Джонатан Свифт - Путешествие в Лилипутию Страница 25

Невзирая на принятые меры и отсутствие вблизи чужих ушей, посол говорил вполголоса и мягким движением руки дал и мне понять, чтобы я понизил голос и никто не мог услышать нашей беседы. Соблюдение конфиденциальности потребовало, чтобы я подставил ладонь и, как в похожих случаях в Лилипутии, поднес посла поближе к своему уху.

Тут я должен сделать еще одно краткое и неожиданное отступление и удивить читателя сообщением о том, что посол сей был женского пола, а это, кстати, немало говорит о продвинутости блефускуанского общества относительно лилипутского, где в рамках абсолютной монархии роль женщины ограничена домом и светскими приемами. И хотя отдельные лилипутские особы умеют держать своих мужей под каблучком (в чем я имел возможность убедиться), в целом это ситуации не меняет, и лилипутская женщина оказывается лишенной многих из тех прав, какими осчастливлена женщина блефускуанская.

Итак, посол при ближайшем рассмотрении оказался очень миленькой блефускуаночкой, что совсем не вязалось с важной миссией, о которой она сообщала, расположившись на моей ладони и блестя бисеринками глаз, в которых я читал не только чиновничье бесстрастие, но и любопытство, неизменно присутствовавшее, когда я имел дело с особами женского пола будь то в Лилипутии или в Блефуску. Ей, видимо, приходилось делать над собой немалое усилие, чтобы подавлять это свое любопытство (забегая вперед скажу, что это удалось ей лишь до поры до времени – женская природа взяла свое), дабы вначале изложить свою миссию, которая сводилась к следующему предложению от имени Макука XIII.

Правитель изъявлял мне свое дружеское расположение и предлагал покровительство и защиту от преследований со стороны императора Лилипутии, который уже потребовал моей немедленной и безусловной выдачи. Макук XIII доводил через своего посла до моего сведения, что о выдаче не может быть и речи, однако в то же время он не хотел вконец портить отношения с могущественным соседом, который к тому же до недавнего времени обладал подавляющим преимуществом на море. Здесь посол сделала паузу, чтобы у меня не осталось сомнений на тот счет, кто несет ответственность за столь несправедливое в недавнем прошлом соотношение военно-морских сил.

Затем последовало и само предложение, которое сводилось к следующему: точно таким же манером, каким я прежде лишил флота Блефуску, я теперь лишаю флота Лилипутию, восстанавливая тем самым справедливость. Правитель, конечно, понимает, что в Лилипутии теперь, видимо, готовы к такому развитию событий, а значит, флот усиленно охраняется и вернуть его будет не так просто, как просто было похитить. Поэтому правитель предлагает восстановить великанскую лодку. «Какую лодку? – сразу же спросил я себя. – Что это еще за лодка?» Объяснение не замедлило последовать: лодку, которую прибило к блефускуанскому берегу некоторое время назад, и с ее помощью осуществить операцию по лишению Лилипутии флота.

Я старался, слушая посла, не проявлять нетерпения и не задавать лишних вопросов – в особенности касательно «великанской лодки». Эта лодка представляла для меня, конечно же, особый интерес, который я, естественно, намеревался тщательно скрывать от власти, чьи планы разнились с моими. Я ответствовал в том смысле, что буду счастлив служить правителю и народу Блефуску. Но мне, конечно же, понадобится осмотреть лодку, чтобы понять, насколько она пригодна для намечаемой операции. Лодка, как выяснилось, находилась неподалеку от моего обиталища, и мне было обещано показать ее в тот же день, а пока...

Но прежде чем покончить с официальной частью своего визита, посол добавила, что и со своей стороны тоже обещает мне покровительство, а ее слово имеет солидный вес в государстве Блефуску. (И почему так много лилипутов, а потом и блефускуанцев желало оказывать мне покровительство, до сих пор никак не могу взять в толк.)

После этого в ее интонации появились более непринужденные нотки: она доверительно сообщила мне, что хотела бы лично убедиться, насколько верны (а лично она, будучи блефускуанкой образованной и просвещенной, убеждена, что неверны абсолютно) те слухи, что доходили до нее через пролив (типичные блефускуанские обороты: «через пролив», «за проливом» – блефускуанцы, словно не желая утруждать свой язык именем соседней державы, широко используют для этих целей слова-заменители). Опустив глазки и чуть зардевшись, она сообщила, что имеет в виду слухи о моих мужских достоинствах, которые считает пустыми россказнями, потому что никак не может поверить в подобные небылицы. В первую очередь, конечно, она имеет в виду размеры, которые вызывают у нее большие сомнения. Она читала древние лилипутско-блефускуанские сказания о происхождении мира, так даже там, в повествованиях о могучих великанах, нет и намека на что-либо близкое тому, что довелось ей выслушивать обо мне. Ну, например, эти нелепые утверждения, будто все (буквально все!) лилипутки (я мог бы ей сообщить, что уже и не только лилипутки, но не стал этого делать) при виде моих достоинств впадают в некую временную прострацию. «Это просто бредни какие-то!» – возбужденно восклицала она, взмахивая миниатюрными ручками.

Моя милая посетительница искусно и дипломатично представляла дело так, будто преследует чисто научные, так сказать, интересы и всего лишь намерена своим авторитетом развеять вредное заблуждение, утвердившееся в обществе, и я, щадя ее чувства, делал вид, что соглашаюсь с нею и готов содействовать установлению научной истины, утверждению в народе здравомыслия и искоренению вредных и нелепых слухов, будоражащих население. В этих целях я был готов представить все необходимые доказательства и лишь выразил сомнение, не повредит ли репутации ее превосходительства, если наши взаимные изыскания во имя установления истины и успокоения народонаселения станут достоянием общественности. На это она мне ответила:

– Не будем же терять попусту драгоценное время, – в ее голосе вдруг послышалась неожиданная хрипотца. – Гвардейцы стоят на почтительном удалении, и ввиду того, что речь идет о деле государственной важности, – я не стал уточнять, какую часть своей миссии имела в виду моя посетительница – первую или вторую, – им отдан строжайший приказ не поворачиваться к нам лицом. Так что мы можем приступить к нашим исследованиям, не подвергаясь опасности породить нелепые слухи.

Не буду докучать читателю описанием того, что ему и так уже хорошо известно. Скажу лишь, что дальнейшие исследования проходили в обстановке истинного научного самозабвения, которому предшествовало-таки довольно продолжительное пребывание ее превосходительства в состоянии прострации, вызванной впечатлением, что оказало на нее то самое орудие, относительно размеров которого она испытывала необоснованные сомнения. Добавлю также, что ее любознательность превосходила все, до сих пор мною виденное, а усердие в состоянии было превозмочь самую беспросветную ипохондрию, каковой я страдал до ее визита. Труды ее превосходительства не пропали даром; смею выразить убеждение, что и она не была разочарована в своих ожиданиях и предвкушениях, если таковые у нее имелись, поскольку в мгновение наивысшего любострастия ее превосходительство, забывшись, испускало звуки столь громкие и недвусмысленные, что стоявшие в охранении гвардейцы, несмотря на строжайший запрет, стали в тревоге поворачивать головы. Однако сей конфуз скоро подошел к благополучному разрешению, и, умывшись моими соками (интересно было бы узнать, какое благотворное действие произвело на нее сие медицинское средство), госпожа чрезвычайный посол вернулась к мирским реалиям. Приведя себя в порядок, благо близость океана вполне компенсировала отсутствие бочонка со свежей водой, моя гостья сообщила мне, что завтра поутру мне будет выделено сопровождение, которое доставит меня к месту нахождения той самой великанской лодки, на которой строил свой стратегический расчет правитель Блефуску. А там по результатам осмотра сего мореходного средства мы совместно примем решение о грядущих действиях во благо и славу народа Блефуску.

Проводив с нескрываемым почтением свою гостью, я отметил про себя, что нравы в Блефуску не менее свободные, чем в Лилипутии, и будь на то мое желание, я и здесь мог бы дни и ночи проводить в чувственных забавах, благо недостатка в особах, желающих делить со мной ложе наслаждения, судя по всему, не предвиделось: не прошло и нескольких дней моего пребывания на сей благодатной земле, а особы прекрасного пола уже осаждали меня своим естественным любопытством. Однако не то было у меня на уме. К тому же следующий день приблизил мое прощание с гостеприимными блефускуанцами.

С утра пораньше ко мне во весь опор прискакали десятка два гвардейцев. Они предложили мне следовать за ними. Путь, по их словам, предстоял неблизкий. Расстояние, которое нам предстояло преодолеть, по блефускуанским оценкам, было довольно значительным, по моим же – оно не превышало и двух миль. Солнце еще не достигло зенита, когда оказались мы в небольшой бухточке. Тут же громоздилось нечто наспех сколоченное и напоминающее небольшой амбар. При ближайшем рассмотрении оказалось, что под его крышей покоится лодка, ради сокрытия которой от лилипутских шпионов и воздвигли блефускуанцы сие сооружение. Лодка оказалась в плачевном состоянии: несколько пробоин в днище (видимо, лодку ударило о скалы, перед тем как вынести на берег, поскольку с такими пробоинами она не могла долго держаться на плаву), разбитый руль и раскуроченные в двух-трех местах борта. Чтобы привести ее в порядок, нужно было изрядно потрудиться, но меня это отнюдь не пугало. Напротив, увидев это творение рук моих соотечественников (в том, что это английская лодка у меня не было никаких сомнений, потому что на носу по-английски было начертано название корабля, которому она когда-то принадлежала – «Ливерпуль»), я пришел в радостный трепет, который, однако, хотя и не без труда, но скрыл от сопровождавших меня блефускуанцев. На меня при виде этой лодки повеяло ветерком долгожданной свободы, а я не хотел, чтобы мои подспудные мысли стали достоянием власть предержащих.