Василий Панов - Капабланка Страница 14

Оба врача, к которым обратился Ласкер, по его словам, «настойчиво рекомендовали ему отдых», после чего Ласкер тотчас сдал матч и... отправился на гастроли в Испанию, где посетил Мадрид и ряд других городов, играя показательные партии и давая сеансы одновременной игры.

Итак матч, в котором вместо 24 намеченных партий сыграно было лишь 14, закончился блестящей победой Капабланки со счетом +4, -0, =10. Впервые в шахматной истории прежний чемпион мира ни разу не выиграл у претендента. Возможно, что в ином климате Ласкер сыграл бы все 24 партии и добился бы гораздо лучшего счета, но матч он и тогда бы проиграл.

Капабланка был на двадцать лет моложе Ласкера, находился в расцвете сил и показал безупречную технику и более глубокую и тонкую игру, чем Ласкер. Достаточно просмотреть три проигранные Ласкером партии матча (см. №25, 26 и 27), чтобы убедиться, что Ласкер играл далеко не плохо, изобретательно вел трудную защиту, пытался перехватить инициативу, но... Капабланка играл безупречно.

В последней корреспонденции из Гаваны, уже после сдачи матча, Ласкер признал превосходство Капабланки и дал ему такую интересную характеристику:

«В моих предыдущих корреспонденциях я поддавался впечатлениям, меняющимся в зависимости от перспектив матча, и выражал мои колеблющиеся чувства... Несмотря на все трудности, с шахматной точки зрения матч явился для меня наслаждением (! — В. П.). Правда, внешние условия были неблагоприятны, но игра Капабланки ставила передо мною подлинные задачи. Его ходы ясны, логичны и сильны. В них нет ничего скрытого, искусственного или вымученного. Мысль его сквозит в ходах, даже когда он хочет схитрить. Играет ли он на ничью или на выигрыш, боится ли он проиграть — во всех случаях ходы ясно обнаруживают его чувства. При всем том хотя ходы его и прозрачны, но отнюдь не шаблонны и часто глубоки. Капабланка не любит ни запутанных положений, ни авантюр. Он заранее хочет знать, куда он придет. Глубина его игры — глубина математика, а не поэта. У него душа римлянина, а не грека. Комбинации Андерсена или Чигорина были возможны лишь в определенные моменты, они проявляли в комбинациях свою индивидуальность. Комбинации же Капабланки почти всегда можно отложить на несколько ходов, и они едва изменятся, так как рождены из общих принципов. Андерсен и Чигорин искали оригинальные позиции, Капабланка же руководится логичностью крепких позиций... Его игра была мне приятна. Я рад был иметь противника упорного, как железо, хотя обстоятельства не позволили играть мне так, как я предполагал».

Затем Ласкер возвращается к климату и своему недомоганию от него, но потом добавляет: «Однако эти факты еще не объясняют всего. Их нужно дополнить указанием на одну слабую сторону моей игры. Многие годы я ничего не делал для развития своей игры и невольно препятствовал усовершенствованию своего стиля».

Конец брошюры о матче Ласкер наполнил сетованиями о «механизации» и «автоматизации» игры, о необходимости реформы правил, чтобы избежать «ничейной смерти» шахмат. Однако практика следующих пятидесяти лет доказала ошибочность опасений Ласкера.

Свое мнение о Капабланке Ласкер подытожил так:

"Является ли Капабланка идеальным, последним маэстро? Не думаю.

Но он заслуживает звания чемпиона мира".

Глава четвертая. ВЕЛИЧИЕ И ПАДЕНИЕ ЦЕЗАРЯ

НА ПИКЕ СЛАВЫ

Если бы кудесники предсказали Капабланке, как Борису Годунову в трагедии А. К. Толстого: «Твоего царенья семь только будет лет», он не вскричал бы: «Хотя б семь дней!», — а просто недоверчиво усмехнулся бы и пожал плечами. В самом деле, редко кому звезды столь благоприятствовали. Когда Капабланка вступил на шахматный престол, у него фактически не было конкурентов. Ласкер публично заявил о своем отказе от права на матч-реванш, что, по существу, явилось еще одним признанием превосходства кубинца над ним, Алехин находился где-то в бурлящей революционной России (даже ходили слухи о его смерти), Рубинштейн уже не был столь силен, как десять лет назад, а остальные пока вообще не шли в счет.

При столь безоблачном небе Капабланка торжествовал. Он наслаждался огромной славой, получал материальную поддержку от кубинского правительства в виде дипломатической синекуры, женился на молодой, красивой и богатой американке, с которой провел медовый месяц в Париже, а за свои выступления на шахматной арене получал такие экстра-гонорары, которые Ласкеру и не снились.

В августе 1922 г. Капабланка дебютировал в качестве нового чемпиона мира на международном турнире в Лондоне, в котором участвовали почти все ведущие шахматисты мира за исключением... Ласкера. Экс-чемпион мира не только не получил экстра-гонорара, но и вообще не был приглашен по принципу «горе побежденным!». В печати была пущена версия, что причина неприглашения — недавно окончившаяся война и недружелюбие англичан к бывшим врагам, но почему же тогда были приглашены из Австрии Тартаковер, а из Венгрии Мароци? Нет, дело обстояло проще. Во-первых, авторитету Ласкера в Гаване был нанесен страшный удар и от него уже многого не ждали, а во-вторых, Капабланка, вероятно, не хотел снова конкурировать с побежденным соперником, и деликатные устроители турнира, чьим кумиром был Капабланка, учли, может быть, даже невысказанное желание чемпиона мира. И Ласкер после четверти века всеобщего преклонения впервые болезненно почувствовал, что другой занял его место в центре мировой шахматной сцены, другой пользуется всеми благами по извечному волчьему закону капиталистического спорта: «Победитель получает все!». И личные взаимоотношения Ласкера с Капабланкой, кое-как склеенные восемь лет назад, снова были разъедены «денежной кислотой».

В лондонском турнире участвовали Алехин, незадолго перед тем навсегда покинувший родину, но уже добившийся ряда крупных успехов, маститые Рубинштейн, Видмар и Мароци, победители недавних международных турниров Боголюбов и Рети, совсем юный Эйве и лучшие английские шахматисты во главе с блестящими тактиками Аткинсом и Ейтсом.

Еще до турнира начала складываться легенда о Капабланке как о непобедимом чемпионе всех времен и народов, «втором Морфи». Участник турнира талантливый шахматный журналист маэстро Тартаковер писал: «Капабланка. Горячая кубинская кровь под влиянием практичного американизма претворилось в чудо шахматной техники... Безошибочная игра! Работающая с точностью расписания поездов мысль! Быстрый и ясный взгляд, раскрывающий тайну сложнейших позиций» и т. д. и т. п.

Подобными дифирамбами была наполнена вся пресса.

Капабланка оправдал общие ожидания: он блестяще завоевал первый приз. Из пятнадцати партий чемпион мира выиграл одиннадцать при четырех ничьих и без единого поражения. Правда, в лондонском турнире впервые начало проявляться губительное влияние на Капабланку американского практицизма. Он не стремился, как раньше, к творческому успеху, а лишь к спортивному и финансовому. В партии с Рубинштейном чемпион мира предложил принятую противником ничью уже на 13-м (!) ходу, пояснив затем в «Таймсе», что он «поступил очень благоразумно, так как ничья обеспечивала ему первый приз». В партии с Алехиным, уже тогда считавшимся основным соперником Капабланки и взявшим второй приз, ничья последовала на 17-м ходу после получасовой игры. И когда она была зафиксирована, в зале раздался жалобный крик английского болельщика: «И я, чтобы видеть эту бесцветную ничью, проехал двести миль!».

Однако помимо благоразумных финансовых расчетов эти короткие ничьи были также первым проявлением некоторой интеллектуальной лени и чрезмерной спортивной осторожности, которыми Капабланка стал явно злоупотреблять в последующие годы.

Но Капабланка считал, что, победив великого Ласкера, ему уже нечего особенно заботиться о своей репутации, тем более после лондонской победы. А для утешения английских друзей вскоре вышла его книга «Основы шахмат», где он среди своих партий поместил партию шахматиста-аристократа сэра Джорджа Томаса с параллельными примечаниями — Томаса и автора.

Во время турнира Капабланка созвал маэстро, которые могли стать претендентами на мировое первенство: Алехина, Боголюбова, Рубинштейна и Видмара, ознакомил их с выработанными им условиями борьбы за шахматную корону, после чего все пятеро подписались под ними.

Это была первая попытка регламентировать порядок вызова чемпиона мира и игры с ним. Интересно, что условия, разработанные Капабланкой, тогда были в диковинку, но немногим отличаются от общепринятых в наше время.

Привожу в сокращении наиболее существенные пункты «Лондонского протокола».

1. Матч играется до шести выигранных партий; ничьи не считаются.

2. Игра происходит шесть дней в неделю, ежедневно пять часов подряд. Каждый игрок имеет право требовать три свободных дня в течение матча.