Николай Старостин - Звезды большого футбола Страница 10

Слежу по печати и телевизору за достижениями наших спортсменов по всем статьям. Умиляюсь победам и досадую на проигрыши.

Нашел у себя фотографию. Если такой у тебя нет, с удовольствием ее тебе вручаю. Это, должно быть, 1927 год, Германия, Дрезден. Как будто так.

Сознаюсь, хулы достоин, на письма я скуповат. Не всегда отвечаю моему милому другу Петру Артемьеву и другим близким моему сердцу старым друзьям. Вот и тебе, дорогой мой Коля, пишу с большим опозданием.

Каюсь. Грешен. Прости.

Желаю доброго здоровья

целую Соколов.

Разлив. 30 марта 1966 года».

Появление Соколова в воротах ленинградской сборной значительно укрепило тылы этой команды и позволило основным противникам москвичей выиграть у них несколько встреч. В весенней встрече 1928 года в Ленинграде сборная Москвы проиграла потому, что «чародей Н. Соколов, — так писала местная газета, — четыре раза отразил удары выходившего на него один на один нападающего Н. Старостина». Это была сущая истина, без столь частых в футбольных отчетах прикрас.

Наберусь храбрости откровенно рассказать, что случилось после этого матча.

Мы с Николаем Соколовым были друзьями, хотя играли в разных клубах и на поле встречались как соперники. К тому же мы противостояли друг другу: я был форвардом, беспрерывно атакующим вратарей, а он вратарь, который отнимал у меня мою добычу. За мяч же я всегда дрался горячо и, чего скрывать, вратарям покою не давал. Шел на столкновения с ними, как говорят футболисты, действовал в тело.

После матча, в котором Соколов взял у меня четыре мяча, я, терзаясь мыслью, что подвел команду, места себе не находил, слонялся по коридорам «Европейской» гостиницы, где всегда останавливалась московская сборная.

После матча Соколов наведался в «Европейскую», в номер к Селину. Он был старым и самым нежным другом Федора Селина, хотя они сильно разнились: Николай — сплошная выдержка, безукоризненная дисциплинированность, умница, а Федор — порывистый, способный на любые чудачества, водил дружбу со всеми, его душа и кошелек были открыты для каждого. Потребность излить душу загнала и меня туда же. В комнате горячо обсуждалась игра. Видимо, как-то желая меня утешить, Соколов сказал:

— Николай, я думал, ты меня расшибешь, когда я под тебя бросился, но, к счастью, ты удачно перепрыгнул.

Взглянув в его счастливое лицо, я не сдержался:

— Ну, знаешь, в следующий раз я перепрыгивать не буду.

Соколов опешил.

— Федя, ты слышишь, что он говорит? Н-нет, ты слышишь? — От волнения он начал заикаться. — Это же безобразие!..

И ко мне:

— Т-ты, интеллигентный человек, и ради какого-то гола готов своему другу руки переломать...

Но я закусил удила:

— Понимай, как хочешь... — И вышел в коридор.

Не знаю, вспоминал ли Соколов когда-либо об этом инциденте, а у меня он из головы не выходил. Именно тогда я понял, что пресловутое «цель оправдывает средства» несовместимо с духом братства, которым пронизан спорт.

Чувство товарищества быстро стерло нашу размолвку. Не раз еще Николай отбивал и пропускал мячи, посланные мною. Но думаю, что ленинградцы вряд ли обижались на своего вратаря, хотя на Первой спартакиаде народов СССР и проиграли полуфинал московской сборной команде 3:5. Не было претензий и у москвичей к своему новому вратарю Михаилу Леонову — ученику Соколова. Действовал он в соколовских принципах, но от природы был одарен большей силой и страстью к силовым схваткам с противником в борьбе за мяч. Мне всегда казалось, что из него вышел бы неплохой боксер ближнего боя, такой, как известный в то время Яков Браун. Не зря за Леоновым, выросшим на Девичьем поле, ходила слава одного из лучших кулачных бойцов. Тогда еще существовали драки стенка на стенку зимой на льду Москвы-реки, где Леонов защищал интересы Дорогомилова против Красной Пресни.

Как у большинства физически сильных людей, у Леонова был добрый и открытый характер. На его широком, монгольского типа лице всегда держалась улыбка. Но в игре обычно веселый взгляд становился пристальным и строгим.

Он дублировал Соколова в клубной команде, и нет ничего удивительного, что усвоил привычки своего наставника. Однако манера игры у него была своя, отличная от соколовской. Там, где Николай Евграфович предпочитал выжидать, надеясь на ошибку противника, Леонов стремительно вступал в борьбу, вызывая чужих нападающих на спешку и неточности. Соколов неохотно покидал ворота, а Леонов, предвосхищая игру Планички, легко перемещался по всей штрафной площадке, давал острастку самым агрессивным форвардам. Соколов на все реагировал, вытянувшись в струну, Леонов стоял с поджатыми руками, собранный в мускулистый комок.

Его игра не была такой стабильной, как у Соколова, но в память врезались незабываемые моменты, поражавшие азартом и силой.

В октябре 1928 года сборная Москвы выступала в Вене против сборной Австрии. Это была пора расцвета австрийского футбола, в нем блистали такие звезды, как вратарь Хиден, центрфорвард Синделяр, инсайд Шаль, левый край Весели и другие. Сборную Австрии в те годы справедливо называли «вундер-тим» (чудо-команда), ведь она разбила в Вене со счетом 3:0 победителей Парижской олимпиады 1928 года — сборную Уругвая. Конечно, эти футболисты против нас не играли. Но молодежь, с которой пришлось сражаться нам, в дальнейшем стала оплотом таких лучших профессиональных клубов, как «Атмира», «Рапид», «Аустрия».

Мы появились в Вене впервые, и потому посмотреть на русских на стадионе «Рапид» собралось много народу. Все считали, что приехали провинциалы и сейчас им покажут...

Футбол в Австрии был трех видов: профессиональный, буржуазный и рабочий. Первый — мирового класса. Вторым считался рабочий футбол, выходцы из которого составляли когорту профессионалов. На матч с нами мобилизовали кое-кого из таких мастеров и среди них именитого Рейтерера, исключенного из «Рапида» за нарушение режима. Этот здоровый и веселый парень считался одним из лучших полузащитников Австрии. Все ждали от него чудес, и действительно, первые полчаса Рейтерер показывал высокую технику. Да и не он один. Пока у австрийцев было много сил, они хозяйничали на центре поля и на подступах к нашей штрафной. Но дальше этого дело не шло, самую штрафную площадку железно оберегала наша защита. Угрозы издалека гасил бывший в особом ударе Леонов.

Вначале зрители аплодировали лишь своим, но затем настроение на трибунах стало меняться. Быстрота и азарт всегда находят отклик, а этих качеств нам было не занимать. А мы еще на разминке завоевали симпатии австрийцев, когда Рущинский ударил издалека и мяч с силой влетел под штангу. Затем уже в игре Федор Селин не раз срывал аплодисменты одному ему доступными трюками. Конечно, австрийцы многое умели, в частности, они показали нам свою знаменитую кружевную игру, о которой до того мы знали лишь по газетам. А тут еще у сборной Москвы начались иного рода трудности. Внезапно был травмирован Канунников. Его заменил Сергей Иванов. Вся наша центровая тройка в эти трудные минуты работала в защите. Где-то у средней линии плассировались в ожидании мяча только два края — я и Холин. Неожиданно Исаков, как у нас с ним было наиграно в клубе, направил мяч мне через головы защитников. Я на скорости сразу оторвался от них. Почувствовав, что погоня опаздывает, влетаю с мячом в штрафную площадку, замахиваюсь на удар правой ногой и вторым зрением вижу, что на меня выбрасывается вратарь. В голове мелькает мысль: «Как бы его не разбить». Обстановка обязывает действовать решительно. И вдруг, вместо того чтобы броситься на мяч руками, как это практикуют советские вратари, австриец откинулся корпусом назад и прыгнул двумя ногами вперед. Я успел ударить по мячу, он попал вратарю в плечо и рикошетом от штанги ушел на угловой. Вместе с горечью неудачи чувствую, что моя правая ступня вроде бы оторвалась вслед за мячом. Боли нет. Лежа, взглянул: нога тут, цела и бутса, но я ими не управляю. Перелом.

Руководителем команды был В. А. Рябоконь. Он уже бежал ко мне. Тут же подали носилки, чтобы отправить меня в больницу. Я прошу: дайте досмотреть! Наложили шину, перевязали, носилки поставили у бровки поля.

Вместо меня в нападение перешел Леута, а хавбека стал играть Никишин. Во втором тайме был выбит и Станислав Леута, тоже при столкновении с вратарем. И снова из-за неразберихи в правилах: у нас на голкиперов не нападали, в Европе это практиковалось, если страж ворот был с мячом.

На поле появился наш последний запасной — Иван Филиппов. В роли правого края ему предстояло доказать, что советские вратари умеют действовать не только в воротах.

А сражение шло своим чередом. За полчаса до конца матча к нашим воротам выскочил чужой левый крайний. В момент прицела на удар мой брат Александр неосмотрительно сбил его. Пенальти!

Кто будет бить? Видим, разбегается метров с двадцати пяти правый защитник Принц, небольшого роста, коренастый, и пускает мяч с носка на высоте в полметра под правую руку Леонову. Удар был очень сильным, но наш вратарь отвел мяч на угловой.