Ульяна Соболева - Игра со смертью Страница 26

— Ты… добиваешься. Не я.

Рино усмехнулся и кивнул, не сводя с меня тяжелый взгляд, потом подошел к кровати и склонился ко мне. Слишком близко, слишком опасно. От его запаха кружилась голова, я так слаба физически, что не могу бороться с моими эмоциями. Он — мое дикое безумие. Самый жуткий наркотик. Он — это и есть все то, чего желала моя истерзанная душа все эти годы, корчилась от ломки, от боли, от потребности в нем. Я ненавижу его! Презираю с такой сумасшедшей силой, что осознаю, что без него я просто сдохну. Узнаю, что его нет, и умру. Боль выворачивала меня с каждой секундой сильнее, а он намеренно погружает меня в эту бездну. Заставляет захлебнуться в ней, утонуть, пойти к чертовому дну. Он осознанно или неосознанно разрывает мое сердце на куски.

— Да. И я всегда добиваюсь своих целей. Хочешь умереть, Викки?

Даже сглотнуть не смогла, в горле пересохло. Только усмехнулась и почувствовала, как от жажды потрескались губы. Мало было одного пакета, но достаточно для того, чтобы оставаться живой и двигаться:

— А кого здесь волнуют мои желания? Мне еще рано, верно?

— Ты права. Права по обоим пунктам. Здесь ты никому не нужна. И мне плевать на твои желания. Но…пока тебе действительно рано умирать.

Поднял на уровень моих глаз второй пакет с кровью:

— Поговорим?

Я смотрела на пакет и чувствовала, как во рту выделяется слюна. Но нет. Я не дам себя ломать так примитивно, как животное, которым можно, показав кусок мяса, манипулировать.

— Не о чем говорить.

Усмехнулся. И мне захотелось зажмуриться. Я все еще помнила эту проклятую усмешку. Холодную и циничную, но она раньше никогда не предназначалась мне.

— Не хочешь — твоё право… — вонзился в пакет зубами, наверняка, видя, как расширяются зрачки моих глаз. Опустошив пакет, выбросил его на пол. — Но поговорить нам всё-таки придётся.

Склонил голову набок:

— Свою жизнь ты не ценишь, девочка… — он пожал плечами, — честно говоря, даже не ожидал подобного от такой… — замолчал, словно подбирая слова — …как ты. Но как высоко ты ценишь жизни членов своей семьи, Викки?

Внутри все похолодело. Я перевела взгляд с пустого пакета на Рино и мне показалось, что я вижу, как хищно блеснули его глаза. Внутри все свернулось в узел от предчувствия.

— Высоко. Тебе этого не понять.

— Да… Не понять… — холодно улыбнулся и схватил рукой за подбородок. — Мне никогда не понять, зачем таким тварям, как ваша долбаная семейка, играть на публике вселенские любовь и привязанность… — наклонился к моему лицу и оскалился. — Можешь не играть передо мной. Я отлично знаю вашу гнилую семью.

Я засмеялась ему в лицо, а по коже пошли мурашки от страха. Не за себя, а от понимания, на что он способен.

— Какой бы она ни была — ЭТО МОЯ СЕМЬЯ, — отчеканила, нагло глядя в глаза и чувствуя, как постепенно ко мне возвращаются силы.

— Тогда тебе следует быть более сговорчивой, Викки… — взял меня за руку, осторожно поднимая с кровати. — И я готов даже помочь тебе в этом. Пойдём. Хочу кое-что тебе показать.

Прикоснулся ко мне, и я невольно вздрогнула. Неконтролируемая реакция на его прикосновение, мгновенная, даже сердце забилось быстрее. Он потащил меня к двери, и я не сопротивлялась. По темным коридорам, вниз по лестнице. В подвалы. Значит, и это продумано. Я не удивлюсь, если этот психопат полностью скопировал архитектуру и строение нашего дома.

Внизу, в темноте, в нос ударил запах крови и вонь страданий. Иногда ты ощущаешь его кожей, этот запах безысходности тех, кто побывал здесь до тебя. А потом я увидела Армана, прикованного за вывернутые руки к балке над потолком, окровавленного, истерзанного, с жуткими ранами по всему телу. Внутри что-то оборвалось, и я со стоном закрыла глаза.

— Я хочу, чтобы ты приняла мои условия, Виктория. Все и безоговорочно. Иначе, — Рино бросил взгляд в сторону Рассони, — я убью его раньше, чем собирался.

Меня трясло, как в лихорадке, зуб на зуб не попадал. Я смотрела на Армана и внутри все скручивалось в тугой узел жалости и безысходности. От того, что тот понял, где я, и от того, что сейчас страдал вдвойне, наверняка, считая, что я счастлива и что я добровольно пришла к Рино. Мой муж прекрасно помнил все, что было раньше и прекрасно меня знал. Словно в ответ на мои мысли я услышала хриплый голос Армана:

— Викки…зачем? Снова! К этому…подонку! Зачем?

Я проигнорировала Армана и повернулась к Рино.

— На что именно я должна согласиться? Чего ты хочешь, чтобы отпустить Армана?

С ужасом увидела, как Рино взял со стола один из кинжалов и метнул прямо в грудь моего мужа. Ухмыльнулся, услышав его вскрик, я сама вскрикнула, и мне показалось, что этот кинжал был предназначен мне. Как же так, Арман? Как же ты мог попасться? Я же сделала все, чтобы ты избежал мести этого маньяка, который возомнил себя Богом или палачом…

— Ещё одно твое слово без моего разрешения, ублюдок, и я воткну следующий кинжал тебе в глаз.

Рино схватил меня за локоть и прошипел мне в ухо, прекрасно зная, что Арман нас слышит.

— Ты станешь моей официальной любовницей. Не забитой и дрожащей, как сечйас. А довольной своей судьбой и своим мужчиной женщиной. В глазах общества, конечно. Я пока не решил, — оглядел меня с ног до головы, — буду ли я тебя трахать…Учитывая, что то, во что ты превратилась, неспособно возбудить нормального мужчину. НО даже если, — сжал сильнее мою руку, — я и захочу поиметь тебя, ты, Виктория Эйбель, молча раздвинешь передо мной ноги и будешь исправно стонать!

Вся краска бросилась в лицо. Я понимала, что он специально говорит это при Армане, чтобы ломать не только физически, но и морально. Убивать нас обоих. Только убивает он моего мужа, а я давно мёртвая и мне уже не больно. Господи, я так хотела, чтоб он разозлился и прикончил меня, потому что я знала — боль придет. Много боли. Я в ней утону, я буду в ней барахтаться, орать от бессилия, погружаясь в свой самый страшный кошмар — снова видеть и чувствовать Рино. Но я не могла смотреть на мучения того, кто сделал для меня непомерно много в этой жизни. В отличии от этого монстра, который сейчас диктовал мне унизительные условия. Я понимала, что мой отрицательный ответ станет смертным приговором для мужа и Рино хотел услышать этот ответ сейчас. Я медленно повернулась к нему и, чуть прищурившись, сказала:

— Это все, чего ты хотел? Это все, что потешит твое израненное самолюбие и эго? Стать твоей любовницей? Стать той, кого ты никогда не получил бы без шантажа и угроз, потому что она для тебя недосягаема? — я понимала, что перегибаю палку, но меня переполняла ненависть. Ядовитая, жгучая ненависть к нему. — Конечно, я согласна, если это спасет Армана. Я на все согласна. Даже сыграть для тебя миллионы оргазмов и фальшиво постонать под тобой, если это сделает тебя счастливым.

Дёрнул меня на себя и ударил наотмашь по лицу. Моя голова откинулась назад, из носа потекла кровь. Вытерла тыльной стороной ладони.

— Постонешь…Ты обязательно будешь стонать подо мной, сука. Только для начала я заставлю тебя покричать. А твой любимый Арман пусть смотрит на тебя.

Разодрал мое платье, обнажая спину, и, отбросив меня к стене, схватил кнут, валявшийся на полу возле стола.

— Миллион оргазмов, говоришь? Фальшиво стонать, Викки? Покажи, какая ты актриса.

Я смотрела, как полыхают яростью его разные глаза и где-то внутри меня зарождалась волна триумфа. Он в бешенстве, значит, ему не все равно. Нет больше того ледяного равнодушия. Оно пугало намного сильнее. Пугало меня там, где сердце, там, где можно было пережить все, что угодно, но только не его безразличие. Даже ненависть меня радовала, вызывала дикий восторг. Пусть ненавидит. Так же сильно, как и я его.

Воздух рассек характерный свист хлыста, и я от боли закусила губы, дернулась всем телом от удара. Прислонилась к стене и зажмурилась, до черных точек. Я знала, что будет боль. Много боли…к физической я была готова. Страшно это признавать, но я была согласна ее терпеть, я не выносила душевную, изматывающую, затяжную, которая заставляла снова и снова вскрывать вены и засыпать в них анестезию. А потом удары посыпались градом, я тихо всхлипывала, но не кричала. Нет! Я не доставлю ему такого удовольствия. Много лет назад я сорвала горло, когда звала его, разрезанная, как скот на бойне. А сейчас он не дождется от меня ни одного крика.

— Бей, — прошипела я, снова кусая губы и ломая ногти о стену. — Бей! Ты больше ни на что не способен! Это и есть твое призвание! Бей! Больнее, чем было, уже не будет!

Отбросил кнут в сторону и, схватив за плечи, развернул к себе, впечатывая в стену и улыбаясь, когда мою изодранную спину обожгло от прикосновения к кафелю.

— Да, что ты знаешь обо мне, тварь? Что ты знаешь, о моём призвании? — встряхнул, грубо стиснув пальцы на коже моих плеч. — Что ты знаешь о боли? Ты — конченая богатая сучка, единственной болью которой были ломки без наркотиков.