Виктория Абзалова - Фантазм Страница 4

Айсен забился, скребя пальцами по удавке и обламывая когда-то ухоженные ногти с грязными полосками под ними. Судороги, беспорядочные сокращения стенок кишечника, наконец-таки распалили мужчину, но он внезапно поднялся. Юноша еще недоумевал неужели все окончилось, а Магнус сообразил связать ему заломленные руки тем же поясом, и вошел снова, затянув на горле удавку уже из шнура, оборванного с пышной кровати.

Юноша хрипел под господином, силясь вдохнуть хоть каплю воздуха. Мужчина то приспускал петлю, то затягивал ее снова, и Айсен был уверен, что ему не пережить этого вечера. Но вместо смерти, темная пелена перед глазами вдруг взорвалась черно-белыми острыми осколками. Позже, когда господин лично отволок его в комнату и снова замкнул цепь на крюке, захлебываясь рыданиями и остервенело стирая с себя собственную сперму растопыренными ладонями, Айсен все еще отказывался принимать ЭТО - за то самое обещанное удовольствие… лучше смерть!!

Однако кроме проклятой цепи и ошейника у него ничего не было. Морить себя голодом? Тут и усилий не требуется, Като справится без лишней помощи! Ему оставили и еду, и воду, но плошка стояла так, что он не мог дотянуться до нее никаким образом из-за короткой цепи.

Айсен лег, не отводя взгляда от еды. Пол слегка покачивался, как будто он был на корабле… Разбить голову о стену? Перегрызть вены зубами? Юноша не замечал текущих по разбитому лицу слез, пока они тоже не стали душить его.

Он рыдал исступленно, отчаянно, не понимая, за что с ним делают все это… Он ведь готов удовлетворить господина так, как только возможно!

Но тому это не нужно. Приходилось признать, что его хозяину просто нравится причинять муки, а ему ничего не остается, как терпеть их, ведь он и предназначен для того, что бы господин мог удовлетворить свои желания.

Горло отекло и болело, юноше едва удалось проглотить пару кусочков лепешек, которые он все-таки подтянул к себе. Он мечтал о глотке теплого молока, как иные мечтают о райском блаженстве.

А между тем, новая игра пришлась по душе господину, которому понравилась собственная изобретательность. Он не душил до конца, растягивая пытку, и даже если вначале подобного развлечения Айсен пытался сдерживать себя, то очень скоро начинал дергаться, рвано биться с хриплыми криками - он не заметил когда начал кричать от прикосновений своего хозяина, но теперь кричал всегда, - и умолять господина взять его как-нибудь иначе.

Разумеется зря. Перекрывая доступ воздуха в легкие, мужчина дожидался, пока по тонкому телу под ним начинали идти судороги, и полузадохнувшийся раб коротким спазмом выплескивал семя. Тогда он отпускал удавку, не давая потерять сознание совсем, и с наслаждением наказывал за то, что считал доказательством того, что тваренку все-таки нравилось подставлять свой зад под большие горячие члены…

И за мнимое притворство, за молчание, за крики и стоны, за кровь из прокушенных губ и скребущие по простыням пальцы, когда в его воспаленный проход вламывался огромный орган, и только кровь от вновь разбереженных разрывов служила смазкой… За то, что живучий и терпеливый. За все. При желании, всегда можно найти, за что наказать.

Айсен уже даже не плакал, сворачиваясь на своей подстилке клубочком и обреченно замирая до следующего раза. Даже самая мучительная смерть больше не пугала, - подумаешь, еще немного боли, зато потом его никто уже не тронет. Совсем никто… никогда. Мысль, вначале показавшаяся странной, в конце концов, осталась единственной осмысленной и живой. Ему было на что надеяться: рано или поздно, хозяин убьет его и тогда-то кошмар закончится!

И судя по всему, закончится он скоро. У него болело все, даже волосы, за которые его постоянно таскали. Горло, содранное и внутри и снаружи, не позволяло ничего съесть. Болели ребра, и Айсен не был уверен, что некоторые из них не сломаны. Он ходил кровью, - толи от того, что внутри у него было все отбито, толи потому что после ежедневных забав хозяина анус превратился в горящую огнем рану.

Истощенный издевательствами рассудок почти не воспринимал окружающую действительность, мальчик даже не мог сказать день или ночь на дворе. Хуже всего приходилось, когда хозяин требовал у полумертвого от побоев и насилия раба показать утонченные ласки, которым его обучали в школе. Это значило, что Магнус в хорошем настроении и жестокая игра затянется надолго.

В таких случаях Айсен не отделывался несколькими затрещинами. Спина, бедра и ягодицы теперь представляли собой причудливое переплетение следов кнута, хлыста и плети, не успевавшее заживать после очередного приступа гнева господина. Теряя сознание, он мечтал не очнуться, но высшие силы, как и раньше, не торопились исполнять просьбы какого-то раба.

Магнус вошел в комнату, служившую темницей его рабу бесшумно, неслышно ступая по шуршащим жестким циновкам. И остановился, с удовольствием разглядывая свое имущество.

Мальчик спал, свернувшись на травяных циновках хрупким комочком, и сжимая ладошкой цепь от ошейника. Тонкая подстилка местами была в пятнах крови. Худощавое и истончившееся еще больше от недоедания тельце сплошь покрывали кровоподтеки самого разного цвета и глубокие ссадины различной давности. Шея и запястья тоже были сплошной ссадиной, они опухли и местами кровоточили: в последнее время мужчине нравилось прикручивать мальчика за руки или за ошейник к балке, так что ноги едва доставали пола, и уже в таком положении пороть и насиловать.

Придирчиво осмотрев раба, Магнус с неудовольствием признал, что игрушка порядком поистрепалась. Стоило бы дать ему отдохнуть, может подлечить немного, но прерывать даже ненадолго любимое развлечение, в последнее время заменившее собой все иные, - было выше его сил! Поэтому он только пожал плечами и медленно потянул за цепь, наматывая ее на руку.

Почти прозрачные пальчики метнулись к ошейнику, еще сонные помутневшие глаза обреченно уперлись в хозяина… Спустя почти три месяца, после всего того, что было, притворяться дальше не имело смысла! Ему нравится боль. Его возбуждают до крайности беспомощность и подчинение… но мужчина нахмурился - чего-то не хватало в этом взгляде.

Он вбивал себя глубоко и сильно мощными отрывистыми толчками, то погружаясь по самое основание, то почти выходя их измученного податливого тела, но мальчик лежал под ним молча, без движения, как мертвый. Это было не то, чего хотелось.

- Какого черта! - Магнус отошел, зло пнув даже не дрогнувшего раба, - с тем же успехом я мог бы трахать бревно!

Мужчина рывком за волосы развернул юношу навзничь, сдавив беззащитное горло. Синие, когда-то яркие и блестящие глаза, казались больше и глубже на бледном исхудавшем личике из-за черных кругов вокруг, но напоминали запорошенное пустынной пылью стекло. В них определенно чего-то не хватало!

Осушая кубок за кубком, Магнус лениво охаживал его хлыстом, но мальчик лишь тяжело, с усилием сглатывал, устало опустив веки. Ярость разгоралась сильнее, подпитываемая опьянением. Дернув на себя уже не стройные, а худенькие, испятнанные потеками крови бедра, мужчина снова вошел во влажную глубину с такой силой, что на впалом животе юного раба обозначился бугорок, когда член хозяина раздвигал и разрывал его внутренности. С губ сорвался один едва слышный всхлип…

Быстрый оргазм не остудил бешенства.

- Ах, тебе уже мало!!

Юношу пинком скинули на пол, и он бездумно свернулся, обхватив колени, как будто эта поза могла его от чего-то защитить, или хотя бы принести немного облегчения. Сознание тихонько уплывало куда-то, и Айсен с вялым нетерпением ждал, когда же оно уйдет совсем. Господин продолжал извергать ругательства, изредка отвешивая очередной пинок куда подвернется, но все это сливалось в сплошной неразличимый оглушающий гул. Он ощутил, как его опять потянули за ошейник, вздергивая верх, рукоять хлыста уперлась в подбородок, заставляя запрокинуть тяжелую голову. Лицо господина было совсем рядом, но черты сливались в сплошное пятно…

Магнус взбесился совсем, уже не контролируя себя: страха, вот чего больше не было в глазах его забавы.

- Мало, да?! Или нравится?! - Бросая бессвязные и бессмысленные фразы, он бил наотмашь, пока лицо раба не превратилось в кровавую маску.

Выпустив волосы снова бил ногами, изломав хлыст. В какой-то момент в руках оказалась та самая цепь от ошейника. Сложенная вдвое, она представляла собой страшное оружие, местами сдирая с выступающих ребер и пальцев, рефлекторно прикрывавших голову, кожу до кости.

Однако Айсен ничего этого не чувствовал, все-таки канув в милосердную и спасительную тьму. Он даже не вздрагивал, когда цепь опускалась снова и снова.

Тяжело дыша и оглядев застывшее в луже крови тело, мужчина пнул его последний раз:

- Скотина, теперь придется покупать другого, - с досадой сплюнул он, и крикнул слугам, чтобы они убрали падаль и навели порядок.