Роузи Кукла - Бест – лучшая Страница 6

Но чувствую, что я справляюсь и его палочкой. Она опять, прямо во рту, раздувается, вытягивается. Здорово! Ощущения классные! Это стоит того, чтобы за это бороться. Чувствую, как его руки уже не пихаются, а наоборот, тянут к себе и голову гладят. Ну, все, успокоился! Теперь и мне дай минутку радости. И я начинаю колдовать с его палочкой. Я высасываю из него остатки семени и чувствую, его живую, горячую и пульсирующую плоть, в своем рту. Пока я вожусь с ним, он смелеет, и вот я уже чувствую его руку у себя между ног. Он неопытно тычет пальцами и больно растягивает ткани. Я при деле и мычу ему. Мол, не так резко и грубо. А он воспринимает это по своему, как знак моего одобрения. Так продолжаться дальше не должно. Мне больно. И он отрывает меня от такого хорошего и полезного дела. Я выпускаю его изо рта с cожалением. А, ведь мы уже так близки к следующему его завершению!

— Ты делаешь мне больно! Я на тебя обиделась. — А перчик его все еще держу в руке. Мне ведь приятно его трогать. Он горячий и снова напряженный.

Он начинает так по — детски оправдываться, что у меня пропадает всякое желание.

Тьфу, ты! Прямо детский сад, какой то!

— Как ты думаешь, мне не больно, когда ты так грубо девочку трогаешь?

И я, в отместку, за его не умение, мое разочарование и не нужную робость, с силой сжимаю перчик.

— А..а…а!!! Пищит он, противным детским голоском.

Я встаю и бросаю его и перчик, который буквально на моих глазах таит и уменьшается. Все. У меня другие планы. Быстрым шагом и почти мчусь следом и вскоре нагоняю хвост колонны ребят. Девки оглядываются и я, чтобы выглядеть в их глазах пострадавшей, громко говорю.

— Ну и мальчишки у вас! Отошла с тропки по своим делам, а тут на тебе, сразу хватать и тащить в кусты. Насилу отбилась. У вас все мальчишки такие?

Отворачиваюсь и выдавливаю слезку. Прыщавая, та, что с большими мячиками грудей, останавливается, обнимает и начинает меня успокаивать. А я, с чего — то, может от обиды, или отчаяния и впрямь пускаю самую настоящую слезу. Она меня гладит по голове и к своей мягкой и теплой груди прижимает.

Вижу, мне сочувствуют, и в правду поверили! А мне того и надо. Мы идем к реке, и у меня возникает новый план, как мне усилить свой результат, и еще парочку пацанов обслужить. Когда мы, наконец, останавливаемся, и ребята лезут, в воду я заявляю, но так, что слышало больше народу, что я без купальника и мне нужна охрана, пока я буду одна купаться за кустами. Мне сразу же на помощь приходят трое пацанов. Еще бы, думаю! Благородно и можно за девочкой подсмотреть. Вообще, в окружении трех пацанов, я довольно долго тащусь по берегу. Мне надо, чтобы их никто не спугнул, пока я буду охмурять их. Наконец я останавливаюсь и говорю, чтобы они отошли от меня, пока я буду купаться, и никого не подпускали. А то, я боюсь. Они закивали головами, и я уже поняла, что они сговорились, и будут подсматривать. Мне того и надо.

Захожу за куст, быстренько скидываю с себя одежду и специально мелькаю за редкими ветками. Подсвечивая им своим красивым и белым телом. А потом, захожу в реку и отплываю. Хорошо! Особенно хорошо, от того, что я голенькая, а меня на берегу уже ждут три хвостика, дрожащих от вожделения. Невзначай я замечаю, как они пялятся на меня из — за кустов. Я специально, чтобы их раздразнить, ложусь на спину, выставляя свои груди, а потом, вроде бы, как ныряю, демонстрируя им свою белую попку.

Все я замерзаю, пора выходить. Проплываю то место, где я раздевалась и специально плыву поближе к ним, и крутому и глинистому берегу. Решила здесь выходить. Начинаю вставать и впрямь скольжу, глина. Я опять высовываюсь до пояса и вроде лезу, но падаю. И так несколько раз подряд. Замечаю, как они смотрят и о чем — то переговариваются.

Все начинаю играться. Только я кошка, а они глупые мышки.

— Помогите! — Кричу. — Ребята, где вы? На помощь!

Хотя я их прекрасно вижу, мне им и рукой можно махнуть, так они близко. Я все падаю и уже чуть ли не, в самом деле, начинаю беспокоиться, что не выберусь. Потом все по моему сценарию. Меня, голую они спасают, при этом, лапают безбожно. Я стону и дрожу от холода. Они меня голую ведут к моей одежде, а я им говорю, что мне все еще очень холодно. Прошу помочь одеться. И смеюсь, от того, как они возятся с моими трусами и натягивают на меня шорты и футболку, и без малейшей помощи с моей стороны. Ну, хоть бы секунду подумали, телки, что такого быть не должно! Я ведь, пострадавшая и мне, мол, холодно! Вот так втроем, с ними, я начинаю второй акт комедии. Специально трясусь, изображаю, что все не могу согреться. Один из них раздевается и кутает меня в свою рубашку, а второй обнимает. Я им, спасибо ребята, какие же вы хорошие и добрые. Говорю, что они самые настоящие мужчины и защитники слабых женщин. Вижу, как они сразу павлиньи хвосты распустили и загордились. И я, чтобы начать с ними игру, говорю, что я их сейчас расцелую, за мое спасение.

Пока меня один держит сзади, вроде бы согревает, я начинаю целовать парня напротив. Да так целую, что сразу почувствовала, как у него штучка мне в шорты уперлась. Я второго парня так же. И у того, то же самое. А тот, что меня обнимал, я ему шепчу, что он самый нежный и самый смелый. Пока говорю, чувствую, что и у этого, так же вздыбился хвостик. Вот теперь я им говорю, что ребята, а давайте, я с вами отойду, немного подальше и вы меня разотрете, так как я боюсь простудиться. Предложение принято, и я их тащу за собой в кусты и подальше от тропинки. Вот теперь я начинаю делать все быстро, чтобы они не опомнились и не разбежались. Становлюсь на колени и снимаю футболку. Прошу меня растирать. Они наперебой начинают неловко меня гладить, а больше всего, цепляют груди. Я говорю, тому парню, что меня держал сзади, чтобы он встал передо мной, и я, за него, буду держаться. А то, говорю, я упаду. Вообще, телки они и есть телки. Как только мы выстроились, я взяла инициативу в свои руки. Через пару минут я уже держу во рту перчик того, что стоит передо мной, одной рукой держусь за него, а второй рукой, ухватила и мну, жесткий перчик еще одного, который склонился надо мной и пыхтит. Смотрит, как я с перчиком товарища играюсь. А я действительно с ними играюсь. И как я закрутила их, так они на меня через десять минут, по нескольку раз каждый, своими горячими стуйками, всю облили. Вот уж я наигралась и даже дала им потрогать себя там, по очереди. Когда я ушла обмываться, то сказала, чтобы они меня здесь подождали. Я, конечно же, их обманула, и быстро обмывшись, сама ушла в лагерь. Хоть я и наелась телячьего мяска, но сильно проголодалась. А пацаны, те пришли через час, и все меня искали, а я уже преспокойно спала, в палатке с той утешительницей. Намаялась.

Ночью я легла сразу за спиной у прыщавой. Ее, кажется, Надькой звали. Уж больно мне ее вымечко понравилось. Девки, как и я, почти все лежали без бюстиков. Днем купались в нижнем белье, купальников с собой не взяли, а потому только в трусики сухие переоделись. Хоть до этого догадались и вторые трусики с собой взяли. А вот бюстики вторые не догадались. Вот почему так получается? У мужиков им можно свои носки и трусы сушить, а нам девочкам, нет. Ведь такие же люди. Почему бы на веревочке, рядом не вывесить трусики, розовые, сиреневые и голубенькие и бюстики? Почему мы не делаем так? Почему все стесняемся!

Легла у нее за спиной и вроде, как во сне, руку к ней на грудь положила. Она мою руку убрала. Я опять поворочалась, поворочалась и руку на прежнее место. Теперь она, мою руку не сразу убрала, а отодвинула. Через минут пятнадцать я к ней опять. На этот раз она не только руку мою убрала, а взяла, своей рукой и прижала к своей груди. Мол, не буди, успокойся. Через полчаса, я к ней, под свитер и рубашку, руку свою завела, и так мне стало хорошо и приятно, что я сама не заметила, как со своей рукой у нее на груди, уснула. Проснулись с ней поздно, уже голоса по лагерю. Я, оказывается, ее грудь всю ночь ласкала и гладила. А так как мы укрыты были под одним одеялом, то нас и не разоблачили. Утром вместе с ней писать пошли. Отошли подальше. Я присела и за ее руку держусь, а она ее своей ладошкой накрыла и поглаживает. Когда она присела, я за ее спиной встала с широко расставленными ногами и пока она писала, я наклонилась, и уже двумя руками сразу грудью ее заиграла. Она встала вся красная и ко мне с поцелуями. Я ее отвела, за руку в строну, и так к ней припала, что она застонала. Я целую ее в засос, груди мну и ногу свою между ее ног просовываю. А она целуется, задыхается, ее всю трясет. Шепчет мне только «Верочка! Вера»! Тут и я, заводится, стала. Уж больно меня ее страсть распалила. А она, опять писать присела. Видно я, не дала ей закончить, в первый раз. Я опять, так же, ее грудью играюсь. А потом она встает, а я ей трусы не даю надеть и к ней туда руками. Она садится, ступить не может, стреножена. Я на нее наваливаюсь и мы с ней уже среди высокой травы, в аромате цветов так обнимаемся и так целуемся, что я чувствую, как у меня трусики замокают. Завалила я ее на спину и трусы стащила. Она «Верочка! Верочка! Что ты, что ты! Так нельзя»! А я ей вру и страстно так шепчу. «Люблю! Глупенькая, хочу тебя. Любимая»! Сломала ее. Обмякла она и рукой, своей, согнутой в локте, лицо прикрывала, пока я ее там вылизывала. Первый раз в жизни! Но так, что меня всю заколотило от этого. А как понравилось! Я и сама не знала, что у меня так все с ней получится. Не ожидала. Я ее целовала там, а сама все ее вымечко поглаживала. От нее так хорошо пахло женщиной, что я сама завелась, страшно. Никогда я до этого не догадывалась, что меня так смогут женские запахи возбудить. Я так на нее набросилась, что она через минуту потекла соками. Я их слизываю, блаженствую. Через полчаса мы уже с ней лежали, вконец обессиленные. Лежим, в высокой траве, на спине, в небо смотрим, за руки держимся. Счастливые! Ветер шумит, пчелы жужжат, птички поют. Солнышко греет. И такая во мне благодать растеклась! Млею. Потом она надо мной склонилась и давай такие слова шептать о любви, о красоте моей. Я ее слушаю, и, кажется, парю, над всем этим. А она мне давай стихи читать по памяти. Цветаевой. А там, что ни стих, все, о таких, как мы с ней. Любимых женщинах. Голова кружится от всего этого. Я словно пьяная. А она все никак не успокоится, целует меня нежно в губы, лицо и шепчет мне все новые имена. А потом на английском. И мне так понравилось это ее «Бест оф зе бест», что я прошу называть меня так. А она.