Мария Николаева - Практика хатха-йоги: Ученик без «тела» Страница 21

Подключиться к буддийским потокам, на которых осуществляются простирания, мне удалось наилучшим образом на досках для простираний возле Бодхи в Катманду, отполированных коленями многих поколений буддийских монахов и праведных мирян. Скоро собирание и разбирание «древа» стало как бы нанизываться на разворачивание и сворачивание яркого света, самопроизвольно возникавшего и рассеивавшегося в представлении. Для подсчета простираний я пользовалась традиционными четками, смещая по одной бусинке на нити после каждого простирания, что позволяло обходиться без счета в уме. В четках 108 бусин, и нетрудно заметить, что одного круга в день достаточно, чтобы завершить практику за три года, а при трех кругах вполне хватает одного года. Три круга при замедленном и внимательном выполнении занимают час, поэтому практика прекрасно настраивает сознание и не приводит ни к каким ломкам, нередким в режиме ретрита. Так и Сурья-намаскар — основа для виньясы тоже повторяется 108 раз в «зимнем» варианте. Движения простираний имеют несколько вариантов, которые все же отличаются от йогической виньясы, но я не стану их приводить. Эффект очищения сознания накапливается при таком подходе постепенно, но он весьма устойчив.

Год спустя я снова оказалась в Катманду — и снова встретилась с завершившим ретрит и официально признанным Ламой Хозёром. Проведя в пещере целых восемь месяцев, выполняя наиболее сложные завершающие медитативные практики, он выглядел уже значительно просветлевшим. Благодаря его помощи мне удалось получить объяснения остальных трех подготовительных практик, с особенно подробными объяснениями второй из них, к которой мне предстояло перейти в своем личном взаимодействии с буддизмом. Они стояли гораздо ближе к практикам истоков хатха-йоги, а именно, в самой общей форме их можно представить как мантру (ваджрасаттва), пуджу (подношение мандала) и шактипат (гуру-йога). Таким образом, достаточно очевидно, что четыре практики состоят в утончении воздействия на практикующего, начиная с физических движений, проходя через очищение речевых структур и личное выражение преданности, и доходя до непосредственного восприятия духовной силы сознания. В итоге, они действительно подготавливают к основной практике в данной школе буддизма — махамудре, которая в пределе тождественна шуньяте. Махамудра — это процесс осуществления пустоты, а шуньята — сама пустотность, осуществление которой и дает полную власть над телом. Четыре предварительных практики очищают протекание состояний в теле, поднотавливая его в качестве сосуда для Пустоты.

Проведя лето в Ладакхе, где сохранились древнейшие монастыри тибетского буддизма, еще год спустя после последнего визита в Непал я оказалась уже в Китае. К превеликому удивлению без специальных усилий я обнаружила там живую преемственость школы карма-кагью. При посредничестве американки, владевшей китайским, мне довелось пообщаться с мастером ваджраяны в монастыре, который служил резиденцией главы данной школы во всем Китае. Если меня интересовали наставления в махамудре и объяснения последовательности практики, то ему, в свою очередь, было интересно узнать, что дает практика йоги. В ответ на прямой вопрос он ответил, что ничего не имеет против занятий йогой, и по его мнению, это просто вопрос достаточного количества времени на завершение нёндро и приближения постижения махамудры. Примечательно, что он лично втречался с Ламой Фунцоком, от которого я получила передачу на нёндро. После этой встречи я посетила еще несколько монастырей карма-кагью и других школ в Тибете, но это уже отдельная долгая история.

Хатха-йога в медитационных центрах

Среди западных практикующих хатха-йогу, посещающих Индию и близлежащие страны, принято периодически посещать буддийские медитационные центры (особенно випассаны), чтобы посвятить какой-то период исключительно медитации, временно прекратив выполнение асан, кроме Падмасаны. Обычай чередовать практику хатха-йоги с медитацией в буддийской традиции превратился в явление вполне обычное, а постепенно его заметили и принялись учитывать создатели центров, ориентируясь на западных учеников. Так, всего около десяти лет назад в буддийском центре «Тушита» в Дхармсале (Гималаи), где я проходила месячный медитационный ретрит, никто даже не упоминал об асанах, а сейчас побывавшие там свидетельствуют, что под занятия хатха-йогой выделены часы. Подобные смешанные программы широко распространены на Шри Ланке — в буддийской стране, где йога не является исконной составляющей традиционной духовной культуры. Шри-Ланка еще сохраняет классическую тхераваду, распространенную в странах Юго-Восточной Азии, особенно в Бирме и Таиланде, о чем речь пойдет ниже. Там традиция випассаны сохраняется в монастырях в столь чистом виде, что никакое смешение с хатха-йогой даже не упоминается, тогда как современные центры на Шри-Ланке оно стало неким весьма ощутимым «камнем преткновения».

«Ни в Индии, ни в Непале противоречия между йогой и буддизмом нет, тогда как на Шри Ланке оно есть!» — заверил меня дежурный менеджер при регистрации в офисе буддийского медитационного центра Ниламбе. Тем не менее, в программе центра значилась хатха-йога, причем дважды в день — утром и вечером, а занятия проводились в том же помещении, что и медитации. Хотя занятия йогой входят в официально утвержденный распорядок дня, в центре нет постоянного инструктора, а существует система смены «волонтеров». Поскольку среди западных «медитаторов» всегда находятся два-три опытных учителя хатха-йоги, им предлагают проводить занятия, сменяя друг друга, а если добровольцев на роль временного инструктора не находится, то это время отводится под самостоятельную практику. И все же практиковать можно только в указанное время и лишь в помещении, а все попытки выйти с ковриком на горный склон пресекаются на том основании, что это все же центр для медитации, а не йоги. Конечно, уровень обучения асанам при таком подходе невысок, но ведь и само обращение к йоге носит здесь по сути прикладной характер.

Практика асан вписывается в контекст непрерывной медитации, не нарушая образа жизни в целом. Центр Ниламбе расположен неподалеку от города Канди в горной местности среди чайных плантаций. Всего в рассыпанные по склону небольшие домики вмещается одновременно несколько десятков человек, и каждому предоставляется отдельная либо двухместная комната. Длинное приземистое строение с небольшими окошками только в одной из стен служит местом общего сбора как для медитации, так и для занятий йогой. В центре нет электричества, и в темное время суток пользуются свечами и фонариками, а также требуется сохранять полное молчание весь день. Подъем по звуку гонга, и в пять часов утра все бесшумно собираются в зале и сидят неподвижно первый час, а далее целый день групповые медитации чередуются с перерывами на еду и другие виды «медитации», которые включают в себя карма-йогу, уединенные размышления, чтение в библиотеке, созерцание заката, пение мантр, вечернюю беседу. Таким образом, сами занятия хатха-йогой по утрам и вечерам, «обрамленные» всевозможными медитациями, совершенно естественным образом воспринимаются как медитация на теле.

Хатха-йога включена в программы и других буддийских центров на Шри-Ланке, например, медитационного центра Левелла, где проводятся одномесячные затворничества для мужчин. Однако самым неожиданным оказался опыт Франсуа Шаю — инструктора по йоге из Франции, относящегося к не такому уж редкому типу «странствующего йога-тичера». Годом ранее я встречалась с ним в Ришикеше, где он преподавал шивананда-йогу в ашраме, затем в Майсуре, где он сам изучал аштанга-виньяса-йогу, а после до меня доходили слухи о нем из самых разных мест как преподавателе современной хатха-йоги. И вот, к своему крайнему удивлению, я обнаружила его в центре Ниламбе, куда он только что прибыл после года, непрерывно проведенного в бирманском лесу в роли буддийского монаха (в буддизме можно принимать монашество на какой-то определенный период). Оказалось, что даже среди лесных отшельников в стране с древней буддийской культурой тхеравады и менее связанной с Индией, нежели Шри-Ланка, ныне существует интерес к хатха-йоге. По лесу распространялись слухи о том, что он учит йоге, и к нему периодически приходили монахи, чтобы осваивать асаны и пранаямы. Так, взаимопроникновение традиций можно считать далеко не поверхностным. Однако, впоследствии мне удалось убедиться в чистоте тхеравады в тайских монастырях, где внимание к телу делает хатха-йогу просто избыточной.