Роман Трахтенберг - Лифчик для героя. Путь самца - 2. Страница 27

— Мы можем остаться друзьями, — предложила я. — Точнее, подругами.

Она передернула плечами, словно ей в руки вложили скользкую змею. Значит, нет. Ну не очень-то и хотелось. Я столько для нее делала, а она, даже зная, что нам не быть вместе, принимала мои подарки! Могла хотя бы из благодарности помочь мне в первые дни после операции, когда я валялась в трубках и не могла ни подозвать медсестру, ни попить воды, ни просто вытереть со лба пот. Больше она не появлялась. Передала через врачей ключ от отцовской квартиры, куда сама перевезла все мои вещи (конечно, прихватив лучшее для себя). Не жаль. Вот и всё. Словно и не было семи лет совместной жизни, доверия, любви, взаимопонимания. Будто расстались соседи по коммуналке.

Прошлая жизнь покидала новое тело, зато появлялись вновь обретенные связи. В больницу для каких-то дополнительных процедур заходила Лили и заглядывала ко мне поболтать. Еще здесь лежала девушка с Дальнего Востока со средневековым именем Изольда. Имя, на мой взгляд, никак не сочеталось с высокой, вечно заросшей щетиной «красавицей», но — как сказал мой психиатр — все мы называем себя неправильно. А что?.. В сущности, уверена, что и самые обычные женщины, дай им свободу выбора, неизвестно чего напридумывали бы себе в качестве имени!

…Выписали меня утром.

Как и год назад, испуганно замерла у двери на улицу. Сейчас даже страшнее. Тогда ведь я выходила из собственного подъезда, а здесь клиника, и кажется, что каждый идущий мимо знает, с какими проблемами здесь лежат.

— Идите смелее. Не бойтесь. Мы вам заказали такси. У нас есть постоянные таксисты. Они не задают лишних вопросов. — Медсестра помогла мне собраться с духом.

Действительно, водитель не обращал на меня ни малейшего внимания и всю дорогу молчал. Дом встретил запыленной тишиной. Залезла в шкаф. Там, кроме паутины и платьев, висела моя прежняя мужская одежда, которую не решилась выкинуть перед операцией. Зато сейчас достала ставший чужим пиджачок и с удовольствием начала отрезать рукава, затем наступил черед рубашки, потом брюк. Та же судьба ждала выходной костюм, за ним последовали джинсы и футболки. В последний момент поняв, что это непозволительное расточительство, — футболки же унисекс, я было остановилась, да чего уж тут… Потом взялась за фотоснимки. Ножницы мелко кромсали лицо старшего лейтенанта военно-морского флота Олега Леонидовича, его жен, «друзей», его чертово благополучное прошлое.

Через три часа собрала «прах истории» в мусорные «мешки забвения» и отнесла к мусоропроводу.

Прощайте!

Единственное, что оставила, — записная книжка с телефонами старых знакомых. Вот уж что выкидывать точно ни к чему! Я ведь не собиралась скрываться, менять город, окружение, работу. Бегство не для меня! Конечно, так было бы проще: ни дурацких вопросов, ни скользких сплетен и осуждения. Но у палки два конца, и пришлось бы всю оставшуюся жизнь бояться разоблачения, дрожать, случайно встречая знакомых, бывших однокурсников, коллег. Трястись, представляя, что врач расскажет твоему мужчине о тебе правду. Неполноценная жизнь невротика, полная тайн и обмана, у меня уже была. Хватит! Хочу говорить правду… В глаза… И в уши…

Я села за телефон.

Первый, кому позвонила, был тот самый приятель по работе, просивший написать заявление об уходе по собственному желанию. Трубку сняла жена и тут же… пригласила в гости. Я так думаю, из любопытства.

— Приду, ждите, — весело пообещала я.

Положила трубку, перелистнула страницу, меня несло. Рассказать хотелось абсолютно всем. Прав был доктор, сказав, что демонстративность — одна из основных черт, присущих транссексуалам. Но теперь решила не выбирать, начать прямо с буквы «А», и набрала номер одноклассника.

— Привет, Астахов! Как жизнь?

— Кто это? — Голос у него сонный, наверное, он спал.

— Бывший Олег! Твой одноклассник! Столько лет сидели за одной партой, а ты не узнаешь!

— А, здорово, чего хотел? — На мои слова «бывший Олег» он даже не обратил внимания. И вообще, кажется, все еще не мог проснуться.

— Рассказать, что у меня большой праздник!

— Праздник?! — Голос на том конце провода немного оживился. — Ты приглашаешь? Сколько брать?

— Смотри сам. Я не буду водку. Мне можешь взять вина или шампанского.

— Ты че как баба!

— Я не как. Я и есть женщина.

— Погоди, гм, кто это?

— Как кто. Это я, Олег.

— Че ты мне гонишь. Если ты Олег, то при чем здесь женщина?

— Как при чем? Я операцию сделала.

— Ты сделала операцию и стала Олегом?…Слушай, позвони мне завтра, я сегодня что-то туго соображаю…Да иду уже, иду! — крикнул он кому-то и положил трубку.

— Але. Это Хельга!

— Какая Хельга?

— Ну, бывший Олег.

— Пошел на хуй, пидор!

— Привет, чего ты хочешь?

— Я сделала операцию.

— Ну и?..

— Я хочу встретиться с ребенком. Все-таки он мой сын.

— Ты что, дурак?! — Она не смогла сдержать негодования. — Твой сын? Это мой сын! Я его мать! Отца у него больше нет, а двух матерей не бывает.

— Лена, все бывает!

— Но не у моего сына! Прощай!…Сукин сын.

— Але, Ира. Это я.

В трубке беззвучные рыдания.

Ну что же, все равно с этим придется жить.

— Я хочу забрать своего кота.

— Зачем? Заведи себе лучше кошку, вивисектор.

— Прекрати. Это мой кот, он меня любит.

— Он любил мужчину, а женщин, ты же знаешь, он недолюбливает. Так что извини.

Отвлек от телефона шум в подъезде. Открыла дверь, на лестнице темно, лампочка не горела: или разбили, или выкрутили. Держась за стенку, наверх поднимался сильно поддатый гражданин.

— Мужик, друган! — обратился он ко мне. — Не закрывай дверь минуточку, я хоть квартиру свою разыщу. А то темно, как в заднице.

Мой первый день оказался безнадежно испорчен.

Пересуды о главном

— Правда, что Рабинович выиграл в лотерею миллион?

— Правда. Только не Рабинович, а Хаймович, и не миллион, а 100 рублей, и не в лотерею, а на скачках, и не выиграл, а проиграл.

— Хуй — это же святое!!! Как же это вообще можно. Вот так взять — и отрезать?!

— Уродуют свое тело только ненормальные!

— И описывать их жизнь надо исключительно в историях болезни!

— Да и вообще, кому интересны трансы? Их проблемы далеки от народа.

— Кого волнуют чужие болячки? Кто про это будет читать? Лучше про нормальных мужиков и баб… про любовь, разврат, приключения или еще там чего-нибудь… Но кого тронет история про чувака, который в бабу всю жизнь переодевался…

Я и не ожидал, что информация о том, что я начал писать книгу о транссексуале, вызовет у стриптизерок в моем клубе такой взрыв возмущения. В принципе, на их мнение мне плевать, тему уже утвердило издательство. Со стриптизюльками поделился соображениями просто так, не особо интересуясь их отношением к теме, но попал под фонтан негатива. Они даже бросили красить мордочки ради трепещущей дискуссии.

До начала шоу всего несколько минут, в зале полно зрителей, а среди полуголых артисток идет бурное обсуждение «уничтожения самого святого предмета на Земле». Да что там на Земле? Самого необходимого во всей Вселенной! Ведь если подсчитать в процентном соотношении, о чем чаще думают люди — о космических реалиях или о генитальных баталиях, думаю, ответ будет очевиден.

— Ведь ее все равно принимали за мужика, особенно со спины! — вставила одна из баб, хорошо знавшая Хельгу. — И эта путаница для нее была обидна.

— Какая путаница? Вы не обо мне?! — В дверях гримерки возник радостный и пьяненький музыкант Андрей Алексин.

Он часто гастролирует вместе со мной и бабами, и потому его появление в «святая святых» никого не смутило.

Лицо у автора шлягера всех времен и народов — «Ну что ж ты страшная такая?.. И ненакрашенная страшная, и накрашенная…» — было загадочно-хулиганским. Он только что вернулся с какой-то халтуры, где, судя по всему, опять что-нибудь выкинул..

— Опять, наверное, дал интервью от имени Кузьмина? — поинтересовался я.

Дело в том, что его кудрявую наружность — особенно в провинции — вечно принимают за Владимира Кузьмина. Пару раз он даже давал интервью от имени великого музыканта различным местным газетам, рассказывая «совершенно эксклюзивные подробности своей личной жизни». Благо «подробности» никогда не выходили за рамки усть-пиздюйской прессы. А для самого Кузьмина, если вдруг до того дойдут слухи об «откровениях в прессе», у Алексина имелась отмазка. Типа, он сам ничего не понял; типа, просто подходят какие-то журналюги, фотографируют, что-то спрашивают, ну а он, знай, отвечает. А Алексину и не жалко осчастливить людей, рассказывая им от чужого лица, что на самом-то деле он любит мальчиков, что молодая и красивая жена — только прикрытие, а настоящая его страсть вовсе не она…