Валерий Хорев - круги на воде Страница 12

и. задрожав,булат холодный

Вонзился в дерзостный язык…

(А. С. Пушкин)

Итак, самурайское кобудо. Как всем нам отлично известно из фильмов и книг, главным и наиболее зловещим спутником любого самурая всегда оставался его большой меч -поначалу Цуруги, позднее Дайто. Исторически это не совсем точно, поскольку вплоть до Токугавской эпохи отнюдь не меч, но лук и копье считались своеобразными символами воинственного сословия. Лишь с прекращением многовековой мясорубки почти непрерывных гражданских войн, когда славным доспехам и тяжелому полевому вооружению пришло время обратиться в семейные реликвии, их эстафету подхватил меч, став отныне единоличным средоточием души самурая и знаком принадлежности к гордому племени Буси (хотя для этого, строго говоря, требовалась пара мечей, большой и малый, плюс характерная прическа). Но так или иначе, и мечи, и луки, и копья относятся к штатным видам вооружения, мастерство владения которыми в состав кобудо не входит. В этом плане столь популярное сегодня параллельное изучение тонкого искусства иай-до совместно, скажем, с тон-фа-дзюцу, выглядит немного странно.

Вместе с тем любой самурай, не стремившийся почетно пасть на поле брани в расцвете сил, непременно овладевал целым набором дополнительных техник, прибегать к которым случалось не так уж редко. В пылу благородного сражения в чистом поле воин вполне мог лишиться своего мощного меча либо копья, сломав их или просто выронив от молодецкого удара противника. После такой неприятности оставалось лишь прибегнуть к спасительной помощи малого меча (вакидзаси), ножа или какого-нибудь иного оружия. Довольно популярными среди самураев были различные варианты цепей, железные веера тэссэн и гумбай-утива, а также всевозможные метательные лезвия и пластины, в том числе всем известные «звезды» (сякэны), необоснованно относимые к монопольной и чуть ли не главной принадлежности ниндзя.

Далее – не всегда и не везде дозволялось размахивать любимым клинком, а порою вовсе недопустимо было и обнажать его, не говоря уж о копье или нагинате. При входе в дом (за исключением откровенно враждебного визита) полагалось оставлять бесценный фамильный меч «в дверях», надеясь, случись что, на вакидзаси, да на припрятанные под одеждой мелкие приспособления, овладеть которыми не поленился ранее. Ножны малого меча, ножей танто и айкучи, всегда содержали в боковых карманах небольшой обиходный ножичек – когатану и стальную шпильку – когай, назначение которой весьма туманно. Очень часто когай состояла из двух половинок, каждая из которых могла быть пущена опытной рукой точно в цель, как и любой из аналогичных предметов. Собственно говоря, хороший самурай бс: труда, молниеносно и четко, способен был метнуть в противника всякую снасть из своего богатого арсенала, что замечательно правдоподобно демонстрирует Тосиро Мифуне в фильме «Красное солнце».

Аналогично европейским шестоперам и булавам, ставшим, помимо утилитарного предназначения, своеобразными символами атаманской власти, стальные боевые веера в Японии прижились в среде князей и полководцев. Те, кто видел старую японскую ленту «Знамена самураев», могут припомнить эпизод, в котором знаменитый Такэда Сингэн отбивает наскоки Уэсуги Кэнсина именно таким веером.

Полицейские техники и соответствующие типы вооружения расцвели, как и многое другое, в мирную Эдосскую эпоху. Обусловлено это было не только организацией мощной разветвленной полицейской сети, при помощи которой бакуфу* контролировало ситуацию во всей стране, но и значительным упадком мастерства буси. По прошествии многих безоблачных десятилетий совершенно сошел с исторической сцены старый тип сурового непобедимого солдата, идущего по пояс в крови через непрерывные жестокие битвы «эпохи войн»-, со всеми его невероятными рефлексами, переходящими в «шестое чувство», и поистине инфернальной ударной мощью,, „

Излюбленным оружием полицейских стали длинные цепочки с грузилами на концах, позволявшие обездвижить противника, не убивая его, а также дзиттэ - стальной пруток с одной крюкообразной половинкой гарды, нечто вроде урезанного окинавского сай. Пусть легенды о мастерах, способных одним поворотом такой ловушки переламывать клинок меча, останутся на совести их-сочинителей; реально дзиттэ, имевший на рукоятке шнурок с кистью различного цвета, соответствовавшего рангу полицейского, играл ту

* Бакуфу – военно-административный аппарат управления страной в средневековой Японии. (Прим. редактора)

же роль, что в наши дни жетоны и удостоверения. Хотя, безусловно, хватало по-настоящему сильных мастеров, творивших чудеса со своим нехитрым орудием.

В целом Эдосский период японской истории можно сравнить с эпохой европейского Ренессанса. Пришедший на смену нескончаемым войнам почти трехвековой мир возродил к жизни огромное количество всевозможных разновидностей изящных искусств, а профессионалы клинка получили возможность заняться в спокойной обстановке систематизацией бездонного практического опыта и созданием постоянных школ. Именно в эти годы множатся новые и укрепляются старые «рю», в стенах которых обретают отчетливый облик здравствующие по сей день стили кэн-дзюцу и дзю-дзюцу. Исподволь поменялся сам характер техник, так как отсутствие доспехов сместило акценты в сторону быстроты и ловкости движений. На смену ужасной сметающей мощи копья, нагинаты и длиннейшего «полевого» меча пришла виртуозная работа более легкой катаной и всем обширным арсеналом малого вооружения, вышедшего из тени своих могучих собратьев.

Кобудо, понимаемое теперь как искусство боя с использованием разнообразных предметов, входит в качестве обя-|л тельного раздела во все без исключения современные школах дзю-дзюцу, каратэ и так далее. Разумеется, речь идет о школах традиционной, а не спортивной направленности.

Если попытаться обобщить все вышесказанное, то можно утверждать, что самурайская разновидность кобудо включает в себя искусство обращения с различными вариантами < ильных предметов, в том числе цепей, а также некоторые специфические техники наподобие ходзё-дзюцу (приемы с впаивания противника веревкой). В отличие от окинавского, самурайские разновидности кобудо не сведены в единую (истему, и изучаются обычно порознь в рамках тех или иных школ как самостоятельные дисциплины.

Подкрался сзади,размахнулся,

Как вихорь свистнул острый меч,

И прежде,чем я оглянулся,

Уж  голова слетела с плеч. (А. С. Пушкин)

Из содержания эпиграфа ясно, что речь пойдет о коварных и безжалостных шпионах японского средневековья, любимцах нынешней детворы во всем мире – ниндзя. Хотя здесь описывается именно сцена убийства, главным смыслом деятельности «воинов ночи» была всё же добыча, сохранение и передача информации, а уж во вторую очередь -диверсионные акции в тылу врага, резня и поджоги. Собственно говоря, принципиальная ошибка приверженцев, исследователей и историков ниндзюцу на сегодняшний день состоит в том, что древний феномен рассматривается как разновидность боевого искусства. Это совершенно неверно, ибо сами по себе боевые техники составляли лишь малую часть в обширной программе подготовки лазутчиков, тогда как гораздо большее внимание уделялось вопросам маскировки и скрытого перемещения, приемам проникновения в дома и замки, способам взлома, подкопам и прыжкам, плаванию и бегу, умению часами сохранять неподвижность в самой немыслимой позе (например, повиснув на ветке) и множеству иных навыков. Помимо чистой «физики», досконально прорабатывались также психические аспекты – гипноз и самогипноз, умение запоминать колоссальные объемы информации, способы концентрации внимания, обострения органов чувств, мобилизации энергетики, и так далее. Как следует из другого их наименования – синоби (крадущиеся), практика ночных оборотней строилась прежде всего на соблюдении абсолютной незаметности, бесшумности и безликости. Поэтому очень красивый рассказ Виктора Попенко на страницах его книги «Древнее оружие Востока» о том, как гордые своей профессией ниндзя для пущей славы раскрашивали в разные яркие цвета клинки мечей (причем цвет соответствовал той или иной конкретной школе), заставляет вообрать себе штандартенфюрера Штирлица с полным набором советских орденов и медалей, вплоть до знака об окончании академии РККА. Согласиться с подобными вымыслами невозможно, если принять в расчет обыкновение шпионов даже уродовать свое лицо в случае поимки, дабы лишить врага возможности какой-либо идентификации. При этом странно иметь при себе клинок, на котором, так сказать, «синим по белому» написано о причастности к Котто-рю. Если еще учесть, •по другим показателем достоверности подобных сведений служит утверждение автора о хромировании клинков (в XVII веке!) для пускания зайчиков в глаза противнику, то вообще не стоит принимать всего этого всерьез.