Хорев - Душа Востока Страница 12

Сдерживаемые наказаниями и поощряемые наградами, подхлестываемые честолюбием и удерживаемые законами, в суете и тревогах соперничаем друг с другом за миг пустой славы и домогаемся посмертных почестей. Чем же мы отличаемся от колодника в тяжких оковах?

Люди древности знали, что жизнь внезапно приходит, знали, что смерть внезапно уносит, – и потому во всем, что ни делали, слушались сердца; не шли наперекор естественным стремлениям, не чурались житейских радостей – потому и слава их не прельщала, и наказания из не настигали.

То, к чему влекутся и от чего отвращаются пять чувств, и в древности было таким же, что и ныне. Покой и беспокойство для четырех конечностей и в древности были те же, что и ныне. Муки и радости и в древности были те же, что и ныне. Всё это уже слыхали, всё это уже видали, всё это уже испытали.

Бои не был лишен желаний, однако, следуя чистоте, довел себя до голодной смерти. Чжань Цзи не был лишении страстей, однако, кичась целомудрием, обрек себя на одиночество, не продлив рода.

Если уж живешь – то отдайся жизни и претерпи ее, и в ожидании смерти изведай все ее желания. А придет время умирать – отдайся смерти и претерпи ее, изведай все ее пути и дай ей волю до конца. Всему отдайся и всё претерпи – и не пытайся удлинить или укоротить жизненный срок.

Слыхал я, что рыба, глотающая корабли, не заплывает в протоки, а высоко воспаряющий лебедь не сядет на илистый пруд. Почему? Потому, что предел их далек! Почему древний колокол не может вторить шумной пляске? Потому, что звуки его размеренны и величавы. Кто справится с большим – не справится с малым. Способный на великий подвиг не совершит малого.

Существует четыре причины, мешающие людям спокойно жить. Первая – желание долголетия. Вторая – жажда славы. Третья – стремление получить должность. Четвертая – жажда богатства.

Тот, кто в расцвете красоты, – заносчив, тот кто в расцвете сил, – необуздан. С такими нельзя говорить об Учении. Пока у них не появилась проседь, не стоит и толковать с ними.

Чем выше мой титул, – сказал Синьшу Ао, – тем скромней мои желания. Чем больше должность – тем смиренней мое сердце. Чем обильней жалованье – тем щедрее мои раздачи.

Всякий, кто удачно выберет время, преуспеет. Всякий, кто его упустит – пропадет. Нет среди законов таких, чтоб всегда были правильными, и нет среди деяний таких, чтоб всегда были ошибочны. То, что годилось прежде, ныне могут и отвергнуть. А то, что отвергли ныне, позже может и пригодиться.

Добро творят не ради славы – но следом приходит и слава. Стремясь к славе, не ждут выгоды – но следом приходит и выгода. Стремясь к выгоде, не ожидают тяжбы – но следом приходит и тяжба. Вот почему достойный муж, творя добро, должен быть осмотрителен.

Как только вступаю в поток, весь отдаюсь ему и вверяюсь. Так и следую за ним до конца. Отдавшись и вверившись, располагаю свое тело в волнах и течениях, не смея своевольничать. Вот почему могу войти в поток и снова выйти.

По законам естества нет бессмертия. По законам естества не долголетия. Жизнь не сохранишь, дорожа ею, тело не укрепишь, даже если его бережешь. Да и на что она – долгая жизнь?

Гуань Инь-цзы

Инь Си, или Гуань Инь-цзы – тот самый, кто последним вел беседы с Лао-цзы на дорожной заставе, когда мудрец решил покинуть пределы Поднебесной, устремись на Запад.

Именно он упросил старца написать «Даодэцзин», и именно ему человеческая цивилизация обязана обретением одного из самых великих философских сокровищ.

Его собственный труд, названный также «Гуань Инь-цзы», невелик по объему и состоит всего из девяти глав.

Небо и все сущее под ним кружится в бурлящем водовороте, люди и дела их переплетены и смешаны; всё находится в непрестанном коловращенье и взаимопроникновении – кажется, вот оно, но вот уже и исчезло.

Говорить о нем – дуть на отражение, думать о нем – резать пылинки. То, что нельзя содеять и разделить, называют Небом, судьбой, духом, изначальным, все же вместе – Дао.

Мудрецы пекутся о возвышенном и забывают о низменном. Толпа печется о низменном и забывает о возвышенном. Только совершенномудрые равно пронизывают и возвышенное, и низменное.

Слова подобны журчанию источника; действия подобны полету птиц; учение подобно попытке схватить отражение; познание подобно размышлениям во сне. Зная это, не успеешь и вздохнуть, как наступит единение с Дао.

Если рыба не хочет быть, как все рыбы, она выбрасывается на берег и погибает. Если тигр хочет покинуть стаю, он идет в город и попадает в клетку. Мудрые не отличаются от обычных людей, и поэтому другие не могут схватить их.

Мое Дао подобно пребыванию в темном месте. Находясь на свету, нельзя ничего увидеть в темноте. Пребывая же в темноте, увидишь всё, что находится на свету.

Если рыба не хочет быть, как все рыбы, она выбрасывается на берег и погибает. Если тигр хочет покинуть стаю, он идет в город и попадает в клетку. Мудрые не отличаются от обычных людей, и поэтому другие не могут схватить их.

Мудрый не различает между пребыванием в Дао и отстранением от него. В том, что Дао нет – залог того, что Дао есть. В том, что мудрый не держится за Дао – залог того, что он не потеряет Дао.

Вне присутствия Дао нельзя говорить, но то, о чем поведать нельзя – это Дао.

То, что плывет, – это лодка. Но то, благодаря чему можно плыть, – это вода, а не лодка. Размышление – это разум. Но то, благодаря чему можно размышлять, – это воля, а не разум.

Не оценивай совершенных мудрецов по их делам – ведь Дао бессловесно. Не оценивай совершенных мудрецов по их возможностям – ведь Дао пребывает в недеянии. Не оценивай совершенных мудрецов по их внешности – ведь Дао не имеет облика.

Есть люди, гнушающиеся жизнью и смертью и благодаря этому возвысившиеся над ними. Разве это не великое горе?! Разве они не похожи на призраков, созданных искусством магии? Их именуют «нечистью-яо».

На жизнь и смерть я смотрю как на руку у коня или на крылья у буйвола. В самой основе мира нет ни наличия сущего, ни тем более его отсутствия. Вот вода и огонь: намереваясь повредить им, никто не может ни сжечь их, ни утопить.

Умеющий стрелять учит других искусству стрельбы из лука, но не учит, как стать стрелком И. Знающий судовождение учит корабельному делу, но не учит, как стать силачом Ао. Умеющий владеть своим сердцем учит умению владеть сердцем, но не учит, как стать совершенномудрым.

Мое Дао подобно мечу. Обращая меч против других, извлечешь выгоду для себя. Хватаясь за меч руками, поранишься.

Горшечник может создать тысячи горшков, но ни один горшок не может создать горшечника или навредить ему. Дао может создать десять тысяч вещей, но ни одна вещь не может ни создать Дао, ни уничтожить его.

Мудрый знает, что сознание едино, вещи едины, Дао едино, и все они объединяются в одно. Он не меряет неизменным изменчивое и не ущемляет изменчивым неизменное.

Стрельба из лука, игра на цине или игра в шашки – все эти искусства невозможно постичь в одно мгновение. Только Дао не имеет ни форм, ни правил, и его можно постичь в одно мгновение.

Одна искра может спалить десять тысяч вещей, но когда исчезнут вещи, где пребывать огню? Одно мгновение Дао может обратить в небытие десять тысяч вещей, но когда исчезнут вещи, где же пребывать Дао?

Чтобы убрать вещи, которые наполняют мир, нужно опорожнить сосуд, вмещающий их. Всё, что есть и чего нет там, находится здесь, а не там. Мудрый не устраняет мир, а устраняет знание о нем.

Следуй формам вещей вокруг себя. Будь текуч, как вода, покоен, как зеркало, отзывчив, как эхо и невозмутим, как тишина. Не стремись опередить других, но неотступно следуй за ними.

Мудрый не отличается от других тем, как он говорит, мыслит и действует. Но тем, что он никогда не говорит, не действует и не размышляет, он отличается от других.

Облака плывут и птицы кружат в пустоте небес. Благодаря пустоте превращения могут совершаться без конца. Таково Дао мудрого.

Умей прозревать семена жизни и и жить вечно. Умей забывать семена жизни и оставлять жизнь. Вот что такое Дао.

Не стремясь навстречу приходящему и не влачась вслед за уходящим, можно жить одной жизнью с истоком Неба и Земли, в котором нет ни прошлого, ни настоящего.