся новым ощущениям и даже радовался им. Хотя при каждом удобном случае напоминал ей, что дружба – дружбой, но потрахаться от души – тоже не последнее дело...

Выписка из Личного Дела Мамы.

Двадцать семь лет. Опять не замужем. Когда не корчит рожи, бывает хороша собой. Зла на мужиков за то, что не знает к ним правильного подхода. Нечувствительна в постели. На компромиссы с годами не пошла, напротив, ожесточилась и продолжает бить ту посуду, из которой другие предпочитают похмеляться. Достоинства: прямота, искренность, живой ум. Недостатки: прямота, живой ум, искренность...