Владимир Козлов - Фанаты. Прошлое и настоящее российского околофутбола Страница 10

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

Можно говорить о восьмидесятых до «Хаарлема» и восьмидесятых после «Хаарлема», потому что «Хаарлем» очень сильно подломил [фанатское движение]… С этого момента стали ходить по школам и спрашивать: а кто у вас болеет? кто у вас фанаты? И я сразу подвергся репрессиям, хотя был еще маленький в те годы, но уже носил «динамовский» шарф и значок – чтобы все знали, что этот человек болеет за «Динамо». Приходили из детской комнаты, начали всех переписывать – начали этим интересоваться уже серьезно.

В фанатских кругах бытует версия, что случившееся на матче само по себе могло быть подстроено спецслужбами как направленная акция против фанатов. Известно, что среди погибших было несколько авторитетных людей в «спартаковском» движении того времени. Насколько реальна эта версия, сегодня узнать уже невозможно. Журналистские расследования ее не подтвердили, но право на существования она имеет, тем более что на многие вопросы, связанные с событиями на матче с «Хаарлемом», ответов нет.

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

Там очень много неясного. Сделать так, чтобы болельщиков «Хаарлема» – а их было человек сорок-пятьдесят – выпустили через большие ворота, в которые проезжает пожарная машина, а пятнадцать тысяч болельщиков «Спартака» пустить через три выхода со стадиона, которые не были готовы – [обледенелые] ступеньки, – это заведомо трагедия.

Признать это безалаберностью властей? С трудом верится, потому что в те годы система работала лучше, «скорые» приезжали лучше. И сам факт, что «скорые» прибыли только через полтора часа, причем обзванивал их – мне рассказывали «спартачи» – мужик-доктор, которого выгнали с работы: стоял в телефонной будке и за «двушки» обзванивал «скорые помощи», которые просто не хотели ехать забирать людей. Милиция стояла в оцеплении и не давала другим болельщикам вытаскивать людей, которые просили о помощи. Они ничего не делали – солдаты, милиция. Им сказали держать оцепление – и они держали. В них кидали булыжники ледяные.

Репрессии

Кто бы ни был виноват в «хаарлемской» трагедии, власти попытались любыми способами противодействовать фанатизму, и одним из подобных способов – слишком топорным и неэффективным – стала практика не пускать несовершеннолетних на вечерние матчи «без сопровождения взрослых». Но юные болельщики практически сразу поняли, как выкрутиться из такой ситуации: ведь среди публики, идущей на стадион, всегда можно найти «папу».

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

Делалось как: ты брал два билета и искал «папу» – любого мужика. Говорил, что у тебя есть билет, и говорил: я тебе этот билет продаю или отдаю, если ты меня проведешь на матч. Менты потом, кстати, это просекли и стали устраивать перекрестный допрос. Начали спрашивать, как маму зовут, а есть сестра, есть брат? Некоторые мужики тушевались – ты ж с ним не можешь за пять минут обо всем договориться. И мы тоже просекли и начали мужикам сразу говорить: меня зовут так-то, маму зовут так-то, в семье еще брат или сестра, зовут так-то. Не все соглашались, но некоторые.

Я так в первый раз «папу» искал на матче «Динамо» (Шленск). Был такой памятный матч – восемьдесят второй год. Последняя, я считаю, сильная шиза восьмидесятых годов у «динамовцев» собралась. Почти полный «запад» – голуби с сине-белыми ленточками, из голубятни пронесенные, взрывы [пиротехники], что тогда было экзотикой. Забрали нереальное количество людей «правых» – милиция тоже подготовилась к этому матчу. И как я помню, судя по их точечным акциям, они знали, кого брать. Того же Кирима повязали, еще матч не начался – руки скрутили, увезли в неизвестном направлении. И я нашел двух мужиков: ребята прилетели из Владивостока – хоть билеты и стоили будь здоров, советский гражданин себе это мог позволить. Они спросили – какая у вас тут самая крутая трибуна? Я говорю – ну вот на западе болельщики садятся. Они купили у спекулянтов билеты – не ссы, пацан, пойдешь с нами. Они умудрились водку протащить на трибуну, колбасу. Садятся на трибуне и начинают, как у себя, раскладывать на газете это все, разливать. Вокруг ментовские репрессии, «динамики» заряжать не успевают – их забирают. Я им говорю – уберите лучше, ребята. А они – да не ссы, пацан. Хочешь водки? Сколько лет тебе? Я говорю – четырнадцать. Тогда не нальем – люди с понятиями были. Вот бери, говорят, бутерброд с колбасой. И самое смешное, что хоть потом пришел мент и сделал им замечание, их не забрали. Менты решили – зачем связываться с людьми из Владивостока.

Милицейские репрессии против фанатов продолжались несколько лет, едва ли не до начала перестройки, но в разных городах с разной интенсивностью: гораздо жестче в Москве и более лояльно в Питере и других городах с активным фанатским движением. Причем речь шла не только о том, чтобы запрещать фанатам проносить на стадион атрибутику и кричать, поддерживая команду, – хоть сегодня и это кажется абсурдным. Но в те времена наказание могло быть куда страшнее: некоторые активисты фанатского движения попали в тюрьмы и психбольницы.

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

Очень многих забрали: Царского, по-моему, посадили, Боба посадили. Многих ребят посадили. Многие сами отошли. На выезда ездили мало – по десять—двенадцать человек. Если тридцать человек, то это хороший был выезд. У «Спартака» бригаду очень сильно ошкурили. Менты стали следить за ними, и очень много ребят попало в психушки. Не было такой статьи «фанатизм», никому это не инкриминировали. Но ребят просто отлавливали, вот он социально опасен, в «пятнашку» его отвозили, в пятки кололи. Человек выходил оттуда… Был такой Белый, акционер известный «мясной» безбашенный. Из «пятнашки» вышел – поехал в Тверскую область, залез в церковь, стал воровать иконы. Человек, который не отличит Мадонну от Ван Гога никогда в жизни. У него просто сдвиг по фазе пошел – ценителем искусства стал.

«Шляпа», «Зенит» (Санкт-Петербург):

После «Хаарлема» начали закручивать гайки. Началось в Москве, на нас перешло меньше. Если сравнивать с Москвой, у нас еще слава богу. Я видел, как в Москве зверствовали, – нас тоже гнобили, но не так. В Москве – там вообще за шарф, значок можно было в милицию попасть. У нас так за это не трогали. Я очень долго умудрялся протаскивать на футбол пионерский горн – засовывал его вдоль спины, раструбом в районе копчика. Это говорит о том, что шмона жесткого не было. Похлопали по карманам – и проходи дальше.

На секторе, когда начинали скандировать, могла подойти милиция, чтобы вытащить человека. Схема была такая – длинные деревянные скамейки. И все брали друг друга под руку и цеплялись руками, ногами за эту скамейку, чтобы было не вырвать. По голове при этом не били, милиция никаких шлемов и палок с собой не имела. Понимала – что с ними связываться?

Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):

[И все же все] это сначала рассеяло, а потом укрепило все движение. Потому что любое подполье всегда вызывает консолидацию каких-то людей. Уже мы четче знали друг друга, садились на трибуну вместе. Допустим, я был заводящий, года с восемьдесят третьего – восемьдесят четвертого. Это что значит? В конце матча подгадывалась минута – скандировать было нельзя, можно было только «Динамо-Динамо». «Спартак» имел преимущество за счет количества народу – менты не могли в такой массе отловить зачинщика, хоть они и старались, прорывались, забирали в перерывах. А на «Динамо» собиралось меньше фанатов, вычислить легче. Остается десять минут до конца матча – картина ясна, счет ясен. Ну что – надо как-то проявлять себя, «зарядить» хотя бы назло врагам. Я нагибался – якобы шнурки завязывать – и «заряжал»: «Ди!» А все остальные: «На-мо-Москва». И весь ряд, а иногда и весь сектор – на выход.

В фанатском движении принято считать, что милицейские репрессии начала 1980-х отбросили фанатизм в СССР на несколько лет назад. Вот как пишет об этом «Русский фан-вестник» (№ 20, январь 2001):

И если в 1982–1983 годах движение по инерции еще развивалось вперед, то уже в 1984-м наступил Первый Великий Спад фанатизма в Союзе, продлившийся вплоть до 1987 года. За это время мировой фанатизм ушел вперед: баннеры, скины на футболе, кэшлс, греческие огни, мода, пиротехника, поездки на автобусах и ленты – всем этим мировой фанатизм как раз переболел в 1983–1987-х. Но удивительно при всем при этом, что фанатизм в Союзе, развиваясь в нечеловеческих условиях, выжил!

«Правые» и «левые»

С самого начала в фанатском движении начала образовываться своя иерархия. Как только появились первые движения, фанаты сразу начали делить себя на «правых» и «левых». Критерии, по которым фаната считали «правым» или «левым», в разных движениях могли незначительно отличаться, но у всех настоящим уважением и авторитетом пользовался только «правый» фанат. И авторитет этот нужно было заслужить только конкретными действиями – на стадионе, в драке и на выезде. А в начале 1980-х даже просто появление на улице или на стадионе с шарфом своей команды выглядело как вызов окружающим.