Валерий Харламов - Моя автобиография. Три начала Страница 15

Я мог бы приводить примеры благороднейших качеств характера, кажется, бесконечно: хоккей, как известно, дает немало поводов проявить мужество.

Разве могу я забыть первый мой чемпионат мира! Одно из самых живых впечатлений — игра Евгения Мишакова, выступившего после травмы, когда никто уже не верил, что сможет этот мастер выйти на лед.

А сколько раз поражал мое воображение Анатолий Фирсов, который устанавливал рекорды не только результативности, но и верности интересам товарищей. В Швейцарии, в 1971 году, Анатолий на один из поединков, когда очень нужно было его присутствие на льду (матчи складывались тяжело, и игра Фирсова, его пример могли бы увлечь товарищей), вышел играть с температурой около 39, наврав врачу, что у него ровно 37 и что он чувствует себя уже превосходно. Конечно, это случай уникальный, редчайший — выскакивать на площадку с такой температурой. Кстати, отыграл Фирсов в этот вечер, как всегда, здорово. Думаю, Анатолий, спортсмен достаточно опытный, понимал, что он вредит себе, что боком потом выйдет ему эта его игра, но понимал и другое, знал, что он нужен команде на льду.

А разве меньше сил отдавал Фирсов игре во встречах чемпионата страны? Однажды в одном из тяжелейших матчей в Ленинграде с нашими одноклубниками-армейцами — это было давно: я играл тогда еще за молодежную команду — он провел на льду сорок пять или сорок шесть минут чистого времени — москвичи проигрывали 0:3, а Фирсов был тогда в фантастической форме, он выскакивал на лед снова и снова — и когда была очередь его звена, и когда ЦСКА играл в меньшинстве, и когда оставался «с лишним», и когда тренеры снимали плохо играющих хоккеистов. Москвичи выиграли 4:3, но потом Анатолий долго не мог восстановиться.

А разве меньшее мужество демонстрировал Александр Рагулин, когда с травмами оставался на льду по пять минут, потому что кто-то был удален, кто-то болен, кто-то не смог бы выдержать этого давления соперника. Помню, в одном из эпизодов трудного матча мы играли втроем против пятерых, и мучившийся от боли Палыч (он принял на себя сильнейший бросок) оставался тем не менее на льду, не напоминая о замене и не смотря просительно на скамейку запасных, на тренеров, ведущих матч.

А разве не заслужил самую искреннюю признательность товарищей своим мужеством, умением полностью отдаваться интересам команды другой защитник ЦСКА, Геннадий Цыганков? Мы проводили несколько ответственных игр, Цыганков не пропустил ни одной, хотя потихоньку жаловался соседу по комнате, но не врачу на боль в ноге. Потом выяснилось, почему Гена не шел к врачу: знал, что доктор отправит его в госпиталь и команда останется в трудном положении — у Геннадия была трещина в кости ноги.

А ведь есть и иные хоккеисты, которые при малейшей боли, при элементарном ушибе мчатся к врачам. А кто-то в это время грудью прикрывает ворота после разящего броска соперника, кто-то принимает на себя со свистом летящую шайбу, закрывая вратаря.

Меня не торопили с выходом на лед. Мне давали время. Я мог начать играть и в ноябре, а мог выйти на матчи и спустя пять-шесть недель. И спустя три месяца.

Но мне казалось, что я нужен команде.

Что для меня хоккей? Ответов может быть много. Один из них — возвращение к нормальной жизни после автокатастрофы, после перелома нескольких ребер и обеих ног. С тревогой думаю: «А если бы я не играл, если бы не торопился вернуться в хоккей, в команду…» Кто знает, может быть, и сейчас бы еще прихрамывал…

Большой спорт требует от игрока постоянной готовности к экзамену на мужество, к проверке характера. В спорте можно только так и не иначе — уж если наметил какую-то цель, то работай.

Мужество, как и характер, многогранно.

Но особенно ярко проявляется оно в хоккее в начале матча: первые голы — всегда самые трудные. Ибо в первом периоде силы соперников уравновешиваются тем обстоятельством, что команда, более слабая в техническом и тактическом отношении, компенсирует пробелы в подготовке желанием играть, азартом и страстностью, с которой сражаются за шайбу хоккеисты. Порой несется на тебя защитник, молодой, неопытный, но горящий таким испепеляющим огнем, такой неутолимой жаждой схватки, борьбы, что просто оторопь берет. Испугаться даже можно: ведь этот игрок идет буквально на таран — себя не жалеет, но и тебя не пощадит. И вот в таком матче надо как можно быстрее забить гол. Лучше два или три. Чтобы сбить порыв соперника, чтобы остудить его пыл. Чтобы помочь второму и третьему звену. И потому ты снова и снова идешь вперед, принимая огонь на себя, не жалея себя, стремясь забить гол во что бы то ни стало.

Матчей, где мы старались забить голов как можно больше и при этом добиться успеха как можно быстрее, было в моей жизни немало. Пожалуй, в начале спортивного пути тройки, которой, как оказалось, суждена была долгая жизнь, когда Борис Михайлов, Володя Петров и я только утверждали себя и в ЦСКА и в сборной страны, такими важнейшими для нас поединками были все встречи — и с фаворитами, с «Динамо», «Спартаком», «Крылышками», и с командами, не претендующими на медали.

И с канадцами — особенно.

Хочу пояснить читателю, хотя, видимо, все любители спорта это и так знают: с драчливыми родоначальниками хоккея играть всегда и интересно, и трудно. Заокеанские хоккеисты по праву считаются теми соперниками, в матчах с которыми новичок проходит проверку на крепость духа, на мужество.

Готовясь к матчам с канадцами, выходя играть против них, мы знали, что Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов могли бы нам простить что угодно, но только не трусость.

Помню, как напутствовал Анатолий Владимирович впервые выступающих в основном составе ЦСКА Юрия Лебедева, Вячеслава Анисина и Александра Бодунова.

— Сегодня вы играете вместе, всем звеном. Прошу вас показать все, что умеете. Но хочу предупредить… — Тренер сделал паузу, многозначительную паузу. — Если вы не проявите тактической сметки, если будет слишком много технического брака, то перед советской властью ответит Борис Павлович (речь шла о Кулагине, который был вторым тренером армейцев и отвечал за работу с молодежной командой). Но если вы пожалеете себя, струсите, испугаетесь, то пеняйте на самих себя… Нам такие хоккеисты в ЦСКА не нужны…

Не помню, с кем мы тогда играли. Не помню, кто забивал голы и забрасывали ли шайбы молодые нападающие, помню хорошо только одно — никто себя не жалел.

В матчах с хоккеистами-профессионалами — со сборными Национальной хоккейной лиги (НХЛ) и Всемирной хоккейной ассоциации (ВХА), с североамериканскими клубами — испытывали себя многие более молодые мои товарищи по сборной — Хельмут Балдерис и Сергей Капустин, Борис Александров и Виктор Шалимов, Сергей Бабинов и Вячеслав Фетисов, Василий Первухин и братья Голиковы.

Мы тоже проходили боевое крещение в играх с канадцами. Правда, с любителями. Тогда, в конце 1968 года, с профессионалами мы еще не встречались. Играли мы против канадцев в Москве, выступая за вторую сборную, а потом в Канаде, в составе первой команды страны. И в каждом матче мы шли и шли вперед, и ничто не могло остановить нас.

Я рассказывал уже, что первый десяток матчей с канадцами наше звено выиграло. Ни в одном отрезке, я уже не говорю о периоде или тем более матче, не сыграли мы не в полную силу.

Считаю, что те давние теперь уже матчи сослужили нам самую добрую службу на многие годы.

Мы карабкались по крутой скале вверх, подъем был нелегким, каждая высота доставалась тяжело, но никакие трудности не могли нас смутить. Мы не просто играли, демонстрируя свою тактическую или техническую выучку, мы «бились» — есть такое слово, которое охотно вспоминают и Чернышев, и Тарасов, и Кулагин, и Локтев. Да, бились, не боялись идти на самые болезненные столкновения, не боялись ни ушибов, ни травм. Мы цеплялись при подъеме на вершину за каждый выступ, находили каждую щель, куда можно было поставить ногу, — все, что помогало росту нашего мастерства, было использовано молодыми Михайловым, Петровым и Харламовым.

Другого пути к вершинам нет. Как бы талантлив ты ни был, только тренировки, упорные, настойчивые тренировки, где в полной мере проверяются сила воли и терпение спортсмена, его характер, умение справляться со всеми препятствиями и неожиданностями, позволяют рассчитывать на успех.

И садовник в нем — воля…

Каждый лепит себя сам. Хотя живем мы в обществе, среди людей, каждый из которых и все вместе влияют на нас.

Летом на даче думал о новом сезоне, думал и ждал его, ждал с нетерпением — скорее бы на лед. Но начались тренировки, изнурительные, поначалу вдвойне тяжелые, и опять возвращается сомнение — не пора ли? Успокаиваешь себя, скоро, мол, втянешься, перестанешь замечать нагрузки: прошлый опыт, привычность обыденного не только мешают, но и помогают.