Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты Страница 16

Борьба на дорожках и аренах олимпийского стадиона была упорной. В первые два дня состязаний никому из победителей предыдущих Игр не удалось сохранить своё звание, хотя трое олимпиоников пытались этого добиться. Лишь утром третьего дня, когда победу оспаривали пентатлы, Пантарк из Родоса сумел повторить успех, которого он достиг четыре года назад. В финале состязаний на борцовскую арену вышли два атлета, показавшие лучшие результаты в беге, прыжках в длину, метании диска и копья: олимпионик Пантарк и молодой гигант из Мантинеи Алкид. Уверенный в себе Алкид готовился к длительной схватке, надеясь утомить своего старшего по возрасту соперника и одолеть его. Однако опыт взял верх над самонадеянной молодостью. Крепко ухватив руку Алкида, Пантарк изловчился и бросил соперника на песок.

В третий день Игр Деметра, Фату и оба молодых чужестранца были с утра на трибунах. Во время большого перерыва, который разделял утренние и вечерние состязания, молодые люди пообедали в трапезной, созданной на время Игр рядом со стадионом. Затем они вернулись на трибуны, с нетерпением ожидая того момента, когда судьи вызовут на песчаную площадку кулачных бойцов.

Народу на трибунах в этот вечер было как никогда много. Жители Элиды знали толк в кулачных поединках, элидские поединщики не раз выходили победителями соревнований. Серьёзную конкуренцию им могли бы составить лишь поединщики Спарты. Но, к счастью для элидских атлетов, спартанцы никогда не участвовали в кулачных боях, хотя именно они изобрели этот вид состязаний. Кулачный бой входил в подготовку спартанских воинов. Для успешного ведения рукопашных схваток нужно было неустанно тренировать обе руки: левую, которая держала щит, чтобы умело парировать им удары вражеского меча; и правую, которая должна была быть особенно крепкой, чтобы удерживать оружие и наносить им разящие удары.

Тренировка спартанских воинов была чисто прикладным, военным занятием. Спартанцы не относились к кулачному бою как к виду атлетических состязаний. Они считали ниже своего достоинства выступать в кулачном поединке. Одно дело поле битвы — там ставкой была жизнь. Быть побеждённым в бою и заплатить за поражение своей жизнью почётно. Другое дело поединок на стадионе. Проиграть его на глазах у зрителей было, по мнению спартанцев, просто унизительно. Своё отрицательное отношение к кулачному бою как виду состязаний спартанцы сохранили на протяжении всей истории Олимпийских игр.

…Наконец в послеполуденной тиши протяжно пропела труба, и тотчас же появились номофилаки. Их бесстрастные лица казались ещё бледнее на фоне иссиня-чёрных гиматионов, накинутых на плечи служителей Олимпии, призванных следить за ходом состязаний. Номофилаки уселись в специально отведённые для них кресла на белой мраморной террасе, над которой возвышалась чёрная, также из мрамора, трибуна с неподвижно восседавшими на ней жрецами, одетыми во всё белое.

Элланодики, посланные за поединщиками в палестру, были, судя по времени, на подступах к крипте. Наконец из тоннеля показалась голова первого элланодика, увенчанная ветвями оливы. Все десять элланодиков в пурпурных плащах арбитров при полном молчании публики поднялись на возвышение напротив арены, ниже того места, где уже сидели жрецы и номофилаки. У одного из них — агонофета — в венок была вплетена пурпурная лента в знак того, что он находился при исполнении своих непосредственных обязанностей.

Затем из крипты показалась голова первого из поединщиков. Группа зрителей, в которых по одеяниям легко можно было распознать жителей Крита, встретила появление атлета приветственными возгласами. Сомнений быть не могло: этот поединщик был их земляком. И действительно, когда гигант в синем гиматионе, с копной кудрявых волос полностью выбрался из подземелья, любители кулачных боёв без труда узнали в нём многократного, хотя и неудачливого, участника олимпийских состязаний критянина Дамарета.

Следом за ним один за другим из тоннеля вышли и остальные поединщики. Появление каждого из них вызывало ликование трибун. Вараздат шёл предпоследним. Как и другие атлеты, он был одет в тонкий шерстяной гиматион. Поединщик мог выбрать для гиматиона любой цвет — на свой вкус. Вараздат предпочёл оранжевый. Накинутый на правое плечо гиматион был прихвачен тонким кожаным шнуром вместо пояса. Появление Вараздата на стадионе вызвало бурю восторга. Правда, его приветствовали скорее не как атлета, а как доблестного мужа. Подвиг чужестранца продолжал оставаться главной темой разговоров служителей и гостей Олимпии. Мало кто из них видел до сих пор самого смельчака. Теперь он предстал перед зрителями.

Восемь атлетов выстроились полукругом перед резным столиком из красного дерева и слоновой кости, установленным в центре арены. А на столе, сверкая в лучах солнца, стояла большая серебряная урна великолепной старинной чеканки. То была священная урна Зевса, извлекаемая из святилища Громовержца лишь раз в четыре года специально для торжественной церемонии проведения жеребьёвки, или, как официально гласили правила Игр, для определения жребия судьбы.

Повинуясь жесту агонофета, слуга администрации — керикс — опустил в урну горсть золотых, размером с фасолину жребиев с нанесёнными на них буквами. На каждой паре жребиев была выбита одна и та же буква. Два атлета, которым выпадали одинаковые буквы, составляли пару на поединок. Ещё четырежды звучала труба, прежде чем элланодик-распорядитель взял в руки кусок, телячьей кожи — леукому с выписанными на ней именами участников и, дождавшись полнейшей тишины, произнёс на греческий лад имя первого из них.

— Дамаретос, сын Энатионаса с Крита!

Высоченный керикс, одетый во всё белое и перевязанный широким красным поясом, подошёл к поединщику Дамарету, выступившему из рядов с приветственно поднятыми руками, и, положив, как того требовала традиция, руку ему на голову, повёл вдоль трибун.

Стоявший рядом с агонофетом глашатай громко произнёс в наступившей тишине:

— Все ли вы, счастливые гости Олимпии, согласны с тем, что этот атлет является свободным и достойным гражданином? Всегда ли его поведение было безукоризненным? Не может ли кто из присутствующих обвинить его в преступлении? Подтверждаете ли вы решение элланодиков допустить его к состязаниям?

Одобрительный гул трибун был ему ответом. Впрочем, вся эта процедура носила формальный характер и была лишь данью традициям. Задолго до начала тридцатидневной подготовки в Элиде, а также в ходе неё агенты — криптии Олимпии старательно наводили справки о всех атлетах и допускали к заключительному дню лишь тех из них, чьё прошлое и настоящее оказывались безупречными.

Однако устроители Игр строго следовали принятой процедуре. За десяток с лишним веков со времени учреждения Олимпийских игр из этого текста выпало лишь одно слово — «Эллада», стоявшее в конце первой фразы. Ранее глашатай спрашивал, является ли атлет «свободным и достойным гражданином Эллады». Но с тех пор, как Греция была завоёвана Римом и к участию в Играх стали допускаться римляне, а позже и чужестранцы, слово «Эллада» выпало из официального текста обращения.

Керикс подвёл Дамарета к столику с урной Зевса. Критянин протянул руку за жребием, как вдруг был остановлен громовым возгласом, донёсшимся с верхнего ряда трибун. Зрители повернули головы, пытаясь что-нибудь разглядеть. Однако солнце, светившее с той стороны, откуда послышался голос, слепило глаза. Было лишь видно, что кто-то в зелёном гиматионе спускается вниз по ступеням. Дойдя до конца трибун, он повторил, подняв вверх правую руку:

— Прошу слова!

С первого взгляда на этого исполина становилось ясно, что он — опытный кулачный боец. От него веяло уверенной силой. Свёрнутый нос, многочисленные шрамы на лице и особенно сплющенные, совершенно разбитые уши придавали лицу свирепость. Он скрестил руки на груди, пряча огромные кулаки, и ждал знака, чтобы продолжать. Понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы элланодики и многие из зрителей узнали в незнакомце знаменитого олимпионика Эпикрада из Афин, атлета, оказавшегося победителем в состязаниях по кулачному бою на двух предыдущих Играх кряду.

— Говори, Эпикрад, — разрешил ему элланодик-распорядитель. — Ты возражаешь против участия в состязаниях Дамарета?

— Нет, — ответствовал великан. — Я хочу быть включённым в число участников кулачных поединков.

Ответ Эпикрада вызвал на трибунах шум. Зрители восторженно приветствовали двукратного олимпионика. Те, кто видел его на арене и знал мощь его ударов, уже предвкушали удовольствие, которое они получат от поединков с его участием. Другие спрашивали у сидящих рядом, как может претендовать на участие в Играх поединщик, который не прошёл обязательную для всех тридцатидневную подготовку в Элиде?