Татьяна Любецкая - Контрапункт Страница 11

– Да ведь это Аркан, – сказал кто-то из «сопровождающих».

Сейчас уже никто не помнит, какие именно слова потребовались тогда Виталию, чтобы разогнать толпу. Но он убежден: во многом помог футбольный авторитет.

– Выручите меня. Отведите, пожалуйста, вон в тот подъезд, – тихо сказала девушка.

Прохожие оторопело расступались и затем долго глядели вслед.

– Я боюсь, что меня заберут. – Она отворачивала лицо и вдруг заметно прибавила шагу.

– Значит, «долой стыд», а сами мучительно стыдитесь, морально страдаете? Глупо! Но вы страдаете ради идеи, пусть вздорной, а это уже…

– Я… вы обо мне слишком высокого мнения… Я просто держала пари… Кстати, вон он идет с моим платьем…

– На спор?!

Протест, бунт против старых устоев – это еще можно было понять, это куда ни шло, хотя такого рода протест, конечно, глупость и вздор. Но чтобы вот так, на спор! Виталий, круто развернувшись, пошел прочь. Можно ли было спасти эту девушку?

Вообще, это являлось их обычным делом – в особенности же Бориса – вечно кого-нибудь спасать.

…НЭП. Зима двадцать первого. Стужа, ветер и снег. Белая платформа, белые платки, белые лица. До отказа набит эшелон, и у дверей идет жестокая битва за место на подножке, хотя такого места давно уже нет. Какой-то могучий дядя тонко голосит: «Пусти-и-те! Ой, пусти-ите!»

Те, что внутри вагона, довольны, а кругом мешки, мешки, туго набитые мешки. Наконец поезд трогается, тук-тук – примиряюще стучат колеса. Но вагон не объединяет пассажиров, они молчат, крепко прильнув к своим мешкам. Ибо мешок – это сейчас, может быть, единственное, что для них важно. НЭП…

Борис сидел изрядно стиснутый этими человеко-мешками, но надежно отстраненный от них своими думами.

Быть может, то были мысли о футболе. Скорей всего, о футболе. А может быть, о новичках из рапирной группы, так коряво сидевших в своих фехтовальных стойках, что казалось – нет такой силы, которая заставила бы их принять верную позицию… А может быть, мелькнуло воспоминание о той девушке? Она не была так уж красива, но, взглянув на нее, уже трудно было оторвать взгляд: такая тихая гармония некрупных черт и еще что-то – он не понял что – было в этом лице. Но где он ее видел? Ах да, она бывала у них в доме, всего раз или два, ее любил дядя Володя, а она любила кого-то, кажется, другого. В общем, история…

Внезапно перед ним возникла передернутая злобой красная физиономия, она что-то надсадно вопила, и тут же человеко-мешки разом смешались в орущую кучу. В следующую секунду Борис увидел, как они подтащили к окну нечто, дружно пытаясь протиснуть его наружу.

Это оказался тщедушный мальчишечка, лет восьми, одетый по последней нэповской моде – моде беспризорников. Прямо на голое тело была накинута военная форма бог весть какого доблестного войска – о погонах, пуговицах и цвете мундира можно было только догадываться. Огромная фетровая шляпа некогда благородных кровей венчала костюм насмерть перепуганного мальчишки.

Что-то такое он там украл – кусок хлеба, сало? – и человеко-мешки решили наказать вора. В пылу праведного гнева ни у кого не мелькнула мысль о жестокости – знают ли об этом что-нибудь мешки? Его уже проталкивали в окно, когда Борис врезался в озверевшую толпу – это всех несколько ошарашило – и силой вырвал мальчишку. Он укрыл его своим пальто, крепко обнял и больше уже не отпускал до самого Петрограда. «Откуда ты, мальчик? Чей?» Было слышно короткое всхлипывание, и сквозь пальто Борис чувствовал, как постепенно перестают дрожать худенькие плечи. Приехав в Петроград, Борис прямо с вокзала повез его в детдом и лишь потом поехал по своим спортивным делам. А дел хватало…

«…НЭП несет новую опасность спортивным клубам – установление арендной платы за занимаемые ими здания и места, и притом в таких размерах, что волосы дыбом становятся. Одному из клубов, например, предложено платить семь миллиардов в год, а бюджет клуба семьсот миллионов. Вопрос этот имеет огромное принципиальное значение. Спортклубы – не игорные притоны, не доходные предприятия, а очаги физической культуры, здравницы и должны быть приравнены к учреждениям компроса и комздрава. В этих последних имеются люди, зарабатывающие в них же кусок хлеба (преподаватели, врачи и т. д.), в спортивных организациях нет даже этого, все, кроме сторожей, несут туда свой труд во имя идеи, и единственной наградой их является сознание сделанного дела…»

Играющие тренеры и преподаватели физвоспитания Аркадьевы неуклонно продолжают учиться и совершенствоваться как педагоги и спортсмены. Они много фехтуют, играют в хоккей и в футбол. Но, как во всем, преуспевают в спорте столь же одинаково, сколь и различно. К примеру, Борис – это признавали все – лучше играл в футбол (он был в первой сборной Москвы – успех по тем временам немалый), в отличие от Виталия, больше преуспевшего в хоккее и фехтовании.

«…Что же может сделать спортивное общество для уплаты нэповской аренды? Устраивать карточную игру? Или, проповедуя воздержание и умеренность, открыть рестораны и варьете с „вечерами красоты“?! Есть еще один исход: установить членские взносы в сотнях миллионов, то есть разогнать всю работающую и учащуюся молодежь и распахнуть двери спортивных организаций только для спекулянтов и нэпманов, но прилично ли это для рабоче-крестьянского государства? Конечно, нет… Те органы, которые заинтересованы в оздоровлении молодежи, обязаны вступиться в это дело и не допустить, чтобы рассадники здорового тела и здорового духа были принесены в жертву ненасытному идолу НЭПа…»

В двадцатые годы Борис играл в сборной Москвы левого хавбека, был техничен, остроумен и как защитник, прекрасно владеющий распасовкой и подачей себя в игру, надежен.

Обладая высокой скоростью – это был настоящий спринтер, – он не позволял нападающим противника убегать от себя, мог непосредственно атаковать ворота, отлично играл головой и, в сущности, все в игре делал хорошо.

И недаром именно он, Борис Андреевич Аркадьев, впоследствии поднял на настоящую высоту роль полузащитника. Он разработал ее в своих книгах «Тактика футбольной игры» и «Игра полузащитников», а игроки его команд, и в первую очередь, конечно, команды ЦДКА, блестяще играли эту «роль». Два бывших нападающих, обращенные Борисом Андреевичем в полузащитников – Соловьев и Водягин, – убедительно демонстрировали, что владеть серединой поля – значит постоянно «питать» свое нападение мячами, обеспечивая ему надежные тылы и, подключаясь то к атаке, то к защите, усиливать числом то нападение, то оборону.

Что касается Виталия, то перенесенный в юности менингит сказался на глазах – выпала часть бокового видения, и необъятные футбольное и хоккейное поля не вполне вписывались теперь в поле его зрения. Зато много легче обстояло дело с узкой фехтовальной дорожкой.

Помимо техничности и весьма ценной в фехтовальном поединке агрессивности Аркадьева-фехтовальщика отличал явный акцент на тактике, бывшей в то время технической муштры еще в зачаточном состоянии, а также редчайшая гибкость в освоении новых приемов.

Например, из поездки советских фехтовальщиков в 1935 году в Турцию – наши тогда впервые вырвались из плена собственных метаний и заблуждений – Виталий Аркадьев, сам фехтовавший тогда на сабле, вывез весьма ценный для фехтовальщика сувенир – флешь-атаку, самую стремительную атаку – стрелой. Он был первым ее исполнителем, а также распространителем у нас в стране. Его знаменитая ученица Эмма Ефимова будет в свое время – в пятидесятые годы – признана лучшей исполнительницей флешь-атаки в мире. Впрочем, знатоки сходятся на том, что образец этот до сих пор не превзойден.

Введение всяких новшеств в то время еще не изжитого преклонения перед классикой было делом крайне трудным и хлопотным, ибо классика почиталась превыше всего, а всякое от нее отклонение объявлялось дурным тоном. И появление на наших горизонтах француза, пусть даже никогда не державшего клинка, внушало священный трепет отечественным фехтовальщикам (подобно тому, верно, воздействию, что некогда оказывали на наших футболистов англичане). Что же касается самого выступления советских фехтовальщиков в Турции, то единственным их там успехом (а следовательно, и первым международным) стала победа в женском турнире ученицы Бориса Андреевича Анны Штубер-Збоновской.

Высокая, атлетичная, быстрая, Анна фехтовала технично, изобретательно и по-мужски умно. Фехтование было для нее «гимнастикой мышления», на дорожке она была исполнена спокойствия, и вспышки женской экзальтации ей были неведомы.

В той первой своей международной встрече почти все наши фехтовальщики были ошеломлены и сражены «в пух» бывалыми турками. Только не Анна Штубер.

Выходит, знаменитый футбольный тренер «покушался» на лавры отечественных фехтмейстеров, и в первую очередь на лавры своего брата? Впрочем, что ж тут удивительного? Если с детских лет соперничаешь во всем, что бы ни делал, такое положение вещей вполне может привести к тому, что в конце концов окажешься на одной фехтовальной дорожке с братом! Или около, только с разных концов. Как было, например, в тех случаях, когда Виталий на первенстве Москвы болел за Раису Чернышеву, а Борис – за Аню Штубер или Дусю Лопатину, которая, кстати сказать, стала чемпионкой I Всесоюзной Спартакиады.