Никита Симонян - Футбол – только ли игра? Страница 17

К тому же если в день финала Кубка земля была еще землей, то 8 ноября, схваченная морозом, она обрела крепость асфальта. Настроения это, понятно, тоже не прибавляло. Игра складывалась неблагоприятно для нас. Второй тайм, а счет 1:2. До конца матча остается немногим более двадцати минут, когда Анатолий Ильин забивает неотразимый гол, в самый угол ворот. Все идет к ничьей. Стало быть, предстоит еще одна переигровка – с московскими динамовцами. На трибуне, рассказывал потом Николай Петрович Старостин, уже начался разговор о дне предстоящего матча. Гранаткин сказал: «Будете играть двенадцатого». Старостин возражал: команда не успеет отдохнуть после двух таких тяжелейших игр. Но председатель федерации был непреклонен.

А время бежит. В нашем распоряжении всего шесть минут. Мяч уходит за лицевую линию киевского «Динамо». Я подаю угловой, довольно удачно закручиваю мяч, на него выскакивает Сергей Сальников и забивает третий гол. Николай Петрович, не сдержав торжества, повернулся к Гранаткину: «Ну, что ж, можете назначать на двенадцатое!»

Так мы стали чемпионами.

Не случайно, наверное, в памяти мельчайшие подробности этих двух игр: острый драматизм, напряжение как бы открывают дополнительные каналы зрения и слуха, «запись» идет точнейшая. В этих играх со всей яркостью проявились дух и стиль нашей команды, особенно дух. Надо сказать, что он и по сей день жив в «Спартаке», передается из поколения в поколение.

Вполне возможно, что спад, который наблюдался в следующем году, объяснялся отнюдь не солидным для футбола возрастом многих игроков, а невероятным напряжением предыдущего сезона. Но… В такие тонкости спортивные руководители зачастую не вникают. Команда стара, надо обновлять! Расстаться с игроками легче легкого, но прежде неплохо было бы все семь раз отмерить.

К этим мыслям я не раз потом возвращался, наблюдая, как Валерий Лобановский дорожил Олегом Блохиным, хотя тому было давно за тридцать. Тренер осознавал: это – личность!

Николай Петрович Старостин любит повторять слова Есенина: «Кто сгорел, того не подожжешь». Но ведь сгореть можно и в двадцать пять лет. А можно в тридцать пять остаться незаменимым бойцом. Конечно, годы напряжения истончают струны нервной системы, возможны взрывы, срывы…

Одиннадцать сезонов я играл в «Спартаке». Из нашей команды футболисты, как я уже говорил, почти не уходили. Может, причиной тому были история, традиции клуба, у истоков которых стояли братья Старостины. Может, поклонники, среди которых числилось немало знаменитых людей – писателей, актеров. Словом, уход из команды был случаем чрезвычайным.

Сам я отрицательно отношусь к тем, кто легко и часто меняет клубы. Правда, нельзя осуждать игрока за то, что он переходит из низшей лиги в высшую. Так должно быть. Там ему тесно, не раскроются, не проявятся его возможности. Ведь когда из провинциального театра певца приглашают в Большой – это признание, честь. Сколько замечательных актеров мы узнали благодаря таким переходам! Точно так же и с приглашением в большой футбол.

Но если футболист уходит из команды, зарекомендовавшей себя, это иное дело. Хотя резонные мотивы и здесь бывают: не нашел общего языка с партнерами, нет взаимопонимания с тренерами, словом: «не сошлись характерами». Тут уж чем быстрее «развестись», тем лучше. Может быть, и команда хороша, и игрок сам по себе неплох, но его манера, стиль игры не вписываются в общий ансамбль. А в другой команде он наверняка придется ко двору.

Куда хуже, когда футболист сыгрался со всеми, стал частицей единого целого, единого организма, и уходит из-за того, что где-то ему пообещали благ побольше. Такое в команде переживают тяжело, болезненно.

И вообще преданность – свойство отнюдь не лишнее. Если ты вместе с товарищами вкусил от победы, должен разделить со всеми и горечь поражения. Тот, кто с гордостью может сказать: «Я – спартаковец» или «Я – динамовец», – достоин уважения. А летуны, шарахающиеся туда, где, с их точки зрения, лучше, – это люди, не ощущающие ни родства, ни корней, не говоря уже о чувстве благодарности к своим наставникам, своим товарищам. Такому сегодня хорошо в одном клубе, завтра – в другом.

Я не представлял себя ни в одной другой команде, кроме «Спартака», хотя жизнь, случалось, и подбрасывала соблазны.

В 1951 году Нетто, Ильин и я поехали после трудного сезона в Кисловодск на отдых и лечение – у игроков всегда предостаточно травм и разных прочих болячек. Грязевые и нарзанные ванны, прогулки к Большому и Малому седлу, к Храму воздуха, к изумительному Хрустальному пруду… Так прошла первая беззаботная неделя. Почти каждый день ходили в кино, и вдруг во время сеанса слышу: «Симонян! На выход!»

Выхожу и вижу Михаила Степаняна, адъютанта Василия Сталина, командующего ВВС МВО. Мы были знакомы, и я, естественно, воскликнул: «Какими судьбами!»

– Есть разговор, – сказал он. – Но, конечно, не здесь. Сядем в машину.

Вскоре мы были на одной из дач. К моему удивлению, я увидел там и другого сталинского адъютанта – Сергея Капелькина, в прошлом футболиста команды ЦДКА.

– Тебя приглашают в команду ВВС, – сразу же сообщил мне Степанян.

– Но я не собираюсь уходить из «Спартака».

– Представляешь, какой сдвоенный центр составите вы с Севой Бобровым! – сказал Капелькин, сделав вид, что не услышал моих слов.

– Я преклоняюсь перед Бобровым, играть рядом было бы большой честью для меня, но и в «Спартаке» – отличные партнеры, к тому же многие из них – мои друзья.

Капелькин и Степанян переглянулись, помолчали. Чувствуя, что я тверд в своем решении, сменили тактику:

– Слушай, если мы вернемся без тебя, командующий рассердится, сочтет это невыполненным заданием. Представь, что с нами будет. Можешь ты, в конце концов, нас выручить? Ведь он послал за тобой спецсамолет, на нем мы и прилетели. Так вернемся в Москву вместе, ты сам все скажешь Василию Иосифовичу, останешься в своем «Спартаке» и нам сделаешь доброе дело.

В Минеральных Водах нас и впрямь ждал самолет. Укрылись мехами – в воздухе было холодно – и через пять часов приземлились на поле Центрального аэродрома. Нас встретил полковник Соколов, начальник спортклуба ВВС, и мы сразу поехали в особняк на Гоголевском бульваре.

Меня провели в гостиную. Вскоре туда вошел Василий Сталин. Устроившись на диване, пригласил меня присесть рядом:

– Ну, вот что, я поклялся, что ты будешь в моей команде. Сам понимаешь, клятв часто не даю. Так что жду ответа.

В тот момент я ни о чем другом не думал, твердо знал одно: хочу остаться в «Спартаке». Так и сказал.

Все смотрели на меня с испуганным недоумением. Василий Сталин, помолчав, отрезал:

– Ладно, иди.

Я обрадовался, что все обошлось, что разговор был таким коротким. Однако внизу у выхода меня догнал один из адъютантов и попросил вернуться. Вернулся, и хозяин особняка спросил: может, я боюсь препятствий со стороны московских городских властей? Если это так, то он все уладит. Я ответил, что не сомневаюсь в этом, но меня воспитал «Спартак», поэтому вижу только одну возможность играть в футбол – играть за свой клуб, не могу предать тренеров, ребят.

Снова наступила тишина, и я услышал:

– Спасибо, что не стал здесь вилять, сказал, что у тебя на душе. Правда лучше всех неправд… Иди играй за свой «Спартак».

Я помчался домой, а через полчаса раздался звонок в дверь. «Неужели опять за мной?» – подумал, открывая. На пороге стоял молоденький солдат:

– Вам билет в Кисловодск и обратно.

Попытался было заикнуться, что мне не надо обратного билета, сам его куплю, – я просил лишь отправить меня в Кисловодск, но солдатик отчеканил: «Не могу знать, приказ командующего», – и удалился.

Через три дня, вернувшись в санаторий, решил разыграть Игоря с Анатолием. Рассказал, где был, и добавил, что перед ними игрок команды ВВС. Они смеялись: «Ладно, не валяй дурака!» – а когда я заставил их поверить, Игорь, помрачнев, изрек: «Спартаковские болельщики тебе этого не простят. Набьют физиономию и правильно сделают!» Пришлось сразу идти на попятную – рассказать все как было. Удивлялись размаху мецената – самолет посылал, порученцев с большими звездами на погонах, – смеялись.

Во многих отношениях футболисты ВВС жили лучше, чем мы. Мгновенно решались их бытовые нужды – кто откажет Василию Сталину? У всех были офицерские звания, стало быть, и денег побольше. В будущем ждала бы меня ранняя и немалая пенсия за выслугу лет, что для футболиста, который не знает, как сложится жизнь, когда закончит играть, тоже немаловажно. Я бы уже давным-давно ее получал, дослужившись до полковника. Так, может, зря я тогда?.. Нет, и сейчас, хоть с возрастом человек делается практичнее, стою на том же – не зря. Не только ребятам бы изменил, нашей дружбе, но невольно и спартаковским принципам, которыми мы дорожили. Новая команда, новое окружение – это, как говорится, другая форма для отливки. И человеком я, наверное, был бы сейчас несколько иным. Не жалею, что остался спартаковцем.