Елена Вайцеховская - Слезы на льду Страница 17

Я восприняла вопрос как шутку и не задумываясь сказала: «Ягуар». А через несколько дней он вновь позвонил и абсолютно серьезно сказал, что нашел подходящую модель и готов купить ее для меня. Вот тут-то я поняла, что ввязываюсь во что-то страшное. Естественно, я отшутилась, но последовал еще один звонок. На этот раз с предложением купить для меня большую квартиру.

Я была в шоке. Попыталась вернуть деньги, но он не взял, заметив, что давал их не мне, а Даше. Были и другие звонки, от других людей. Телефон трезвонил без перерыва, и совершенно незнакомые люди без конца говорили, что мне нужна именно их поддержка. Чувствовала при этом я себя ужасно. Мне казалось жестокой даже мама, которая совершенно правильно заметила, что пора учиться жить и принимать решения самостоятельно. Но в России для меня уже все было чужим и страшным. И я решила вернуться в Америку. Вместе с Дашей.

Я много думала о том, почему Бог дал мне Сергея и так быстро забрал его к Себе. Может быть, чтобы в полной мере дать мне почувствовать, как тяжела жизнь, когда остаешься с ней один на один? Или то, как может болеть сердце? На похоронах и после многие говорили мне, что не могут поверить в то, что Сережи больше нет. У меня было обратное чувство. Я приняла его смерть всем своим существом. Может быть потому, что все произошло на моих глазах. Когда он умирал, у меня было ощущение, что он проходит сквозь меня, оставляя абсолютную пустоту. И что это – навсегда…

В cледующий раз мы встретились с Гордеевой через год – в конце октября 1997-го. В Сан-Хосе на первый в сезоне старт съехались сильнейшие профессиональные фигуристы, и в первый же вечер я оказалась с Катей за столиком фешенебельного ресторана не менее фешенебельной гостиницы «Фэйрмонт».

– Не хочу ничего есть, очень устала. Давайте… Давайте закажем пирожных! Я так их люблю!

В Калифорнию Катя прилетела из дома – городка Симсбери, что на восточном побережье США, – вместе с олимпийским чемпионом Альбервилля Виктором Петренко и его тренером по работе и тещей по жизни Галиной Змиевской. В субботу Гордеевой предстояло выступать, а в воскресенье утром возвращаться в Симсбери, чтобы еще через три дня отправиться в Лас-Вегас на очередной турнир, о чем мне любезно сообщила менеджер Кати Дебби Нэш. В моем распоряжении было чуть больше суток. Именно поэтому, нарушая все неписаные законы, главный из которых – не трогать спортсмена до старта, – я подошла к фигуристке в пятницу утром, на дико промерзшем тренировочном катке.

– Поужинаем вместе? Вам же так или иначе надо будет где-то поужинать. Заодно и поговорим.

– Хорошо, – легко согласилась Катя. – Только я еще не знаю, когда освобожусь. Сразу после тренировки мне придется ехать в гостиницу за соревновательными платьями, потом – на главный каток прокатывать программы: осветителям надо проверить свет «на костюмах», а звукооператорам – музыку.

Освободилась Гордеева лишь около семи часов: во дворце хоккейной арены, отданной на день фигуристам, шла обычная постановочная неразбериха и суета. В ресторане она мужественно боролась со сном.

– Извините. Но у нас в Симсбери сейчас уже ночь.

– Много до декабря турниров?

– Мне жаловаться грех. Приглашают часто. В конце декабря начнется тур «IMG», там выступления практически каждый вечер. Небольшой перерыв будет лишь во время Олимпийских игр в Нагано – я приеду на несколько дней комментировать соревнования пар для одного из американских каналов. Потом снова тур. И кстати, должна извиниться. Когда вы мне звонили в сентябре, на нашем катке как раз шли постановки и репетиции и я с десяти до десяти была занята. Поэтому и не получалось поговорить по телефону.

– Я, честно говоря, надеялась, что удастся хоть ненадолго вытащить вас в Москву.

– Я бы с удовольствием приехала и надолго, если бы могла. Но теперь уже вряд ли выберусь раньше мая.

Катя замолчала, чуть покачивая в пальцах бокал с вином. Говорить о предстоящих соревнованиях не хотелось. Еще меньше хотелось уподобляться автору большого материала о Гордеевой в сентябрьском номере журнала «Good Housekeeping», но именно эта статья (ее я успела прочитать в самолете) постоянно лезла в голову.

Статья была предельно откровенной. На трех журнальных разворотах уместились два года жизни фигуристки. Вопросы из готового текста интервью были предусмотрительно убраны. Остался монолог, рвущий душу читателя на куски. Что же оставалось говорить о душе самой Кати?

Для того чтобы продать весь тираж книги «Мой Сергей», «IMG», с которой у Гордеевой заключен многолетний контракт, организовала специальный тур по стране, во время которого Катя должна была встречаться с людьми, рассказывать о своей жизни и давать автографы всем желающим. Книга разошлась мгновенно. А следом на прилавках появилось второе издание – карманного формата. Издатели рассчитали четко: те, кто не смог приобрести бестселлер в суперобложке с прекрасными иллюстрациями за двадцать долларов, наверняка сделают это за восемь.

Через несколько месяцев после того, как в России сразу несколько журналов перепечатали выдержки из различных глав Катиной исповеди, мне позвонил человек, знавший Катю и Сергея: «Как она могла? Зачем!!! Неужели не понимает, что ее горе в большинстве случаев вызывает у людей лишь досужее любопытствo?»

Как было объяснить, что в Америке все происходит совершенно по другим, нежели в России, законам?

Американцы всегда были убеждены: все, что происходит на их территории, – самое лучшее и единственно заслуживающее внимания. Поэтому все профессиональные соревнования, будь то в гимнастике, фигурном катании или роликовых коньках, неизменно получают статус чемпионатов мира и соответственную рекламу.

Первый поток русских (точнее, советских) спортивных эмигрантов шалел от свалившегося внимания и денег. «Почему вы едете в Америку?» – спрашивала я всех, кого приходилось встречать за океаном. «Потому что здесь за спорт платят столько, сколько не заплатят больше нигде», – следовал стандартный ответ.

В 1996-м в Инсбруке, сидя в ресторанчике с Гордеевой, ее тренером Мариной Зуевой и Дебби Нэш после того, как Катя заняла второе место в последнем из мировых профессиональных чемпионатов, я вновь завела разговор на ту же тему. Беседа, из уважения к Дебби, шла на английском, но в какой-то момент Катя вдруг перешла на русский:

– Да не могу я перестать кататься, понимаете? Здесь никто добровольно не уходит со льда. Потому что деньги – десятки тысяч долларов – падают в руки сами. Даже если ты не выигрываешь, получаешь гонорары за приезд, за выход на лед, за показательные выступления, за рекламу, за телевизионные съемки. Отказаться от всего этого просто так, без причины, – сумасшествие. Да и с причиной – трудно. Думаете, случайно у большинства профессиональных фигуристок нет детей?

На эту тему я как-то говорила с другой олимпийской чемпионкой – Мариной Климовой. Победа Климовой и Сергея Пономаренко на Играх в Альбервилле (в которую к тому же не верил ни один человек в мире, кроме самих фигуристов и их тогдашнего тренера – Татьяны Тарасовой) подняла цену дуэта на профессиональном рынке до заоблачных высот. Климовой и Пономаренко принадлежит своеобразный рекорд – более десяти лет они выступали в самом знаменитом из ежегодных показательных шоу – «Туре Коллинза», где за один выход на лед (а их в «Туре» бывает до 70) звездам платят более пяти тысяч долларов. Сумму гонорара всегда держат в строжайшем секрете, но, говорят, чемпионке Игр-1992 Кристи Ямагучи Коллинз платил девять тысяч. Чуть меньше – чемпионке Игр-1994 Оксане Баюл в год ее триумфа.

– Я больше всего хочу хотя бы временно уйти со льда и родить ребенка, – говорила мне Марина. – Но как только до Коллинза доходят слухи о наших планах, он немедленно увеличивает сумму контракта. И мы… мы решаем отложить уход еще на годик.

Гордеева и Гриньков впервые выиграли чемпионат мира среди профессионалов в 1991-м. Тут же подписали контракт с «IMG» и «Stars on Ice». В начале сентября 1992-го родилась Даша, а в конце месяца Катя уже работала в гимнастическом зале – готовилась к очередному показательному турне. Собственно, рождение дочери и стало точкой отсчета по-настоящему американской жизни Кати и Сергея.

Несмотря на миниатюрность и хрупкость Гордеевой, все, кому так или иначе приходилось сталкиваться с фигуристами, неизменно обращали внимание на то, что главной в дуэте была, пожалуй, она.

– Я только сейчас поняла, что была за Сергеем как за каменной стеной, – сказала Катя уже после того, как мужа не стало.

Это тоже было правдой. Но именно это делало Катю сильной. Еще в любительском прошлом был случай, когда на соревнованиях в Италии Гриньков от излишнего волнения споткнулся в середине программы, Катя, как бы невзначай, тут же подставила мужу плечо, в буквальном смысле удержав его на ногах. На следующий день восхищению газет не было предела: «Мольто спортиво!!!» – что на итальянском спортивном языке означает высшую степень похвалы.