Наталья Штурм - Все оттенки боли Страница 24

Позвонила «вся гнилая» с телевидения и сообщила, что собирается поступать в МГИК на библиотечное. Студенты расшифровывали эту аббревиатуру как институт культуры и отдыха.

И тут мне в голову пришла знаменательная мысль: а не пойти ли мне с подружкой сдавать экзамены, тем более что в культуру отбор в июне, а в музыкальное училище только в июле! Лишний раз сдать сочинение и историю, порепетировав перед главными экзаменами.

Важным вопросом, конечно, было, что скажет мама. И она. как ни странно, оказалась не против. Поэтому я без лишних проволочек сдала документы в МГИК на вечернее отделение, на специализацию литературы и искусства.

Вот где во всей красе открылся мой гений — я сдала все экзамены на круглые пятерки!

Стоя у вывешенных списков принятых абитуриентов мои новые подружки не могли понять, отчего я грущу. А как не грустить, если ты с блеском поступила в самый культурный из всех халявных институтов, а теперь должна забирать документы?

Мама гордилась мною и резонно заметила, что теперь мне будет проще сдавать эти предметы в музыкальное училище. У нее всегда все было по правилам.

Но я хорошо помнила прищуренный глаз В. И. Ленина, когда он сказал: «Мы пойдем другим путем».

Недолго думая, я метнулась в поликлинику за новой справкой о здравии; нагло наврала в школе, что потеряла аттестат, и мне выдали дубликат, а потом преспокойно сдала все эти документы для поступления в музыкальное училище. А вдруг не поступлю? Вот я и подстраховалась.

Профилирующий предмет, конечно, был вокал.

Если голос хороший, то примут, даже если ты двух слов в сочинении не напишешь. Но «страшилки» про «одну девочку» и «одного мальчика», которые пели как Карузо, но их срезали на сочинении (истории), сильно портили нервы. И никто ни в чем не был уверен.

Вокал я сдала на пять, но расслабляться было рано. Сочинения я не боялась, а вот за грамотность тряслась ужасно. Привести в туалет маму, которая проверила бы ошибки, было невозможно — в комиссии не дураки сидят. Поэтому вся надежда оставалась на интуицию и принцип «писать проще».

Окончив литературно-театральную школу, писать проще это все равно, что плюнуть себе в лицо. Практически невозможно. Слова и мысли кувыркались наперегонки и складывались в образы и красивые умозаключения. Я выбрала тему для сочинения о Великой Отечественной войне и послевоенной жизни. Гордая прекрасно изложенными мыслями, я неслась домой обрадовать мать.

Мы сидели за столом, и я. набивая рот колбасой и оливье. подробно рассказывала, о чем я писала в сочинении. Дойдя до слов «реабилитированный посмертно», я вдруг увидела, как у мамы в ужасе расширились глаза, и упавшим голосом она спросила:

— Как ты написала слово «реабилитированный»?

Я догадалась, что мне лучше не отвечать. Но все равно ответила:

— Риобелетированый… С одной «н»…

Мама вскрикнула, как будто ее ранили в самое сердце.

— Зачем же ты, дура, взялась писать слово, которое не знаешь, как пишется!

Я запротестовала;

— Но ведь я думала, что знаю!

— Тебе же все говорили: и педагог по вокалу, и я — пиши простыми словами, чтобы ошибок не сделать! Куда ты полезла? В одном слове ты ПЯТЬ ошибок сделала! Это сразу двойка!

Я и так, благодаря маме, никогда не была высокого мнения о своих умственных способностях, но тут совсем расстроилась.

Черт меня дернул написать это слово! Можно было просто сказать — «перед ним извинились». Опять-таки, извинились или извЕнились? Конечно, проверочное слово «вина», но с перепугу можно и ошибиться. И потом, писать о трагедии человека, потерявшего жизнь в лагерях, перед которым… извинились? Разве это сочинение? Это фуфло! И пусть в одном слове я сделала хоть шесть ошибок, но главную мысль я донесла. Вот. Значит, буду учиться в институте культуры, а потом стану библиотекаршей. Все же лучше, чем машинисткой.

Через неделю на полусогнутых я подошла к спискам отметок за сочинение. Уже узнала все про апелляцию, если получу заслуженную пару. Кстати, апелляция тоже слово трудное — две «п» или две «л»?

И тут случилось чудо! Напротив моей фамилии стояла… четверка!

Я попросила показать мое сочинение, не веря в грамотность комиссии. Мне отказали. Я попросила еще раз. Мне дали.

В сочинении не хватало трех запятых и присутствовала одна стилистическая ошибка. И ни одной грамматической!

Я судорожно стала искать слово «реабилитированный», которое мне попортило столько крови! Ведь не могла же я, не зная, как оно пишется, написать правильно. Чудес же не бывает! Хотя бывают, но. как правило, не со мной.

Ага… Вот он. этот абзац…

Вместо чуда меня ждал сюрприз. Слово «реабилитированный» оказывается, я вообще не писала. Вместо него было написано «репрессированный», которое не вызвало у меня затруднений. И, пересказывая маме сочинение, я сочиняла его практически заново.

А с историей получилось вообще блестяще.

Накануне историю сдавали инструменталисты, и они подсказали, что темы дают, как сядешь. То есть сядешь на первую парту — получишь возникновение первых государств, ну и так дальше по партам.

«Камчатка» по идее получала тему про советское время, то есть надо было знать все документы съездов и конференций.

Но, учитывая, что вокалистов было всего штук двенадцать, тем едва хватило бы до революции 1917 года.

Зачем рисковать и выучивать такой объем? Проще сесть на первую парту и получить то, что знаешь. А я зазубрила про Киевскую Русь и Урарту.

Едва педагог положила листок с Урарту перед моим лицом, я уже тянула руку, выражая готовность поделиться знаниями. После первой эмоциональной фразы экзаменатор радостно замахала на меня рукой и поставила пятерку. Меня зачислили на дневное отделение музыкального училища имени Октябрьской революции.

Безумная радость вскоре сменилась озадаченностью — как я буду учиться в ДВУХ учебных заведениях одновременно? Понятно, что все силы я отдам музыке. Но в восьмидесятых годах училищное музыкальное образование не имело статус высшего.

И тут запротестовала мама:

— Нельзя бросать институт, который даст тебе высшее образование. Из последних сил. но ты должна потянуть оба учебных заведения!

И я. как каторжная, стала целыми днями учиться… «как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия».

Утром я приезжала в музыкальное училище и проводила там весь день. Вечером я садилась в метро и еще час ехала на Пролетарскую, где проводились занятия для вечерников института культуры.

В конце первого полугодия я настолько «загналась», что стала прогуливать занятия в институте. К тому же за посещаемостью там не особо строго следили. Главное — сессию сдать. А они были одновременно в обоих заведениях.

Однажды дошло до курьеза.

В тот день я сдавала ансамбль и освободилась часам к восьми вечера. Тут же помчалась на метро, чтобы успеть сдать библиографию художественной литературы. То есть практически два профилирующих предмета в один день. Прибежала вся в поту, дубленка нараспашку, но шарфом замотано все лицо, чтобы горло не простудить. На часах уже половина девятого вечера. В учительской сидела молоденькая педагог, помечала что-то в журнале.

— Простите, вы не подскажете, где сдают библиографию?

— А у вас какой курс? — доброжелательно спросила женщина.

— Первый.

— А фамилия педагога какая?

— Ой, я не знаю. Хищная какая-то… вроде Коршунова… Помните, как у Антона Павловича Чехова «Лошадиная фамилия»?

— Так лошадиная или хищная? — не поняла моего заигрывания с классиками педагог.

— У Чехова — лошадиная. У меня — хищная. Ну. понимаете? — еще раз попыталась я пробить ее на смех.

— Вы не знаете вашей фамилии? — на полном серьезе спросила училка.

— Да нет! Свою я знаю! Я фамилию учительницы не знаю. — поняла я. что с ней лучше не шутить.

— Ну как же так, — наконец хихикнула молодая учительница. — Как зовут хоть?

— Да не знаю! Понимаете, я учусь в двух заведениях одновременно и сюда не всегда успеваю.

— А где вы еще учитесь?

— В музыкальном училище. Я певицей буду. Хотите спою?

— Давайте!

Я спела «Исходила младе-ше-нька по лугам и боло-о-о-там.». Спела очень жалобно, потому что песня жалостная. Там еще трудный такой скачок наверх, интервал — ну очень неудобный. Младе-ше-нька — вот в этом месте, на «ше». Но сейчас все удачно получилось, зев открылся, как требовала педагог, и я осталась довольна нотой. У первокурсников-вокалистов только так: получилась нота — день удался.

— Молодец вы, — похлопала учительница. — Но сегодня уже все экзамены закончились. Мне жаль…

Я тоже расстроилась — в такую даль ехала. С Октябрьского поля до Пролетарки еле впихнула себя в час пик…

— А когда пересдача будет? — вздохнула я.

— Ну как же я посмотрю, если вы не знаете фамилию педагога? — тоже вздохнула добрая женщина.