Дмитрий Харитонов - Лобановский.Послесловие Страница 2

Лобановский — не только грозный и суровый ВВЛ, не только тренер, который, складывается такое впечатление, великим был всегда! Он был еще и просто человеком. Отцом, который приводил за ручку в садик маленькую Светочку, расточал комплименты и улыбки воспитательницам, даже подарки им дарил… Но… Эта сторона жизни всегда оставалась как бы за кадром. Он сам ее там оставлял, не пуская никого в свою личную жизнь категорически!

В знаменитом древнекитайском трактате «Тридцать шесть стратагем», первоначально ходившем среди членов тайных обществ Китая, содержатся секреты победы над любым противником и в любых обстоятельствах. На протяжении многих веков эта книга доступна только избранным — она считалось ключом к жизненному успеху и к тайнам судьбы.

Одна из ключевых стратагем гласит:

«Золотая цикада сбрасывает чешую».

Всегда сохраняй уверенный вид.

Не допускай изъянов в своей позиции.

Так можно не позволить союзнику поддаться страхам.

И не дать противнику повода предпринять нападение.

Мы не можем категорически утверждать, что ВВЛ был знаком со старинными восточными рецептами жизненного преуспевания, но, право же, своей уверенностью в себе, абсолютной непоколебимостью в своем тренерском кредо («самое красивое на табло — это счет»), умением держать удары судьбы — он не оставлял сомнений в том, что постиг самые потаенные секреты не только футбола, но и жизни.

Ни у одного из советских и постсоветских футбольных тренеров не было такого количества спортивных трофеев и выдающихся побед…

Но ни у кого не было и такого количества рубцов на сердце от беспощадной и очень часто несправедливой критики.

Его обвиняли в чрезмерной академичности и преклонении перед Его Величеством Результатом, в договорных матчах и «выездной модели», в отсутствии зрелищности в динамовской игре и в немыслимых для обычного человека физических нагрузках, которым он подвергал игроков.

Его обвиняли в том, что он превратил незаурядных футболистов в винтики и колесики бездушного механизма для добывания турнирных очков и чемпионских титулов, в том, что он игнорировал пресс-конференции и выказывал явную неприязнь к журналистской братии.

Так почему о ВВЛ пошла такая слава? Только ли из-за нелюбви к журналистам? Только ли от манеры изображать из себя сфинкса? (В молодости Лобановский еще живо реагировал на происходящее на поле, потом стал только раскачиваться на тренерской скамейке, а в последние годы просто сидел неподвижно, даже не меняя выражения лица. Одна английская газета прокомментировала это следующим образом: «Валерий Лобановский выглядел как приговоренный к ссылке на сибирские рудники. Или как тот, кто может приговорить!»)

Вместе с тем ВВЛ был вполне нормальным человеком, ценившим и соленую шуточку, и острое словцо, особенно если оно было сказано в адрес кого-то из тренеров или игроков, которых Валерий Васильевич не особо жаловал (а таковых было абсолютное большинство — Лобановский и в 80-х был уверен, что в стране максимум человек пять разбирается в футболе и понимает его. С развалом Советского Союза и обретением Украиной независимости это число, наверняка, уменьшилось).

Он мог с удовольствием провести время в хорошей компании и, несмотря на весь свой неприступный вид, весьма привязывался к тем людям, с которыми ему приходилось работать.

Валерий Васильевич умел быть добродушным, веселым и заботливым. Вот только круг людей, которым его тепло и симпатии были доступны, на кого они распространялись, оставался крайне узок и с годами только уменьшался. Слишком высокие требования предъявлял ВВЛ к своим близким или к тем, кто претендовал называться таковыми! Кое-кто попадал в этот «ближний круг». Большинство, подавляющее большинство пребывало далеко за его пределами. Отсюда и прозвища: Железный Полковник, Ледяная Гора.

А что касается поведения на скамейке, то Лобановский принципиально не хотел играть на публику.

«Понимаете, — объяснял он, — и я мог бы, как Трапаттони (бывший тренер сборной Италии, славившийся темпераментным поведением во время футбольных матчей), заложить в рот два пальца, свистнуть молодецки да запрыгать вокруг запасных игроков. Прокричать что-нибудь футболистам на поле… Мог бы, по крайней мере, раньше — в 80-х. Но зачем? Все это исключительно игра на публику. Спецэффекты… Кто-то полагает это необходимым. Я — нет.

Все должно быть разумно. Зачем кричать, если футболисты все равно тебя не услышат в гуле трибун, а указания можно передать капитану? Зачем скакать, если это ничего не убавит и не прибавит к происходящему на поле? Поэтому позиция тех, кого удивляет моя «неподвижность», тех, кто чуть ли не требует от меня подражать другим тренерам, видится мне странной. То, что я не реагирую, быть может, столь живо — лишь внешнее впечатление. Я предпочитаю держать эмоции внутри. Кроме того, боюсь навредить делу, дав чувствам преждевременную свободу. Выскажу сгоряча мнение о чьей-то игре, обижу человека — а потом анализ, расшифровка ТТД покажут, что я был не прав, что доверился обманчивому впечатлению. И как потом прикажете поступать?»

Хотя… Таким спокойно-отстраненным (с почти безжизненным выражением лица в последние годы руководства «Динамо» и сборной) он был далеко не всегда. В документальной хронике середины семидесятых годов (особенно в международных матчах) Лобановский запечатлен нервно срывающимся с тренерской скамейки, возбужденно подсказывающим что-то своим игрокам и торжествующе размахивающим руками после взятия ворот противника — подобно Робинзону Крузо, увидевшему, после долгих лет заточения на безлюдном острове, силуэт корабля на горизонте!

Кстати, бывший футболист днепропетровского «Днепра» Владимир Сергеев вспоминал, что в начале своей тренерской карьеры Лобановский «орал ужасно — очень нервный был человек. Нормально психовал — так и должно быть. Когда он повышал голос после первого тайма, на нас это иногда влияло — брали инициативу в свои руки. Он — футбольный аналитик, который умеет настроить людей на полную самоотдачу в игре».

И в этом тоже был весь Лобановский. Иногда он все же давал себе волю — извините, но в большинстве случаев, при оценке коэффициента полезности того или иного игрока, можно и без подсчета тактико-технических действий обойтись. Потом, вероятно, жалел. И замыкался в себе еще больше.

Кстати, его былая категоричность в жизненных оценках сильно пошла на убыль после нескольких лет работы на Востоке — выдержка и мудрость приходили с годами и жизненным опытом.

«Опыт» — это слово, которым люди называют свои ошибки.

Лобановский не любил признавать ошибки, но всегда учился на них.

Была у ВВЛ еще одна любопытная черта. Он всячески избегал односложных и однозначных ответов вроде «да» или «нет». Но при этом обязательно должен был убедиться, что собеседник проникся его точкой зрения! Котэ Махарадзе вспоминал, как однажды имел неосторожность спросить Лобановского, почему он в матче с Бельгией на ЧМ-86 сделал те, а не эти замены. ВВЛ отвечал ему минут сорок, причем начал с истории бельгийского футбола…

С популярнейшим грузинским телекомментатором солидарен и президент Федерации футбола Украины, в недавнем прошлом почетный президент киевского «Динамо», человек, вернувший Лобановского в Украину, — Григорий Суркис: «Бывало так: он объясняет, объясняет, все уже согласны, но он продолжает — да на моем месте уже воронка должна была образоваться, а он все убеждал и убеждал!»

BBЛ выстрадал свою жизненную позицию. Правда, он иногда путал действия друга, искренне желавшего раскрыть ему глаза на что-то (пусть даже неправильно!), с вражьими происками. Например, «рука» Москвы виделась ему повсюду. Что ж, и для этого были основания — повоевать со спортивными чиновниками Валерию Васильевичу довелось от души, и получал он от этой самой Москвы, подозрительно на него косившейся, неоднократно. В результате — хроническая неприязнь, к примеру, к Владимиру Маслаченко. При встрече ВВЛ восклицал: «А-а, Володя! А ты все так же ничего не смыслишь в футболе!..» Позже, в кулуарах: «Маслаченко не любил и продолжает не любить киевское «Динамо»!» Его пытались переубедить: «Да как может Маслаченко любить или не любить «Динамо»?! Для Маслаченко футбол отнюдь не вопрос жизни и смерти — он слишком любит жизнь и простые человеческие радости. Владимир Никитович, один из лучших вратарей Союза, достаточно сделал в своей жизни, чтобы на старости лет славно отдохнуть, и потому зимой он катается на лыжах, а летом — на яхтах, между делом ведя футбольные репортажи. И то, что он порой недоумевает по поводу игры и тактики вашей команды, вовсе не повод приписывать ему мифическую неприязнь к «Динамо» вообще!»

Мы глубоко сомневаемся, что Лобановский позволял себе услышать хоть слово из вышесказанного. Он не мог и не хотел принимать подобного. Для него-то футбол был как раз по Биллу Шенкли — не дело жизни и смерти, а гораздо больше. И жизнь, и смерть!