Александр Кулешов - Страницы олимпийского дневника Страница 16

Действительно, машины мчались по узким и кривым римским улицам со сказочной ловкостью и с относительным уважением к правилам. Но мчались ли? Вернее было бы сказать: скакали, т.е. они мгновенно срывались с места, с огромной скоростью проносились десяток метров и надолго замирали в одной из бесчисленных пробок, которыми были накрепко забиты узкие горловины римских улиц.

Ко всему прочему, улицы с односторонним движением, тупики, переезды, повороты, места стоянок, запрещённые направления менялись не только ежедневно, но порой и по нескольку раз в день. И спокойно подъехавший утром к месту своей службы римлянин убеждался, к своему великому возмущению, что для проезда вечером обратно домой ему необходимо совершить крюк чуть ли не в десяток километров.

Для того чтобы доля сия миновала участников Игр, их автобусам предшествовал мотоциклист. С треском и сиреной он нёсся впереди автобусов, расчищая дорогу. Впрочем, помогало это мало: через пробки всё равно было трудно пробиться. Зато выглядело очень торжественно.

В стремительном потоке итальянских машин, словно льдины в ледоход, болтались машины приезжих, поворачивая куда не надо, застревая на перекрёстках, останавливая движение, вызывая крики и шум. Безжалостно штрафовавшие «своих», римские полицейские долго топтались и горячо жестикулировали около иностранных автомобилей, в сотый раз объясняя приезжим, не понимавшим языка, в чём состоит их нарушение и чего они не должны делать. Внимательно прослушав нравоучение и ничего не поняв, приезжие оправдывались и извинялись на своём языке, обещая не повторять, после чего опять нарушали правила на следующем же перекрёстке.

Кесарево — кесарю. Оставим проезжую часть улицы автомобилистам и вольёмся в не менее шумный, подвижный и пёстрый поток пешеходов. В этой яркой толпе можно было встретить самых разных людей. Вот идёт группа высоких негров из Ганы. Они с любопытством озираются по сторонам, и чувствуется, что это их первый визит в большой европейский город. А вот идут в сложнейших тюрбанах, с холёными бородами, заправленными в тонкие парикмахерские сеточки, индийские спортсмены.

Кого только не увидишь в эти дни на улицах итальянской столицы, на какие только одежды не насмотришься! Вот бегут итальянские девушки, славные, милые девушки — машинистки, продавщицы, официантки, секретарши, — стройные, большеглазые, черноволосые, в коротеньких юбочках, из-под которых видны их загорелые ножки, стучащие каблуками, несущие своих обладательниц в конторы и магазины, фирмы и учреждения, где надо весь день печатать на машинке или улыбаться покупателям, когда так весело и интересно на стадионах.

Вот элегантные господа в галстуках и перчатках, несмотря на жару; дамы, движущиеся по улицам лишь поперёк — от машины к отелю, ресторану и обратно. А вот бесшабашные туристы. Они в коротких шортах — и мужчины и женщины, в тёмных очках, с мешками в руках, с запылёнными сандалиями на ногах.

Идут юноши и девушки с эмблемами на рукавах: это французские школьники, которым организовали экскурсию на Игры. Они смеются и шутят, толкаются и кричат.

А эти туристы — серьёзные. Они — в толстых ботинках, фетровых шляпах и обвешаны фотоаппаратами. У каждого храма, у каждых развалин они останавливаются и, шевеля губами, перелистывают толстые путеводители. Они не видят храмы, а видят лишь страницы путеводителей. Но они были возле достопримечательности, «отметились» и со спокойной совестью могут двигаться дальше.

Ну и, конечно, монахи и священники. Высокие, атлетически сложённые, низкие и пузатые, молодые и старые, розовощёкие и бородатые, с тонзурами и кудрями, в чёрных башмаках и почти босые, подпоясанные верёвками, чётками, шнурами, шёлковыми лентами, в рясах чёрных и белых, красных и коричневых, с физиономиями постными и лоснящимися, суровые и подмигивающие девушкам — они, словно тёмные ядрышки в светлой крупе уличной толпы, неизбежны и беспрестанны…

Многочисленны и полицейские. Высоченные национальные гвардейцы в треуголках и с саблями; карабинеры в фуражках с блестящими козырьками; регулировщики в белых одеждах, чтоб на них не наехали ночью лихие итальянские шофёры; просто полицейские в серых куртках, некоторые с изображением французского, английского или немецкого флага (в зависимости от языка, которым они владеют помимо родного). Толпа беспрерывно движется вдоль узких тротуаров, мимо слепых римских домов.

Дома слепы. Весь город в эти жаркие дни опустил на свои окна веки-жалюзи, плотно прикрыл частыми зелёными, красными, жёлтыми сверкающими или облезлыми планками внутренность квартир от негостеприимного солнца. В Риме нет домов, кроме домов самых бедных, где бы не было этих деревянных занавесей. Но это — только в верхних жилых этажах. Нижние сверкают витринами магазинов — обувных и галантерейных, кондитерских и парфюмерных, продовольственных и цветочных. Всё украшено олимпийскими эмблемами.

Римская волчица — на косынках, туфлях, галстуках, волчицы из цветов, крема, сахара…

Хозяева фирм не хуже Ромула и Рема сосут олимпийскую волчицу.

Реклама бешеная: в воздухе летает самолёт, волокущий за собой рекламу конфет «Перуджина»; фирма «Филипс» бесплатно выделила в пользование обитателей Олимпийской деревни сотни телевизоров и радиоприёмников; «Жилет» одарила спортсменов бритвами, «Паркер» — ручками, «Нестле» — кофе. Густой поток бритвенных и зубных паст, мыла и одеколонов, сумочек и шоколадок обрушился на спортсменов.

Крупнейшая итальянская страховая компания бесплатно застраховала всех участников Игр на миллион лир каждого (и выплатила семье датского гонщика Енсена, погибшего после гонки от солнечного удара или допинга, его миллион), а Банко Национале дель Лаворо выпустило колоссальное количество справочников, проспектов, путеводителей и альбомов.

Рекламой занимались даже японцы: они наводнили деревню веерами с надписью «Олимпийские игры 1964 г. Токио».

На виа Венето, самой фешенебельной улице города, чья развращённая, пустая жизнь с такой обличающей силой показана в «Сладкой жизни» режиссёра Федерико Феллини, за столиками дорогих кафе сидели модницы и миллионеры, кинозвёзды и титулованные особы. Их жизнь по-прежнему проходила в приёмах и оргиях, а дань олимпийским боям выражалась в платиновых с бриллиантами украшениях с изображением волчицы на смокингах и бальных платьях.

А где-то на римской окраине, на пути к аэродрому Чампино, знакомые коричнево-жёлтые громадные плакаты с изображением древнеримской колонны и волчицы, сотнями установленные вдоль дороги, долженствовали скрыть от проезжающих по шоссе лачуги бедняков, где людей интересовали не Игры, а поиски дневного куска хлеба…

По вечерам, когда лачуги погружались во мглу, виа Венето, виа Национале и другие центральные улицы и площади заливались огнём реклам, кино и ресторанов, а древние римские развалины приобретали волшебный вид, подсвеченные оранжевым, зелёным, белым светом. Гигантский овал Колизея начинал светиться красноватым огнём и походил на какой-то сказочный ажурный пирог, когда погашены свечи и лишь пунш пылает вокруг ароматным коричневым пламенем.

Глядя на этого почти двухтысячелетнего старца, вспоминаешь пророчество Св. Беда Почитаемого: «Пока будет стоять Колизей — будет стоять и Рим, когда падёт Колизей — Рим тоже падёт, но, когда Рим падёт, он увлечёт в своём падении весь мир».

Мрачное предсказание… И вдруг торжественная тишина нарушается весёлыми песнями, звуками музыкальных инструментов: юноши и девушки, загорелые, растрёпанные, в шортах и сандалиях, со спортивными эмблемами на куртках, весело поют и играют, смеются и шутят, бродя по вечернему Риму.

И становится ясным, что когда-нибудь, быть может, и падёт Колизей, но весь мир не последует за ним, что всегда будут звучать в этом мире песни и юный смех молодых, сильных, ловких и красивых людей.

Недалеко от Колизея возвышаются гигантские своды базилики Масценция, где проходили состязания по борьбе. Надо сказать, что идея организаторов Олимпиады провести некоторые соревнования в обстановке древнеримской старины была остроумна. Могучие тела борцов на фоне древних стен базилики, гибкие прекрасные тела гимнасток в окружении величественных терм Каракаллы, марафонский победитель, финиширующий у арки Константина, — всё это придавало какой-то неповторимый, своеобразный характер состязаниям, протягивало невидимую, но ощутимую нить от атлетических ристалищ древности к современным спортивным схваткам.

…Итак, ночной Рим. Приезжий прошёл мимо Колизея, мимо базилики Масценция. Вот и Форум. Серо-белый днём, такой знакомый по тысячам фотографий и открыток, он ночью чарует по-особому. Будто таинственные ночные цветы, горят зелёные и красные лампочки на трибунах этого странного, единственного в своём роде театра, показывающего всегда один и тот же спектакль без действующих лиц, без сюжета, где актёры — это музыка и огни. Представление «Звук и свет» — чудесный танец огней и мелодий, и мало было олимпийцев, не посвятивших ему свободного вечера.