Роберт Твиггер - Злые белые пижамы Страница 10

Однажды Мастард спросил меня невзначай, не собираюсь ли я пойти на полицейский курс. Я был слишком удивлен, чтобы ответить. В итоге я промямлил «может быть». До тех пор я был уверен, что обязательным требованием для зачисления на курс было обладание черным поясом, если не в айкидо, то по крайней мере в другом боевом искусстве. Мастард имел уже черный пояс третьего уровня, когда восемь лет назад пошел на курс сэншусей.

Начав заниматься айкидо в Японии в штаб-квартире в Токио, я мог проскользнуть через заднюю дверь. Если бы я подал просьбу о зачислении на курс извне Японии, требования были бы более строгими. Но если я продолжу тренироваться усердно (т.е. каждый день в течение следующих шести месяцев), они могут позволить мне попасть на курс гражданской полиции.

Но был ли я достаточно хорош, чтобы выдержать одиннадцать месяцев сложных тренировок, пять часов в день, пять дней в неделю? Я не знал. Я действительно не знал. Я спросил Даррена, бывшего прыгуна из Австралии, который закончил полицейский курс в тот же год, что и Пол. Даррен был таким же крутым, как и все остальные в додзё, но он был открытым и скромным, что упрощало общение с ним по сравнению с Полом. Даррен был одним из шидоин (ассистирующих учителей) для следующего курса сэншусей. «Если захочешь, то сможешь, — сказал он, — Все именно так. Просто надо захотеть. Имей в виду, когда я закончил курс, думал, что никогда не смогу бегать, мои колени были в плохом состоянии…»

Студенты курса гражданской полиции были известны как «сэншусей», проходящие обучение специалисты, и в конце года он получали разрешение на преподавание. Но в течение года к ним относились как к низшим членам додзё. Они лишались статуса обладателей черного пояса и должны были носить белые пояса во время курса как символ смирения. Они должны были чистить туалеты и душевые и чтить учителей как богов.

Метод обучения мало изменился со времен Японской Имперской Армии, духовным преемником которой являлась современная полиция; японская армия или силы самообороны были подвержены наибольшему вниманию американских оккупационных войск и прошли более тщательную чистку от японского милитаризма.

Учитель лишен беспокойства о привлечении студентов и даже их удержании. Он может быть настолько тверд и жесток, насколько пожелает, и все равно продолжит получать зарплату от попечителей додзё. В число попечителей додзё Ёшинкан входила корпорация Сасакава, которая была известна своими традиционными, если не ультранационалистскими, симпатиями. Сам Сасакава был заключен в тюрьму под категорией А военных преступников с 1945 по 1948 гг.

И Канчо и его отец были членами ультра-националистского общества Черный Дракон, секретной довоенной группировки, к которой также принадлежал Сасакава. Настойчивость на «Духе» в Ёшинкан айкидо произошло из того же философского обоснования, что и ультра-националисты, хотя указанием, со времен войны, стало сделать «Дух» личным стремлением, а не националистическим идеалом. Канчо, я уверен, был не очень заинтересован в политике, но его мышление больше склонялось вправо, чем влево. Если полиции требовался кто-то для наполнения ее офицеров «Духом», айкидо Ёшинкан — было совершенным орудием, с его довоенной националистической репутацией и послевоенным успехом в качестве жесткого и методичного боевого искусства.

«Дух» тогда был довольно недавним культурным приобретением в изучении айкидо. В отличие от разнообразных школ искусства боя на мечах, айкидо, до конца девятнадцатого века, было в основном секретной формой джиу-джитсу. Оно передавалось по наследству в знатных семьях, преподавалось только верным слугам и сыновьям аристократов. Ямато Дамаши, Дух Японии, был широко распространенной культурной идеей на протяжении всей истории существования Японии, но была введен в айкидо в националистическую эпоху 1920-30х. Даже тогда только айкидо Ёшинкан поддерживало эту связь. Другие формы айкидо отражали философские верования их ведущих мастеров. Уэсиба, отец-основатель современного айкидо, в большей мере объединил его айкидо с эксцентричным религиозным культом Омото. Томики, который учредил «спортивное» айкидо, был более подвержен влиянию педагогической системы департамента образования Университета Васэда. Только Канчо придерживался истинного довоенного представления о «Духе». Обучению «Духу» и был посвящен курс сэншусей.

Моя физическая форма улучшилась за последнее время занятий айкидо, я дополнил это, став членом дорогого спортклуба, заполненного женщинами в эротично обтягивающих спортивных брючках и беговыми дорожками. Хотя раскачивание тела и считается большинством серьезных айкидока пустой тратой времени, тем не менее я чувствовал себя лучше с чуть большим количеством мышц. Я тренировал падения на пористых гимнастических покрытиях. Падения, как я полагал, будут проблемой. Я мог делать кувырок вперед, но высокую страховку — кувырок вперед в воздухе — мне было освоить тяжело. Все говорили, что если ты не можешь падать до начала курса, у тебя будут серьезные трудности, потому что тренировка требует выполнения большого количества падений. И если ты не сможешь падать из броска, то получишь конкретную взбучку.

Я начал бегать, выбегая из Фуджи Хайтс рано вечером, пробегая мимо железнодорожных путей до ближайшего парка Шакуджикоен. Я оббегал вокруг озера в парке несколько раз, высматривая каймана, которого там заметило местное телевидение. Я так его и не увидел. Как не увидел и утку с арбалетной стрелой, застрявшей в шее, еще одного недавнего беженца по данным прессы.

Этот парк был одним из немногих моих мест контакта с природой. По краям он был почти диким, наверное, оттуда и пошла эта история с кайманом. Там было маленькое святилище, построенное на сваях в озере. Осенью, перед тем как стемнеет, туман опускался на озеро и кружился вокруг основания святыни. На скамье у озера часто сидел человек и играл на тенор-саксофоне Моцарта. Музыка и туман нависали над озером, пока я топал по слегка лесистым склонам.

Я оценивал других, тех, кто записался на курс, с подозрением — действительно ли они были более жесткими, чем я? Там был маленький Агэстино, китайско-португальский австралиец, который говорил каждому, что он был инструктором рукопашного боя в австралийских спецподразделениях. У Агэстино, или Ага, как ему нравилось, чтобы его называли, были шрамы по всему телу, даже на яичках, однако я не чувствовал, что достаточно хорошо знал его на данном этапе, чтобы расспрашивать его о них. Ага хорошо относился к продуктам для здоровья Nuskin. Он агитировал бедных глупцов, чтобы помочь продать их спортивные пищевые продукты по завышенным ценам. Правда об Аге была более банальна: он фактически был бухгалтером, который был на тренировках австралийских спецподразделений как член местных войск связи. У Аги были тонкие запястья, маленькие кости, но очень большие грудные мышцы. Он много говорил к тому же, ерунду главным образом. Я узнал это от Дэнни, его напарника, который был в той же группе и также проходил курс. У Дэнни была широкая улыбка, неизменно зубастая улыбка. У него был вид парня, который отправится в Галлиполи и не вернется. Но у Дэнни было жилистое супергибкое тело, с которым он не имел никаких проблем с выносливостью. Я не думал, что Ага был жестким, он лишь разговаривал жестко, но Дэнни, несмотря на его мальчишеский интерес к дельфинам и опасным паукам, выглядел по-деловому.

Уильям Хауэлл, мой американский друг, также склонился к прохождению курса. Перед приездом в Японию он был матросом на траулере и охотником на оленей в своем родном штате Вашингтон. Уилл был манерен и выглядел отлично, но он также уважал книжное обучение. Он всегда просил Криса порекомендовать ему хороший текст, и иногда он читал их. Женщины любили Уилла, но он отшивал их машинально и непринужденно. Он был взволнован мистичностью курса. «Это наш Вьетнам», говорил он обычно. В другие времена он был более прозаичным: «Это сможет каждый, это все равно что юридическая школа». Выживет ли Уилл? Я думал да, он вложил всю свою гордость в то, чтобы завершить курс.

Друг Уилла Адам также записался на айкидо и на курс. Толстый, но спортивный, тяжелый, но гибкий, Адам выглядел как парень, которого всегда били те, кому не нравилось его лицо и скороговорки в стиле Робина Вильямса. По прошествии некоторого времени в его компании я начал понимать, почему так было. Он чередовал немощную пассивность со склонностью измываться, когда была возможность выйти сухим из воды. Он женился на японской девушке когда ему было восемнадцать и она забеременела. Теперь ему было двадцать два и его жена отправилась с их дочуркой в Америку. Адам рассматривал курс как некоторую терапию: если бы он смог закончить его, это доказало бы, что он не был полным неудачником. Я был убежден, что Адам бросит через неделю. Он был никуда не годным, несмотря на то, что был профессиональным скейтбордером, у него была старая травма колена, которая все еще давала о себе знать.