Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ Страница 15

 В «Лужниках» была прекрасно организована спортивно-досуговая инфраструктура, там можно было провести целый день одному, с компанией или семьей. Вокруг главного стадиона были размещены многочисленные спортивные площадки, доступные для всех желающих, в выходные дни организовывалась выездная торговля.

 В целом обстановка, общечеловеческая атмосфера тех лет была очень доброжелательной. Мои воспоминания о 50-х годах включают в себя некоторые тревожные моменты: помню, как после сталинской послевоенной амнистии сибиряки крепче запирали ставни и засовы, держали наготове ружья — опасались уголовников. Помню сталинские снижения цен. О 60-х впечатления, конечно, более светлые.

 Отношения людей друг к другу были человечными, добрыми. Хотя без хулиганов и драк дело, конечно, не обходилось. Например, перед Новым 1963 годом подгулявшая компания на улице пробила мне голову грифом от гитары. Серьезная преступность если и была, то в глаза не бросалась. Не было национальной неприязни. Кавказцы хотя и выделялись — как правило, богатством, иногда развязным поведением, — но ненависти или вражды не вызывали.

 Еще Москва бросалась в глаза более высоким, по сравнению с провинцией, уровнем жизни. Как сейчас перед глазами — зима, улица Горького и девушки-москвички в норковых шубках и на «шпильках». Особняком по тем временам были владельцы 21-х «Волг» — с учетом отсутствия тогда «Жигулей» эти чудо-машины выглядели на улицах Москвы как сейчас, пожалуй, «Ламборджини» и «Бентли».

 Что касается девушек, то знакомство с ними занимало тогда немало времени и усилий. Флирт, направленный на то, чтобы склонить даму сердца к близости и затем выскочить из этой ситуации без штампа в паспорте, был целым искусством. Поэтому подруги в ту пору присутствовали в моей жизни эпизодически — знакомства отнимали слишком много времени, что в мой ритм жизни не вписывалось.

 Кстати, романтическая составляющая моего переезда в столицу неожиданно дала сбой. Как это нередко бывает, оказавшись рядом, мы с Натальей несколько разочаровались друг в друге и на некоторое время прекратили общение. Впрочем, забегая вперед, скажу, что в

 1966- м мы все-таки поженились.

 В то же время вполне благополучной ту эпоху тоже не назовешь. Если в 1962-м в столовых еще давался бесплатный хлеб, то следующий год уже запомнился пустыми полками магазинов. Политика Хрущева была в народе в целом непопулярной, было ясно, что она ведет к обнищанию людей. Смену Хрущева после «славного десятилетия»[9] помню, но без деталей — увлечение спортом безоговорочно преобладало над интересом к политике.

 Если говорить собственно о моей спортивной карьере в столице, то два года, проведенные в «Лестехе», стали для меня после безоблачной юности в Томске суровой школой жизни. Меня зачислили на новый и весьма престижный факультет электроники и счетно-решающей техники, но учебе я внимания почти не уделял. Жить стал в общежитии, впервые оторвавшись от семьи.

 Я тренировался и играл за команду вуза (который, хотя и базировался в Московской области, участвовал в первенстве Москвы), а также за молодежную и взрослую сборные Московской области. Играл неплохо, забивал, как правило, по 20-30 очков за игру. Несмотря на это, «старики» институтской команды встретили меня в штыки. Впечатления от тренера команды после моего первого наставника Реша, который был мне почти как отец, были разочаровывающими.

 Ко всему прочему тренер сборной Московской области Г. Т. Никитин (в прошлом — тренер олимпийской сборной СССР на Олимпиаде в Мельбурне) почему-то невзлюбил меня и сформировал обо мне точку зрения — «ничего из него не получится, слюнтяй». Возможно, свою роль сыграли мои неказистые физические данные — атлетом я тогда не выглядел, хотя внутренняя сила, выносливость, закалка были уже тогда.

 Самое главное, как я теперь понимаю, — я не был готов выступать в Москве психологически. Как я быстро понял, Москва любит готовых героев, в нее надо въезжать на белом коне или жестко отвоевывать свое место под солнцем. К такой жесткой борьбе я и не был готов.

 В команды мастеров в ту пору, как правило, попадали в возрасте около 20 лет (правда, в ЦСКА, случалось, после зачисления людей еще «вымачивали» по 5-6 лет в запасе). У особо одаренных в этом возрасте уже были и международные достижения. Например, Толя Поливода в 67-м стал чемпионом мира в 21 год. Поэтому отсутствие приглашений в московские клубы по прошествии двух лет в «Лестехе» вызывало у меня известное напряжение.

 Это была пора преодоления первых настоящих трудностей и соблазнов (помню, что через год пребывания в Москве «утратил девственность» — научился пить водку, которую раньше не пробовал). Главным было не сломаться, потому что на фоне этого напряжения, отсутствия ко мне серьезного интереса, туманности пути в большой баскетбол стали появляться и предательские мысли о завершении занятий спортом.

 Сейчас я благодарен судьбе за тот период жизни, который оказался крайне тяжелым, но неоценимо полезным. Если бы я его не прошел, то не узнал бы много важного, не приобрел бы необходимую закалку, не выработал бы умения переоценивать свою жизнь. Главное, что я понял уже позднее, — этот период научил меня вниманию к Божьему промыслу, который нужно уметь с достоинством принять.

 Выручали меня, как всегда и до, и после, тренировки и игры. Несмотря на уныние, я продолжал жить баскетболом, тренироваться и бороться за свою мечту.

 В 1964 году в Подольске проходили совместные сборы молодежной и взрослой команд РСФСР. После него сборные провели товарищеские игры с Польшей в Череповце и Свердловске. Базовой командой для взрослой сборной РСФСР был тогда свердловский «Уралмаш», 14-кратный чемпион России.

 На заключительном ужине после игр в Свердловске ко мне подошел основной игрок «Уралмаша» Александр Кандель — легенда российского, да, пожалуй, и советского баскетбола тех лет — и, поговорив о том, о сем, предложил позвонить да потом и переехать к ним в Свердловск. Если, конечно, меня не держит слишком сильно «Лестех». О нет, меня там совсем ничто не держало!

 Предложение Канделя — суперигрока — было для меня лестным, но всерьез я его сразу не воспринял. А вот когда вскоре по возвращении в родной институт мне потребовалось получить какие-то справки для зачетов в Спорткомитете РСФСР и со мной на тему перехода в «Уралмаш» заговорил Константин Иванович Травин — государственный тренер России по баскетболу и отец легендарного игрока ЦСКА и сборной Александра Травина, — я принял решение.

 Поездка в Свердловск не была «смотринами» в полном смысле. Меня там и так знали как облупленного, а я сколько-нибудь значимых условий переезда выдвигать не собирался. Так что, ознакомившись с условиями быта, я вернулся в общежитие за своими нехитрыми пожитками и, даже не удосужившись забрать документы из института, летом 1964-го перебрался из Московской области в Свердловск.

 Свердловский «Уралмаш» в ту пору чередовал выступления в высшей и первой лигах союзного чемпионата, т. е. был 10-12-й командой в СССР. Приехав в Свердловск, я сразу попал в переходный турнир, который закончился для команды неудачно, и она выбыла в первую лигу. Считаю, что это было мне во благо, так как у меня была возможность для адаптации к взрослому, «мужскому» баскетболу.

 В «Уралмаше» я нашел прекрасный «полигон» для доводки моих баскетбольных навыков и функциональной подготовки. Тренировал команду замечательный тренер Юрий Георгиевич Густылев, который чем-то напоминал мне первого тренера своей человечностью и деликатностью. Постоянно тренируясь, я добился быстрого прогресса. Осенью 64-го я в стартовую пятерку команды не попал, но уже летом 65-го был одним из ключевых игроков основного состава.

 Несмотря на то что предложение о переходе в «Уралмаш» я получил от «самого» Канделя, нельзя сказать, что в команде меня приняли с распростертыми объятиями. Во взрослом мужском баскетболе царили свои неписаные законы и правила, в провинциальной команде они имели свою специфику.

 Например, железно чтимое правило состояло в том, что, находясь на площадке, во время любой атаки любой игрок всегда отдавал пас в центр Канделю для решающего броска. На этой нехитрой схеме много лет был построен весь атакующий потенциал команды. Александр Ефимович реализовывал отданные ему передачи с высокой эффективностью. Но я, разумеется, видел свою роль на площадке принципиально иначе. И поначалу «отгребал» от ветеранов за свою игровую философию по полной.

 Усугублялось это тем, что я, будучи хорошо тренированным и жилистым, по-прежнему не обладал богатырским телосложением. Однажды во время игры в Тбилиси один из ветеранов «Уралмаша» Толя Еремеев — за 190 см, косая сажень в плечах, перворазрядник по боксу в супертяжелом весе, — недовольный моей игрой, во время минутного перерыва просто схватил меня рукой за горло, приподнял над лавкой и об эту же лавку меня шваркнул.